Дорога вчера была слишком длинной. Темнота растянула её настолько, сколько позволили сцепленные пальцы. Светили фонариком, чтобы не наступить в лужу, и за нами плыли по иссохшей траве две черные тени – до самой церквушки, до поворота. Слов моих не было, зато чужих плясок под тёмным небом хватало с избытком. Эта радость так проста, что хочется плакать и на вопросы «почему ты грустишь» я не нахожу вразумительного ответа. Наступление ночи пугает – до дрожи в руках, до беспокойных взглядов на часы. Я легла спать в двенадцать часов, так рано не бывало еще с кануна Рождества, за которым последовал тот самый день. Должна исполниться моя мечта, но вместо радости я депрессую и не хочу больше просыпаться по утрам. У меня есть доказательства моего прошлого, они материальны и замечательно складываются в слова. У меня есть доказательство того, что природа или бог, или кто-то там еще иногда ошибаются – это я сама. Я – тот самый ёжик, который воет, хотя ёжикам не положено выть.
А еще вот что странно: что-то всех тянет на кладбище и они обязательно зазывают туда и меня. Пойти? Вечера дома я не выдержу. Все за, и одно против: эти лица не вызывают энтузиазма. Нельзя откапывать своих старых покойников и выпускать былое из сундука. Но там давно ничего нет, все истлело, и можно запустить руки в пепел и просеять его сквозь пальцы, когда время или место вновь совпадёт с ощущениями. Я в раздумьях… Почему только все весны так похожи? Лишь несколько выбивающихся из ряда обстоятельств, да пара сказок и два десятка новых бед. А в целом всё по-прежнему…

Музыка: Ensiferum – Goblins' Dance
Настроение: пью валерьянку – придется разговаривать с людьми

22 марта 2007