В колонках играет - тот же прошлый год
Настроение сейчас - ;Р

В помещение, которое Татьяна усердно называет офисом, нагромождено ползёт тень. За скелетом стекла косо падает дождь. Из прихожей видны копья зонтов.
Словарь Миллера, исписанные ручки, смятые под рукописями бумаги, обновлённая порция кофе – так подходит к концу рабочий день практиканта-философа, молодого человека, находящегося в поисках. Отчаянного гуляки и пахабника. Любителя диких заседаний и массовых выходов хаотического порядка.
Сейчас, тихоня, с тоской смотрит в окно, пытаясь спроектировать чувство весеннего ветра, предательски дующего в спину. Шоркает отполированным носком в белом кафеле, затем нервно постукивает каблуком.
—Костя, нельзя ли потише? — из-за перегородки появляется лицо с лёгким румянцем, затем наивно подпрыгивающее декольте.
Нога останавливается. Костя прячет её за ножку стула.
—Спасибо, милый, — лицо улыбается, демонстрируя все прелести дужек около рта,— Ты ещё не закончил? В чём дело, надо работать… — но в её интонации молодой практикант уловил нечто иного характера.
«Эх, надо было всё-таки не уезжать тогда утром», — замечтался Костя, всматриваясь в её белую шею.
«Замечательный всё же вечер получился. Эй даже мамаша не звонила, - он ухмыльнулся, - не, надо было остаться до утра».
Татьяна всё смотрела на него, выжидая. Её ноздри жадно впитывали пыльный воздух помещения, декольте продолжало подпрыгивать, Костя немного подвинулся, надеясь увидеть низ сей соседней прелести. Тут, по-девичьи рассмеявшись, она спряталась за заслонкой.
Тыкнув пару раз указательным пальцем в потрёпанную английскую хронику, он закрыл словарь, откинул его на край стола, свернул журналы, спрятал ручки, смял все заметки и черновики.
—Татьяна Сергеевна, можно мне сегодня немного пораньше уйти? – он подошёл и облокотился плечом об перегородку.
Девица откинулась на спинку кресла, запрокинула голову.
—О как! Теперь резко на вы?
—Я думал, мы так договорились: выдерживать дистанцию на работе.
—Да, но теперь ты вообще дистанцию соблюдаешь во всех отношениях.
—Татьяна Сергеевна, мне бы домой, — он скривил кислую рожицу, но продолжал думать о её теле, — мне действительно надо. Ну, на пятнадцать минут. Ну кто с вас спросит? Никого нет.
—А куда ты спешишь? — она театрально округлила глаза, ведь хотела показать чисто искреннюю, вдруг осенившую, догадку, — К девушке?
Костя опустил голову: «Ну, что-то в роде девушки… Марина или Настя?.. знать бы точно, так бы ответил, ха-ха».
—Тебе действительно надо? — «Слушай, если хочешь о чём-то спросить, спрашивай по существу, не ходи вокруг да около!»
Бровь приподнята, губы красные, румянец нарастал, декольте…
—В последнее время ты заставляешь меня нервничать, — она ближе подвинулась к монитору и водрузила на клавиатуру свои длинные аккуратные пальцы.
Костю неловко передёрнуло: его шея ещё довольно чётко помнила эти ноготочки.
—Мы почти не общаемся, не остаёмся одни.
«Да-да… я помню как приходил к тебе в последний раз. С кем ты была, говоришь? С братом? Ха – кричал бы тот на тебя, я ,конечно, точно не знаю, но верится с трудом. Что же там за ссора произошла, если ты меня и на порог не пустила».
—Ты знаешь, я всё ещё храню нашу фотку, помнишь, на корпоративной вечеринке фотографировался весь коллектив? Мы там вместе стояли …
А Костя помнил только одну единственную фотографию, ту, что на днях приносила Татьяна.
—Татьяна Сергеевна…
—Костя… Костя, почему ты меня избегаешь?
Он ехидно улыбнулся в ответ.
«Интересно… и не знал, что сможешь так разговор повернуть. Что ж, браво, и роль стервы тебе удалась!»
Тут Татьяна съёжилась, вогнула внутрь плечи, опустила голову.
—Приходи сегодня ко мне.
