Это цитата сообщения Ирина_Бебнева Оригинальное сообщение
Воронеж Осипа Мандельштама
http://botinok.co.il/node/38785
Главная » Блоги » Блог: Santana
Ботинок Ботинок
«…Отдай меня, Воронеж!»
"Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца"…
С этих строк началось скитание Мандельштама по ссылкам и лагерям. 1934-37 годы он провел в Воронеже, в наказании изгнанием. «Изолировать, но сохранить», - такое распоряжение поступило с самого верха. Сегодня я гуляю по мандельштамовским местам Воронежа.
Лишив меня морей, разбега и разлета
И дав стопе упор насильственной земли,
Чего добились вы? Блестящего расчета:
Губ шевелящихся отнять вы не могли.
Купленные в Воронеже простые школьные тетради заполнялись быстро ложившимися строками стихов.
Где больше неба мне – там я бродить готов,
И ясная тоска меня не отпускает
От молодых ещё, воронежских холмов –
К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.
Анна Ахматова навестила поэта в феврале 1936 года:
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед,
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
Особенно тревожно стало Мандельштаму в январе 1937 года. Он задыхался…
О, этот медленный одышливый простор –
Я им пресыщен до отказа!
И отдышавшийся распахнут кругозор –
Повязку бы на оба глаза!
И тогда же - это - страшное - о Воронеже и воронежцах:
Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок...
От замкнутых я, что ли, пьян дверей? -
И хочется мычать от всех замков и скрепок.
И переулков лающих чулки,
И улиц перекошенных чуланы -
И прячутся поспешно в уголки
И выбегают из углов угланы...
И в яму, в бородавчатую темь
Скольжу к обледенелой водокачке
И, спотыкаясь, мертвый воздух ем,
И разлетаются грачи в горячке -
А я за ними ахаю, крича
В какой-то мерзлый деревянный короб:
- Читателя! советчика! врача!
На лестнице колючей разговора б!
Гораздо тяжелее, чем безработицу и неустроенность быта, воспринимал Мандельштам свою вынужденную изоляцию. Жена поэта вспоминала: "О.М. мучительно искал, кому бы прочесть стихи... Однажды он отправился со мной к какому-то воронежскому писателю, кажется, к Покровскому. Покровского дома не оказалось, а может, он со страху спрятался, что было вполне естественно" (угланы спрятались поспешно в уголки!). Однажды Мандельштам кинулся к телефону-автомату и читал новые стихи следователю НКВД, к которому был прикреплен: "Нет, слушайте, мне больше некому читать!"
В апреле 1937 года Мандельштам писал Чуковскому: "Я поставлен в положение собаки, пса… Меня нет. Я – тень… Нового приговора к ссылке я не вынесу. Не могу".
Я около Кольцова
Как сокол закольцован…
****
Я семафор со сломанной рукой
У полотна воронежской дороги…
В маленьком одноэтажном домике по ул. Линейной удобств никаких не было. Две кровати, стол, какой-то нелепый длинный чёрный шкаф и старая, обитая дерматином кушетка:
Это какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чортова –
Как ее ни вывертывай,
Криво звучит, а не прямо.
Мало в нем было линейного,
Нрава он не был лилейного,
И потому эта улица
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама...
Кстати, улицы Мандельштама в Воронеже до сих пор нет. Улица Линейная, на которой жил поэт и которую он в стихотворном завещании видел названной своим именем, была-таки переименована. В улицу Швейников. Назвать ее именем Мандельштама власти отказались, сославшись на отсутствие средств.
Холодными осенними сумерками иногда вдруг попадаешь в Воронеж Мандельштама. Словно навстречу тебе идет немолодой человек среднего роста с прямой, почти военной выправкой, голова несколько закинута назад, на руке висит неизменная палка, на которую он никогда не опирается. Он необъяснимо элегантен в старом неотглаженном костюме. Вид у него независимый и непринужденный. .«Меня преследуют две-три случайных фразы»…
Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь,-
Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож...
Не отпускает…