Уже который день я не покидаю больничной палаты… господи, за что? за что ты сделал это с ней? И ведь и не было ничего, просто в один вечер она осела…растаяла на глазах…
Она почти не двигается теперь. Врачи сказали, что, возможно, она не выживет. Они говорили, говорили, говорили, а я так ничего и не понял. Только сейчас, спустя два дня, до меня дошел весь смысл сказанных ими слов. И эта мысль, осознавание того, что любимый человек уходит, было не просто мукой, но было зияющей пустотой, словно что-то вырвали из груди, поместили на кушетку, перед которой я сейчас стою на коленях, и заставляют меня уничтожить это. Я тихо сжал маленькую, едва теплую ладонь. Я вспомнил, как нам было весело и хорошо вместе. Я вдруг отчетливо вспомнил, как она появилась на свет, вспомнил, как она всегда смотрела на меня своими серыми глазами, как подходила и обнимала своими кукольными ручками за шею, тихо шепча на ухо: «я тебя люблю, папа». Я вспомнил ее красивое лазурное платьице, которое я подарил ей, вспомнил те игрушки, которыми была заставлена ее комната, вспомни…
- Папа, - полный боли и страдания голос отвлек меня от воспоминаний, моя малышка очнулась. – Ты здесь?..
- Да, солнышко, я тут, - быстро отозвался я, покрепче сжав ее ручку, чтобы она почувствовала тепло моего тела.
- Мне больно, - и эти слова как нож вспороли мое сердце, я не выдержал, и пара слез скатилась по мои щекам, давая выход переполнявшего меня страдания. Я знал, что поможет ей, я знал, но я не мог…я не мог…
- А ты помнишь, помнишь, как мы вместе гуляли? Помнишь маму? – она отрицательно покачала головой, конечно она не помнила ее, ей было всего полгода, когда…когда… - Ты очень на нее похожа, она тебя так сильно любила…
- Я хочу к ней…
- Солнышко… - я запнулся, я не мог, нет, ну почему я?..
- Да, папа?..
- Вы будете вместе, я обещаю, - слабая улыбка на ее изнеможенном лице была дороже всего, я был готов продать душу Дьяволу, лишь бы страдания моего ребенка прекратились бы, лишь бы все это обратилось страшным сном…
Ее нежные черты вновь осквернила гримаса невыносимой боли, и я ввел ей немного успокоительного, которое доверили мне врачи. Потихоньку страдания отхлынули, и она снова погрузилась в полный беспокойства сон, оставив меня снова наедине с мыслями.
Конечно я понимаю, что она не переживет эту ночь, я почему-то точно это знал. Я так же знал, что смерть будет долгой и мучительной, но я не мог…я не мог…это все равно что убить…хотя нет, это и есть убийство, а я не мог…
За всеми этими размышлениями я погрузился в полудрему, где постоянно появлялось ее лицо…она играет на площадке, а я и жена смотрим на нее, она смеется, ее голос звонко разливается по площадке, наполняя все мистической радостью, словно ангел спустился с небес. Потом она подходит, обнимает меня и шепчет на ухо: «сделай это».
Я проснулся так же резко, как и заснул и увидел пару серых блестящих от слез глаз, что в упор смотрели на меня.
- Как ты, солнышко?
- Пусти меня к маме.
- Но милая, ты же…
- Я слышала, что говорили врачи…
- Я не могу…
- Знаешь, сейчас мне полегчало, но это не надолго…когда боль уходит, я словно попадаю в рай, мне так хорошо…мне никогда не было так хорошо…сделай так, что бы не было боли.
- Я…я…
- Пожалуйста…
Я не мог ответить, просто не мог. Слезы лились нещадным потоком, руки дрожали как в лихорадке. Это же мой ребенок! Мое дитя! Моя любовь!
Он этих мыслей меня отвлек стон, какого я еще не слышал. Новая порция боли просто сжигала ее, и я почему-то точно осознал, что просветления больше не будет. И я сделал то, что она попросила. Полный шприц успокоительного. Ее лицо в момент просветлело, она медленно улыбнулась, в глазах блестели искорки надежды и счастья:
- Я люблю тебя, папа…
В горле стал ком, я не мог говорить. Да и слова были не нужны. Писк мониторов превратился в одномерный звук, ее рука тихо выскользнула из моих. Улыбка застыла на ее ангельском личике. А я так и стоял над ней, не в силах пошелохнутся, не в силах сделать хоть что-то, ведь все что можно было уже сделано