Не хотелось.
—Придёшь? – Татьяна подняла голову, но не смотрела на него.
Не хотелось.
—Я сегодня буду ждать.
В пустом помещении сама фраза звучала как-то пусто и бессмысленно. Её тянули секунды, отбивавшие время, рвали на звуки и бросали на пол. Это всё, что понял молодой практикант из её слов.
—Что?
Она немного раздраженно посмотрела в его глаза – голубые блестящие бусины.
—Моя квартира на шестом этаже, если помнишь. В десять.
«Сопротивляться или нет… а какая уже разница? В конце концов, у неё дома довольно мило…»
Он наклонился и шепнул ей в ухо:
—Таня…
Она влажной ладонью сжала мышку.
—…так я могу…
Её щёки запылали огнём.
—…уйти на… уже десять минут раньше?
Татьяна поднялась и глядя на белый кафель ответила:
—Конечно можешь. У тебя нет выбора.
«Я в тебе явно чего-то не понял», — Костя развернулся и вышел из помещения, прихватив зонт.
Татьяна Сергеевна запустила цепкие ногти в волосы. Сама себе она казалась глупой, она думала, что прокололась. Таня хорошо знала, что никакой коллективной фотографии нет. Это выдумка, хотя ей хотелось, чтобы у неё было его фото.
Таня хорошо знала, зачем она это сказала. Но Таня абсолютно не знала, подействовала ли она на него должным образом.
Полотно луж дёргалось и блестело, отражая свет фонарей. Транспорт всё тяжелее подходил к остановкам. По улицам пробегали зонтики. Не люди, а то, что осталось – зонтики. Люди прятались в магазинах, торговых центрах, под арками, навесами. А зонтики судорожно бегали по улицам. Костя подошёл под арку и закурил, посмотрел на часы и понял: выдохнул последнюю минуту рабочего дня. Его смена только что закончилась. Обработает ли Татьяна его перевод?.. Эх, хорошо декольте, думалось молодому практиканту. Он тихонько улыбнулся, глаза заблестели, и Костя почувствовал на себе чей-то мокрый взгляд. Молодая девушка, скромно подобравшись под арку, расправляла волнистые волосы. Костя жадно улыбнулся ей, прокручивая возможную модель их дальнейшего общения. Он всё набрасывал, как только что переводил статью, словно на бумагу. Затем постепенно приводил картину в действие, раскрашивая её.
И тут – гром. Настоящая молния вдарила в насыщенное озоном небо и расколола его на мгновение. Рука Кости дрогнула от резкого раската, он улыбнулся и подумал, давно ли так чему пугался. И его рука дрогнула вторично. Не так давно. В голове появились другие картины:
«—Костя, ты криминалистику читаешь?
—Нет.
—Глянь, фотография какая.
—Татьяна Сергеевна, я сейчас занят. Можно потом погляжу.
Но каблуки раздирающе нервы процокали по кафелю.
—Посмотри же.
Практикант выдохнул вниз: посмотрю мельком и всё, чего там…
—Ярко, правда?
Светлые ресницы часто трепетали, закрывая детскую голубизну глаз. Практикант, втянулся в себя и выпустил из рук статью.
—Да. Яркая правда…
—Ой! Костя, твоя статья упала. Как же ты переводить будешь? Давай помогу, — она присела, и её мини-юбка неловко задралась, а воротник строгой белой рубахи приоткрылся. Впервые в жизни Константин с ужасом смотрел на манящие детали женского тела.
—Вот, держи… Костя, тебе не хорошо?
—В порядке… я в полном порядке, только схожу воды попить.
Через минуту его рвало в мужском туалете. Он поднялся и посмотрел в зеркало: лицо бледное, волосы дыбом, испарина на лбу, и глаза красные. Воспалённые капилляры напомнили ему кровь, обрубленные части тела, насильно засунутые в холодильную сетку. Его вырвало вторично».
Костя отчётливо вспомнил фотографию из газеты. Перед раскрытым холодильником сидела девушка, индо-восточного происхождения.
Его зашатало, и он выбежал под дождь, выронив зонт на тротуаре.
Шестой этаж. Десять часов. Костя тупо смотрит на коврик перед дверью…

