— Видишь? — сказала Алена. — Целы твои бутылки. Ничего с ними не случились. Так что будешь алкоголить весь отпуск.
— Поняла? — сказал гордый Паше Соне. — Вот вискарь в правильные бутылки разливается. Ее как хочешь об пол шваркай. Ничего не случится. А твоя паршивая кактусовка тут же бы разбилась.
— Да и твой виски разбился, если бы не пакет, — лениво ответила Соня.
— Что ты сказала? — возмутился Паша. — Да эта бутылка не разобьется, даже если ее об стену швырнуть!
— Разобьется.
— Никогда!
— Ну, швырни, попробуй, — подзуживала приятеля Соня.
— Что я, дурак, что ли? — сразу успокоился Паша. — Но я тебя точно уверяю, что и без сумки бутылка не разобьется.
С этими словами он присел, взял бутылку в вытянутую руку и аккуратно отпустил. Соня только было хотела сказать, что эксперимент в любом случае будет признан недействительным, потому что Паша присел, так что сосуд вообще падает на пол с высоты каких-то жалких десяти сантиметров, но в этот момент бутылка упала на пол и у нее аккуратно отвалилась дно. У ног Паши мгновенно разлилось маленькое висковое море.
— Опа, мать, — печально сказал Паша.
— Не то слово, — подтвердила Соня. — Я предлагаю немедленно заявить протест в английское посольство. Что это за дела, в конце концов? Совсем непрочная посуда. Эдак ее на стол поставишь, а она развалится.
Паша молча взял бутылку без дна и ушел в магазин.
— Зачем он бутылку взял? — поинтересовалась Соня у Алены. — Ему же ее в любом случае не обменяют.
— Ты что, — спросила Алена, с любопытством глядя на Соню, — своего приятеля не знаешь? Ему чего хочешь обменяют.
— Да ладно тебе, — усомнилась Соня. — Готова поспорить, что не обменяют. Он же сам бутылку разбил. Пошлют его, и все дела.
— На что спорим? — деловито спросила Алена.
— Ну, не знаю, — пожала плечами Соня.
— Давай на американку, — предложила Алена.
— У меня нет знакомой американки, — растерянно ответила Соня.
— Блин, Соник, ну это же так называется, — поразилась её неосведомленности Алена. — Спорить на американку — это значит спорить на желание.
— А на какое желание? — поинтересовалась Соня.
— На любое, — сказала Алена и, прищурившись, посмотрела на Соню.
— А-а-а-а-а, — ответила Соня. — Ви в ЭТОМ смысле! Ну если на любое — тогда я согласна. Вот если бы не на любое, тогда я бы еще подумала...
— Слушай, — поинтересовалась Алена. — А чего вы с Павликом все время повторяете «ви в ЭТОМ смысле»? Я его спрашивала, а он только хихикает и ничего не рассказывает. Это что, история какая-то?
— Да нет, — сказала Соня. — Просто старый анекдот. Идет грузин по улице, смотрит — мужик на асфальте лежит. Грузин подходит к нему и спрашивает: «Пьяный?» Мужик не отвечает. «Больной?» — снова спрашивает грузин. Мужик молчит. Грузин его брезгливо переворачивает ногой, а у мужика в боку кинжал торчит. «А-а-а-а-а, — говорит грузин. — Ви в ЭТОМ смысле!»
Алена засмеялась. В этот момент из магазина вышел чрезвычайно мрачный Павел, который нес полную бутылку с текилой и малюсенькую бутылочку с «Кампари».
— Вы представляете, — обратился он к девушкам, — отказались обменять. Сказали, что я сам разбил...
— Так ты сам и разбил, — вставила Алена.
— Это не имеет значения, — возразил Павел. — Могли бы и пойти навстречу постоянному покупателю. А так пришлось новую бутылку покупать, — пожаловался он. — В знак моральной компенсации выдали только вот этот пузырек с «Кампари». Ну не гады?
— Видала? — сказала Алена Соне. — «Кампари» он все-таки из них вытряс. Так что ты мне должна американку.
— Почему это ей американку? — возмутился Паша. — Что она с ней делать будет? Лучше мне давайте американку. Я ее буду учить русскому сексу.
— Это как? — подозрительно осведомилась Алена. — Под забором в телогрейке?
— Ничего себе наезды! — оскорбился Паша. — Русофобка!
— Это я-то русофобка? — в свою очередь возмутилась Алена. — Да я единственная русская из всей вашей инородской компании.
— Ага, — сказал Паша, любуясь Аленой. — Люблю я этих простых русских девушек с простым русским именем — Елена Дзюбак.
