Глава 2
Дом, в котором располагалась семья Жаровых, друзей Алика, находился где-то в Хорошевском районе. Это был один из тех домов, которые окружают зелёные лапы исчезающей природы. К таким пятиэтажкам Алик давно испытывал глубокую любовь. Наверное, за их простоту и внешнюю непривлекательность, но внутренний уют и тепло, низкие потолки их квартир. Это чувство было знакомо ему со времён их с бабушкой чаепитий в её маленькой однокомнатной квартирке на Кантемировской. Он хорошо помнил и вишню, свисающую на до неприличия маленький балкончик, заставленный кроме того какими-то банками, салазками, резиновыми сапогами и калошами, к тому же не имеющими пар. Помнил он и пение птиц, тех великолепных пташек, которых не слышит больше он с того времени, как отделился от милой своей престарелой воспитательницы, которая навсегда останется в его памяти как самый близкий и единственный его родственник.
Отец Алика был евреем. Разведясь с матерью маленького Алёши, немедленно эмигрировал на историческую родину своего высокомерного народа. Через год умерла мать Алика от лейкоза, тяжело и мучительно. С десяти лет юный, начинающий художник, названный при рождении Алексеем, Алёшкой, поселился у своей доброй бабки по отцовской линии. Старая еврейка, по имени Фаина достойно заменила мальчику родителей: дала хорошее образование, приучила и к книгам, и к краскам. Их исчерпывающее взимопонимание длилость до двадцать седьмого дня рождения Алика. Умер брат старой Фаины, и освободилась его скромная коморка, окна которой отражали безрадостный и не меняющийся со сменой времён года пейзаж платформы с рыбьим названием. И тогда печальный художник занял её, разложив блеклые полотнища картин того времени и ещё не использованные холсты. Умерла и еврейская бабушка, единственное звено, связывавшее Алика с роднёй отца. Не стало Фаины – прощай, тёплый, дивный Израиль! Прощайте, полуразрушенные столбы и колонны, прощай, так и не открытая Тора! Прощай просторный и отремонтированный дом отца, про который он писал в детстве сыну; писал он и о своей жене, миловидной безоговорочно послушной евреечке, имя которой забылось также, как и детские мечты о доброй и заботливой мачехе, как и вообще редкие отцовские письма. Связь с еврейским миром держалась засчёт нечастых рассказов бабушки о родне, об отце, о городе Биершеве, в котором протекала жизнь лженезависимого народа. Умерла Фаина…застыла на время жизнь…Но через время потекла снова, как кисель, тянулась и тянулась…