—Татьяна, а вы знаете, что вы самая красивая девушка во всём нашем отделе!
—Ну что вы, Анатолий Александрович… Перестаньте, вы меня смущаете.
—Я? Вас? Никогда! Подождите Танечка, через месяц освободится место заведующего… Обживётесь, наберёте рабочих.
—Анатолий Александрович, вы серьёзно? Это возможно?
—Таню-ша! Я Лично хлопотал об этом, — пьяный директор красными кулаками бьёт грудь.
—Я смогу сама сформировать круг рабочих?
—Хоть практикантов берите… кстати, хорошая идея! Наберите-ка практикантов с нашей кафедры, им практика будет отличная. То есть… я хочу сказать, с вами, Танечка, всё всегда отлично…

—Как видишь, у нас тут довольно мило, — Татьяна огляделась вокруг словно говорила себе, — Всё в кремовых тонах, спокойно и светло… вот твоё рабочее место… ничего, если я на ты?
—Нет. Нормально, Татьяна Сергеевна.
—Вот и ладненько, — она улыбнулась как на смотринах, — сейчас принесу первые статьи, которые тебе нужно переработать.

—Колян, да я и представить не мог, что она как-то ко мне, там что-то…
—Костя, ты не ловишь… зрей в корень, — Колян налил ещё по одной, —Ну, друг, за то, чтобы ты видел корень!
—Эх, горькая… Слушай, я не могу… Она всё-таки мой… шеф.
—Ха! Ну ты слышал, Лёх… Лёха! Алексей, ёбсть… Лёха!!! А ну его…
—Не дёргай его — вон видишь, уже слюни пускает. Ща побежит в Ригу.
—Не! Не ну ты слышишь, что говоришь! «Она моя начальница, она моя начальница», бе, бе, бе…
—Перестань.
—Бе-е!.. – Колян пододвинулся к Косте и проревел громче, — БЕ-Е-Е!!!
—Оксись!
—Гы… Не, я не понимаю. Кос-с-тя! Да ты ж ещё… чем я!
—Что?
—Не-не… лови сюда.
Колян ухватил друга за шею, подвинулся ещё ближе и провёл рукой по воздуху, созерцая всё их внимание. После он медленно, по слогам продекламировал:
—А те…бе не по фиг?
Костя вернулся в исходное положение.
—Это всё. Всё, что ты хотел сказать?
—А чё? И Лёха скажет то же. Так ведь? Лёх! Лёха!!! Алексей, блдь…
—Не дёргай ты его. Душно тут, как в каморке.
—Лё-ха! Гы-гы, Лё-ха! Эй, Лёх… Лёх. Лох! Гы-гы.
—Чё вы… тут мне кричите? А?.. Я не понял… ручка от д… дверррри где?
—Глянь, тут и так тесно, а он ещё пробирается тут сквозь нас, а! Не гони, приятель, опускайся сюда, к нам, на дно.
—Колян, ну ты же нормальный пацан.
—Ну и, — гордо отозвался тот.
—Скажи мне, как открыть эту д… мнть, дверь. Ой, открылась, зпсиба, друзья, за учасье… я щас.
—Гы, бал-бес! Ну так Костян! Костянчинчик! Костянище! Мы должны её взять… э-э, я говорю, ТЫ! Ты, друг мой, должен её взять. Точка!
—Не хочу я.
—Как, Костянтинь, мы теряем форму? — округлённые глаза утопали в алкоголе.
—Я не хочу неприятностей на работе.
—Так филя ты щас тут пьёшь, а?
Костя обхватил голову руками и выдохнул.
—Костантин… то есь, Касканин… бль. Слушай, ты! Шо за имя! Какскатин херов! И ваще, с кем я тут есть, а? Какскатин и Лох.
—Лёх, ты как?
За угла донёсся слабый голос: «Я, кажется, заляпал обои».


Шестой этаж. Десять часов. Костя тупо смотрит на коврик перед дверью. За ней слышится какой-то непонятный лязг. Костя морщится, прислушиваясь: что бы это могло быть…
Звонок не работает. Как и раньше.
—Тань, ты дома? – стучит в дверь, — Тань.


—Колян, ты когда-нибудь перестанешь пить на досуге?
—Я должен подумать. А это риторти… риторрррический вопрос?
—Я серьёзно. Бросай ты это дело.
—Я надеюсь, учить ты меня не будешь. После того, каких ты дел натворил. Отрахал Таньку нашу и дальше пошёл.
—Брат, ты головы не теряй, сам-то чё мне говорил? Колян, ты сам мне советовал с ней.
—Ну и?
Костя закурил.
—И как?
Молодой практикант переступил через пьяного Лешу и глотнул пива через горло, после чего пожал плечами:
—Нормально. Так себе.
—А ха-ха-ха… говорил тебе, бери! Ах, братан… — он набросился на Костю и взъерошил ему волосы, — Ай, паршивец! Ай, молодец! Чё терь делать бушь? Пойдёшь ещё разок, а?
—Та на фиг она мне нужна!
—Ну-ну… начальница всё ж, ёбсть. Слушай, а я ведь, — он потряс в воздухе указательным пальцем, — я ведь давно тебя не видел.
—С месяц. Не важно это всё. Фух, как не важно. Мне не хорошо чего-то. Знаешь, какой подарок она мне преподнесла сегодня? Притащила в офис какую-то статью с фоткой… Колян, поверь зрелище жуткое.
—Ну да-да… и чего же там такого?
—Женщина месяц продержала расчленённый труп мужа в холодильнике. В своём доме.
—Ка!… Ё! Заткнись! Ты, слышишь, Заткнись! Фу! Мне на фиг об этом знать?
—Не знаю, Колян, не знаю. Думал, надо с кем-то поделиться, один не могу это переварить.
В дверь постучали и не дожидаясь разрешения ворвался румяный Лёша.
—Привет, пацаны. Выпить есть?
—Льох! Ты лучше послушай что во-о-от этот умник говорит – сразу побежишь в соседнее отделение. И пить не надо.