— Знаешь же прекрасно, что это фамилия моего бывшего мужа и что в девичестве я Лучина, — попыталась урезонить его Алена.
— Раз фамилию инородца взяла, значит, не наша, — продолжал дразнить ее Паша.
— Да чья бы корова мычала! — вконец разъярилась Алена. — Это вы два инородца! Ты у нас, к примеру, — злобный татарин...
— Копыта моих предков... — начал было Паша.
— Тогда уж — хвосты моих предков, — любезно подсказала Соня.
— Я имел в виду — копыта коней моих предков, — поправился Паша.
— Не поправляйтесь, — так же любезно сказала Соня. — Все прекрасно поняли, что вы имели в виду.
— Ты, Соня, — продолжала Алена, — вообще горючая смесь из армянских, хохлятских и прочих кровей. Это же просто кошмар! Так что молчи уж, еврейская морда.
Перед самой посадкой на самолет компанию заставили проходить через металлоискатель. Паша во время этой процедуры хихикал и кривлялся, изображая беременную даму, которой делают ультразвуковое обследование. Металлоискатель постоянно показывал наличие у Пашки всяких ценных и не очень металлов, так что таможенник заставлял его выворачивать карманы и проходить через раму прибора вновь и вновь. Паша терпеливо объяснял таможеннику, что он уже на восьмом месяце, а металлоискатель орет, потому что обнаруживает у него в животе наличие гениального разума. Таможенник попался с чувством юмора, поэтому он изрядно веселился, слушая Павликовы выкаблучивания, но не отпускал, продолжая гонять парня туда-сюда. Наконец у Паши обнаружили в кармане забытую горстку мелочи, после чего отпустили с миром...
Самолет долго не взлетал, и компания, сидя в креслах, заскучала.
— Блин, ну скоро мы взлетим? — заныл Завьялов и уронил голову на колени сидящей рядом Алены.
— Эк тебя колбасит, — сказала невеста, с любопытством глядя на Пашу. — Еще даже не взлетели, а тебя уже колбасит.
— Ты еще не знаешь, как его в Турции будет колбасить, — авторитетно заявила ей Соня. — Я с ним как-то в зимний дом отдыха ездила отдыхать, так его настолько заколбасило, что вместе с ним заколбасился весь дом отдыха, так что его потом пришлось закрывать на санобработку.
— Кого закрывать на санобработку, — не поняла Алена. — Вот этого вот? Небось подхватил там черт знает что? Я так и думала.
— Да нет, — объяснила Соня. — Дом отдыха пришлось закрывать. Так что ты еще не знаешь, как его по-настоящему колбасит.
— Это я-то не знаю, как его колбасит? — разобиделась Алена. — Да он при мне больше всех выкобенивается! На работе-то ему спуску не дают, вот он дома и оттягивается.
— Почему ему на работе спуску не дают? — удивилась Соня. — Он же там начальник.
— Вот именно что начальник, — объяснила Алена. — Если начальник будет сильно кобениться, то вся контора разбежится. Сейчас же не рабовладельческие времена. Платит он немного, поэтому старается играть на симпатиях подчиненных. Когда начальник симпатичный, то люди работают и за небольшую зарплату. Особенно женщины, — с ненавистью сказала она и ущипнула Пашу за ухо.
— Епс! — заорал Паша на весь самолет.
— Ты чего орешь, — рассердилась Алена, — да еще матом?
— Каким матом? — удивился Паша. — Я просто энергичным словом выразил свое возмущение неожиданно возникшим очагом болезнетворного влияния в своем левом ухе.
— Во излагает! — восхитилась Соня.
— А ты что думала, — сказала Алена, любуясь довольным лицом Игоря у себя на коленях. — Медик все-таки.
— Так медик же, а не публичный политик, — сказала Соня.
— Этому негодяю только покажи что-нибудь публичное, так он сразу полезет в политики, — сказала Алена и ласково поцеловала Павлика в ухо.
Паша довольно засопел, как стадо мартовских котов.
— Лель, так чего там по поводу его работы? — попыталась вернуть разговор в старое русло Соня.
— Так вот, — продолжила Алена, — он на работе и пушит перья так, что ими можно подушки набивать. Пушишь перья, чучело? — обратилась она к Павлу.
— Не пушу перья, а стараюсь наладить хорошую психологическую обстановку в коллективе, — сказал Паша, делая горделивое лицо.
— Знаю я твою психологическую обстановку, — поджала губы Алена. — Эти твои тетки на работу скоро голые начнут приходить. И так почти каждая в ТАКОЙ мини-юбке ходит, что не только белье, а гланды у них можно разглядеть.
