Просёлочная дорога, которая вела меня всегда вникуда, но я верила, однажды произойдёт что-нибудь эдакое. Однажды эта разбитая в хлам дорога меня приведёт к чему-нибудь важному, у меня хватит сил по ней дойти до самого конца, мимо раздавленных гусениц и бабочек, мимо дичков и разросшихся кустов, вдыхая запахи иван-чая и полыни. Под нещадно палящим солнцем, под писки чибисов, под гул изредка проезжающих машин, под крыльями пролетающих над головой аистов, под взмахи их огромных крыльев, обдуваемая южным ветром, в летней короткой развивающейся юбке и прозрачных шлёпках. Шагом ли, подпрыгивая ли, напевая ли себе под нос что-нибудь. По этой дороге, с испарившимися лужами, со стрекозой на волосах, пиная камушки под ногами. С теми полузрелыми камышами в канаве, с вызревшей на обочинах земляникой, колючей ежевикой и пронырливыми кротами. С этими нависающими надо мной перьевыми облаками, с этим гулом отдалённой трассы, с мыслями о том, что в этом реденьком бору должно быть уже вызрели на нашей тайной поляне масса наших тайных грибов. С секретами в своём сердце, с воспоминаниями в своей голове.
Я верила.
Я дойду.
Но этим летом я едва ли зашла за знак названия этой деревушки. Бессильно упав голыми коленями на неотёсанный гравий, я плакала. А ветер размазывал слёзы по щекам в разные стороны, шатая фигуру из стороны в сторону. Солнце словно извиняясь забегало за тучи, как-то мягко, нежно, робко падая на ладони. Чибисы молчали, да и аисты не смели своими крыльями нарушить поселившуюся тишину внутри меня, тишину, кроме которой я ничего не могла больше слышать. Словно вся природа пыталась как бы нашептать на ушко: "ну знаешь, ты ведь знала... извини".
Я дошла до конца по этой дороге.
В самом её конце было кладбище, на котором я похоронила горячо любимого мною человека.
Я - то знала, но я верила.