В ночь с 16 на 17 июля 1918 года был расстрелян Николай II - последний российский император (брата Михаила, в пользу которого Николай отрёкся от престола, я не беру в расчёт - Михаил так и не был официально коронован).
Итак, последний российский император. Сегодня во многих СМИ - как оффлайновых, так и сетевых - появились статьи, посвящённые ему. Естественно, многие из этих статей - процентов на девяносто представляют из себя обычную политпропаганду разных направлений. Поэтому писать о жизни, царствовании, обстоятельствах отречения, ареста и расстрела я не буду: это сделают и без меня, причём очень многие, так что каждый сможет выбрать статью по вкусу.
Мне же хотелось бы обратить внимание на два обстоятельства.

1.
Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе.
1-е послание к Коринфянам (1 Кор. 15:41)

Как сторонники монархии, так и её противники (а точнее, наверное, было бы сказать - как противники СССР, так и его сторонники) - почти все так или иначе обращают внимание на тот факт, что Николай II в 2000 году канонизирован Русской Православной церковью как мученик и страстотерпец. Я же хочу обратить внимание вот на что.
В истории России было немало правителей, позже причисленных к лику святых. Вспомним хотя бы святого благоверного князя Димитрия Донского, святого благоверного князя Даниила Московского, святого благоверного князя Александра Невского, святого благоверного князя Михаила Тверского... особо хотелось бы обратить внимание на последнего в моём списке: святого благоверного князя Михаила Тверского, который во время своего визита в Орду был арестован и позже убит. Но он - как и все перечисленные мной князья - почитается как благоверный, а Николай - как мученик и страстотерпец.
В чём разница? Благоверные правители прославлены в лике святых за свою праведную жизнь, а страстотерпцы и мученики - за то, что они претерпели страдания за веру. То есть Николай II был канонизирован не за своё правление, а именно за последний этап своей жизни - за то, как он переносил арест и за то, как он встретил смерть. "Церковная позиция здесь была вполне ясная: канонизирован был не образ правления Николая Второго, а образ его смерти, если хотите, ухода с политической арены. У него ведь были все основания для того, чтобы озлобиться, остервениться, последние месяцы своей жизни, находясь под арестом, кипеть злобой и обвинять всех и вся. Но ничего этого не было. У нас есть его личные дневники, дневники членов его семьи, воспоминания охранников, слуг, и, мы видим, что нигде нет ни тени желания отомстить" - это уже слова протодиакона Андрея Кураева.

Период же правления императора и вообще его жизнь до ареста при канонизации оказалась "вынесенной за скобки" - и её оценка остаётся делом историков, а отношение к царствованию Николая II - по большому счёту, личным делом каждого.

2.
Второй аспект, на котором хотелось бы остановиться - это раздающиеся призывы "покаяться в грехе цареубийства, который лежит на русском народе". Собственно, тут я просто процитирую анлгийского писателя К.С.Льюиса (выделение в тексте моё):
Как и в чем они его [ бремя вины за политику государства - Н.П.] разделяют, мне не совсем понятно. Почти все они были детьми в ту пору, когда Англия принимала решения, ставшие причиной в нынешних наших несчастий. Наверное, они каются в том, чего не совершали.

[...]

Англия — не сила природы, а сообщество людей. Когда мы говорим о ее грехах, мы имеем в виду грехи ее правителей. Молодые каются за ближних — чем не ближний, скажем, министр иностранных дел! Покаяние же непременно предполагает осуждение. Главная прелесть национального покаяния в том, что оно дает возможность не каяться в собственных грехах, что тяжко и накладно, а ругать других. Если бы молодые поняли, что они делают, они вспомнили бы, надеюсь, заповедь любви и милосердия. Но они понять не могут, потому что называют английских правителей не «они», а «мы». Кающемуся не положено миловать свой грех, и правители тем самым оказываются за пределами не только милости, но и обычной справедливости. О них можно говорить все что захочешь. Можно поносить их без зазрения совести и еще умиляться своему покаянию.