— Ну я же медик, — объяснил Паша. — Разглядывать гланды — моя профессиональная обязанность. Професьон де фуа! — с пафосом процитировал он один старый фильм.
— Оторвут тебе когда-нибудь твой професьон, — объяснила Алена. — Один фуа останется, и больше ничего. Потому что надо разглядывать гланды, а не бюсты. Бюсты разглядывают, если я ничего не путаю, пульмонологи. Постой, — спохватилась она, — у тебя же над офисом изображение глаза висит.
— А что бы ви хотели, чтобы я там повесил? — развеселился Павел, вспоминая старый анекдот про фирму, которая делала обрезания.
— Но ты же этот... как его... глазник, вот! — вспомнила Алена.
— Сама ты глазник, — разобиделся Паша. — Офтальмолог я! Офтальмолог! Поняла?
— Кофтальмолог, — послушно повторила Алена. — Ты только не волнуйся.
— Офтальмотолог, — высказалась Соня.
— Правильно, — согласился Паша, потянулся и заявил: — Але! Раз мы уже всё не взлетаем, так, может быть, тяпнем по рюмочке?
— Я за! — сказала Соня, которой хотелось уже ощущения праздника и отпуска.
— Я как большинство, — заявила Алена.
— Ну, я тем более не против, — сказал Паша и начал писклявым голосом орать на весь самолет, почему-то шепелявя: — Товались стюалдеса! Плосьба слочно подойти к пятнадсатому месту! Сдесь деуске плохо!
Невеста быстро закрыла ему рот ладонью, но через минуту к ним действительно подошла стюардесса, которая посмотрела на распростертого у Алены на коленях Павла и спросила:
— Кому именно плохо? Вам или лежащему молодому человеку?
— Нам, — сказал Паша. — Нам плохо без виски. Мы страдаем.
— Ничем не могу помочь, — сказала стюардесса, ничуть не рассердившись. — Напитки мы начнем разносить только после того, как самолет наберет высоту.
— А вот и можете помочь, — обрадовал ее Паша, подняв наконец голову. — Виски у нас у самих есть. Но, видите ли, — он понизил голос, — мы — эстеты!
— Ага, — подхватила Соня. — Из мыльницы пить можем...
— Из полоскательницы — тоже можем, — сказал Паша.
— А вот из горла — ну никак, — засокрушалась Алена.
— Эстетические принципы не позволяют, — объяснил Павел.
— Так вам стаканчики нужны? — догадалась стюардесса.
— Люблю догадливых девушек, — удовлетворенно сказал Завьялов.
— Тем более таких симпатичных, — польстила Соня.
— И стройных, — завелась Алена.
— В очень красивой форме, — чмокнул губами Паша. — И... — начал было он, то тут, видимо, Алена его довольно болезненно ущипнула за ногу, потому что он надул щеки, покраснел и скорчил совершенно кошмарную гримасу.
— Вы его простите, — сказала она стюардессе. — Он только-только оправился от тяжелого психического заболевания, но еще временами случаются рецидивы.
Паша с шумом выдохнул воздух и взглядом показал невесте, что, как только стюардесса уйдет, он ее разорвет вдребезги пополам за такие штучки. Алена ему в ответ показала, что еще неизвестно, кто кого разорвет. Пока происходил этот волнующий немой диалог, Соня спросила девушку:
— Ну правда, не могли бы вы принести нам три стаканчика?
— Я очень сожалею, — сказала стюардесса, — но нам запрещено разрешать пассажирам выпивать, пока самолет не набрал высоту. Так что я не могу принести вам стаканы. Простите.
— Интересно, — сказал Паша. — А если кому-то станет плохо, то вы даже один стакан с водой не принесете?
— Если станет плохо, то стакан с водой принесу, — твердо сказала стюардесса.
— Вот и принесите нам стакан с водой, — предложил Паша. — Только не с водой, а с содовой. Виски с содовой сочетается лучше, чем с водой.
— Кому здесь плохо? — спросила стюардесса.
— Вот этой девушке, — сказал Паша, кивнув на Алену.
— А что с ней? — поинтересовалась девушка.
— Ей плохо без виски, — твердо сказал Паша, глядя стюардессе прямо в глаза.
Та подумала, помялась, а потом нерешительно сказала:
— Ну... хорошо. Раз ей плохо, я принесу один стаканчик, — и с этими словами ушла.
— Видала? — сказала Алена, повернувшись к Соне. — Ему бабы ни в чем отказать не могут.
В этот момент самолет начал выруливать на взлет.
— Ура-а-а-а-а, — заорал Паша и начал бешено аплодировать.
В салоне никто ничего не понял, но все на всякий случай стали аплодировать вместе с ним.