—Тань, я пришёл. Открывай.
Пружины натянулись и ослабли – щёлк. Дверная ручка опустилась вниз…
Костя заходит в помещение и чувствует, как его валят на пол, кричат и злобно хихикают.
—Ребята, вы чё, совсем подурели?.. Таня, прекратите. Пол холодный!
—Тихо-тихо-тихо…
Её ногти жадно расстегивают его куртку, вырывая пуговицы. Несколько раз она задевала этими своими лезвиями его тело, оставляя свежие надрезы.
—Это всё смешно, конечно… но… ЭТО КТО? — Костя пытался указать рукой на двух мужиков, которые вдавливали его в пол, — Таня, ты не говорила, что ещё кто-то будет.
—Кто? — она остановилась и тут Костя посмотрел в её глаза. Дикие, бешенные, широкие и лишённые рассудка,— Это мой брат.
—Отпустите меня, не смешно уже.
—А ты с другой стороны на всё посмотри, мож пропрёт, — ехидно процедил один мужик.
Татьяна принялась срывать рубашку. Костя извивался как мог, рот ему заткнули какой-то тряпкой, на кадык давили пальцами, так что смотреть он мог только в потолок. Каким же тёмным он казался… Костя перевёл взгляд на стены: "Где я вообще? Бля! Что происходит? Бля!" Он не узнал квартиры Тани, всё кординально изменилось, да и сама Таня… была ли она уже на себя похожа? Она зубами разрывала рукава его рубашки, той, что сама ему подарила, мазала его предплечья губной помадой.
—Знаешь, Костя, — она уселась верхом и положила свои ладони ему на грудь, — Ты знаешь, я…
Она засмеялась истерически и опустила голову. Двое застыли, выжидая от неё сигнала.
Таня наклонилась к его лицу, медленно растекаясь руками вдоль его напряжения. Поцеловала в плечо и чуть касаясь влажными губами уха медленно добавила:
—Знаешь, милый, я сама не знаю.
Его резко подкинуло вверх, так, что хрустнули шейные позвонки. Костя заскулил в кляп, бил ногами в пол, пытался высвободить руки, но его тут же снова повалили на пол. Татьяна отошла.
—Всё хорошо. Всё хорошо. Только ты. Не я. А жаль – может, ты бы и понял. Но я - не ты.
—Таня, давай быстрее, он буйный, дрыгается, мразь…
Она ушла в темноту коридоров, исчезла в лязге железа. Костя смотрел ей вслед, вслушиваясь в глухое бренчание: это были большие металлические крюки, креплённые к специальным панелям на потолке. Такие, подобные подъёмным кранам на стройке. На рыболовных суднах.
В панике Костя судорожно извивался.
—Да не дёргайся, ты… - не выдержал второй мужик и ударил его по голове пепельницей. Один. Второй раз.
Боль звенела, на лбу пекла рана, глаза слезились – Костя чувствовал, тело обмякло.
—Чем медленнее тортуры, тем он мне блажен, — зазвучал томный голос Татьяны.
—Ая…ая, хо хоихои? – беспомощно выдавал в кляп Костя, — Я, ая…
—Мош его заглушить совсем?
—Нет! Пусть всё чувствует. Он должен всё знать. А то он продолжит округлять свои глазки: "Наталья Сергеевна, Таня… что вы делаете…" Пусть всё чувствует.

Костя продолжал лежать на холодном полу. Если бы он был в сознание, то думал, что ему вырвали глаза – темень. Тьма и тишина.
Трое ещё недолго сидели у окровавленного тела. Трое не долго всматривались в человеческую анатомию.
Двое пилили руки топором, третий слушал стук сердца. Один бился в экстазе, двое пилили топором ноги. Всех завораживал ужас, втягивал запах тёплой крови, дикий стон из грудной клетки потом молчание. Хлюпает и рвётся, трещит, чавкает и… много-много и.
Костя не всегда понимал, что происходит. Однажды вовсе остановился. Сам в себе, повис в пространстве душного воздуха. Он однажды повис, безногий и безрукий, на большом железном крюке.