[170x240]Сегодня вас помнят, скорее всего, тысячи лиц. С десяток из них проигрывают в памяти вашу походку или 2-минутную запись голоса. Рассматривают ваше лицо, не спрашивая на то разрешения. Вас могут дотронуться, погладить по волосам, ударить, повернуть как восковую фигуру на все 180 градусов, чтобы лучше рассмотреть. Под прицелом чьей-то памяти ваша копия может участвовать в разнузданных оргиях, черно-белых снах или прогулках по Верденскому лесу. Вы можете быть чьим-то мужем/женой/любовницей/дочкой/сыном/другом, ничего не подозревая об этом. Вас будут таскать за пазухой или в кармане. Порой вытаскивая протереть от пыли и полюбоваться как на фарфоровую куколку, прекрасно расписанную неведомым мастером. Когда говорят, что мы не принадлежим себе, имеют в виду все, что угодно, только не подобные странности. А между тем, вашей личностью, абрисом души распоряжаются в воображении настолько вольно, что узнай вы только об одном таком случае – онемели бы от возмущения. Когда кого-то используют в реальности – еще поправимо. Нити видны, можно вычислить и разобраться с кукловодом. На худой конец, чувствовать и осязать – что вот, вот они, связывающие тебя нити. А как быть с невидимыми нитями, связывающими вас с чужими воображением и памятью? С тем, что ваше лицо растиражировано бессовестным образом сотнями глаз и разложено кем-то с любовью, но многими – беспорядочно, в кладовых памяти? С тем, что вами, как героем ненаписанной пьесы, распоряжаются вольно и бессердечно? Умрете вы или женитесь, большинству, почему либо вас запомнивших, безразлично. И даже черт бы с ним… Но как быть с теми, кому не все равно? Такие наглецы будут передвигать вашу шахматную фигурку в своей собственной партии. Разыгрывать свою собственную карту, пользуясь пусть и ничтожным моментом вашей жизни, но который вы, возможно, и не собирались никому дарить.

[320x214]Многим неприятно, когда на них смотрят в упор, прямо в глаза. Это считается недопустимым, вульгарным, неправильным и неэтичным. «Похитители тел, лиц и душ» воруют взглядами, памятью, а затем, и воображением – святое. Покушаясь на вашу личную тайну. На вашу неприкосновенность. Сделав легкую пробежку по утреннему парку, вы рискуете быть украденным старушкой, прогуливающей свою болонку, школьницей, лениво бредущей на нелюбимый урок, мужчиной импозантного вида, угрюмо сидящим на скамейке. Ваше тело, его рисунок, как и рисунок характера будут использованы в корыстных целях: для лакировки собственной судьбы. И чем дольше вас знают, тем лучше и полнее украдут ваш характер, тем точнее будет запись голоса и идеальнее фото вашего лица. Только подумайте, к настоящему моменту ваш автобиографический фильм, пусть даже его краткий эпизод, был украден множество раз. Вы хранитесь в чужих воспоминаниях, с вас стряхивают пыль: «Помню, был у меня друг, тот еще тип…» или «Моя первая девушка, она собирала странные вещи…».

[250x402]Кажется иногда, что о вас никто не знает, не помнит, и никому вы на фиг не нужны. На самом деле, вы УЖЕ растиражированы на сотни копий сотен короткометражек. Пусть даже на такие вроде «дама в осеннем пальто, расстроенная, с заплаканными глазами…», «мужчина в грязных ботинках, с небритой щетиной, распекающий своего сынишку», «мальчик, с которым мы проговорили как-то весь «тихий час» одной летней пятницей»… По странному стечению обстоятельств вас запомнили именно таким/такой. Вы хотели бы запомниться иначе? Но память избирательна, и только вам интересно в вас то, что вам интересно. Другим интересно другое. Даже не так… Другим, ОКАЗЫВАЕТСЯ, интересно другое. Потому что девочка не думала, не гадала, никак не ожидала, что будет помнить этого, в принципе, бестолкового мальчишку только потому, что она проговорила с ним когда-то о каких-то пустяках. О каких пустяках – этого память тоже не сохранила. Лицо – увы, нет. Но вот он, в ее памяти, такой, как тогда. Сейчас-то он, наверняка, молодой парень, возможно, женатый, возможно и даже скорее всего, не помнящий тот «тихий час». Но ее памяти как-то абсолютно фиолетово то, кто он сейчас, кем хочет казаться, какой у него доход, красивая ли жена, живы ли родители, модно ли он одевается, какие фильмы смотрит. Ее память хранит только одну фотокарточку, короткометражку, музыкальный фрагмент: курчавого, чумазого мальчика, захлебывающегося от возбуждения, рассказывающего о том, как они с каким-то Васей и далее по тексту. Да, она помнит только это. Легко вспоминая каждую ноту его голоса, чубчик, падающий косо набок, жестикуляцию… Навскидку может вспомнить как он картавил и картавил ли вообще. Когда-нибудь, возможно, она по этим признакам, сама не понимая, выберет для себя будущего мужа. И тем самым с помощью маленьких, неуловимых деталей из прошлого даст толчок всей дальнейшей строительной конструкции своей жизни. Вот только потому, что ему с Васей взбрело как-то летом прокатиться на велосипедах ночью до кладбища и вернуться с триумфом обратно. Мы ни хрена не знаем о жизни. Как и из чего она сплетена. И что ею и нами движет. Котенок, мяукнувший из соседнего окна уже подспудно меняет нас, только мы об этом не догадываемся. Все совпадения не случайны. Даже если они таковыми кажутся на первый взгляд.

Случайностями называют стечение событий, причинность которых неизвестна. Франц Кафка.