[400x400]
Настроение сейчас - +9
«Под сенью девушек в цвету» Марселя Пруста
Я не знаю, как относился Борхес к Прусту. Лень рыться в справочниках. Помню, впрочем, что его сокрушила даже «Мадам Бовари» Флобера (хотя она и меня сокрушила) своей увесистостью. В любом случае, 2 том вполне можно назвать «садом расходящихся петек», Борхес бы не обиделся. С бесконечным множеством ходов, аллюзий, фотокарточек, портретов, настроений и видений автора. Которые, переплетаясь между собой и замыкаясь друг на друга, образуют, наконец, арабскую вязь.
Слово, которым можно заменить весь мой поток слов: «наслаждение». Наслаждение всем, что только есть на свете: болью, прекрасным, прошлым, умиранием…. Никакого бунта. Кажется, что перед тобой абсолютно бездейственный текст. Интровертный. Самоуглубленный. Лишенный интерактива с читателем. Действие - это рефлексия. Что значит рефлексия для меня? Катарсис, возмущение, бешенство, "точно, сукин сын, в самую точку". Пруст на самом деле действует, но иначе. Тайной, которая по словечку, по строчке, по образу впитывается тобой.
(Рис. : "Le Fete du Costume en Arles" by Anne-Marie Grossi)
Стиль повествования, из-за которого меня лихорадило в первом томе, остался, наверное, прежним. Я, видимо, просто-напросто к нему привык. Вплоть до наслаждения самим процессом развертывания текста. Рассказом. Языком. Речью, которую легче всего охарактеризовать кинематографичностью. Неправда, когда говорят о заведомой «некинематографичности романа». Я думаю, был бы жив Висконти – у него получилось бы снять фильм также, как получилось со «Смертью в Венеции». Речь это медленно движущаяся камера. Которая от первого лица спускается по лестнице, выходит из отеля на пляж, панорамирует окрестности. Внимательно, детально, покадрово изучает тела девушек на пикнике. Выхватывая лицо одной из них на фоне моря и задерживаясь на нем в течение нескольких секунд.
Книга красивая, печальная и очень смешная (немногочисленные диалоги комичны и больше похожи на анекдоты). Кажется, что витраж какого-нибудь собора рассыпался, разбился вдребезги. И его маленькие цветные осколочки вплетены в ткань этого литературного ковра. Потому что "ПСДВЦ" - один из самых живописных романов, что я читал. В прямом смысле этого слова. Он визуален. Практически каждая незаметная деталь описана точно и с любовью: шляпки, многочисленные морские виды, лица персонажей: в особенности Одетты или стайки девушек. Если во многих хороших книгах можно представлять, фантазируя, как выглядит тот или иной персонаж, то здесь все уже сфотографировано до вас. Иной раз даже ничтожный эпизодик выписан с невероятным благоговением к его самодостаточной красоте.
То, что ввергало Кафку в ужас, у Пруста просто вызывало любопытство. Последний был также болен физически, как и первый. Не менее печально и иронично относился к жизни. Но заранее смирился с клеткой, с маячащим невдалеке концом, с обреченностью попыток найти счастье. А смирившись, просто занялся каталогизированием и изучением жизни, во всяком случае, той, что помнил. (Стирание собственной истории путем полного воспоминания всего прожитого, которую заповедовал старый индеец Дон Хуан, было опробовано еще на заре 20 века Прустом. Опробовано на 5 с плюсом.)
Несмотря на любовь ко всему прекрасному, чувствительность, изнеженность, и даже несмотря на свою лиричность - Пруст был скептиком. Самым рациональным скептиком из всех рациональных скептиков. Он скептически относился ко всему. К любви, которую так воспели романтики, он, к примеру, относился как к «совокупности чувств» (см. «Любовь Свана» из 1-го тома или первую пору влюбленности в Альбертину). А красоту и тайну, которые он, казалось бы, почитал, мгновенным мизантропическим ударом в финале 2 тома начисто сметает со своего алтаря:
«вполне законный способ решать вопрос о смысле жизни - настолько приближаться к предметам и к людям, которые издали казались нам прекрасными и таинственными, чтобы иметь возможность убедиться, что в них нет ни таинственности, ни красоты; это одна из гигиен, которую человек волен предпочесть другим, гигиена, быть может, не очень рекомендуемая, но с нею легче жить и - поскольку она помогает нам ни о чем не жалеть, помогает тем, что уверяет нас, что мы достигли наивысшего счастья, но что и наивысшее-то счастье стоит дешево, - легче примириться с мыслью о смерти."
К слову, последняя цитата исчерпывающе говорит о сути прочитанного мной романа. Говорит все то, что я пытался сказать своими колченогими словами, но так и не смог.[more/]