я дома.
24-08-2011 16:42
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
ну и какбэ краткий отчет. в виде записей последних 3-х дней.
Я тебе подарю белый колпак. Хроники больничного гештальта. День 7-й.
Можно было бы соврать, сказав, что пишет вместо меня, тяжело раненой на колчаковских фронтах, менее раненый боевой товарищ. Но нет, пишу сама. Пишу, чтобы окончательно не свихнуться от вот уже 7-дневного созерцания потолка. Белого и больничного. Пишу, хотя и тяжело держать в руке перо. Ибо руки все исколоты в решето, как у конченного наркомана. Думаю, что после выписки гденить на вокзалах и в злачных местах торговцы дурью, увидев мои руки, будут предлагать купить у них дозу.
Я не знаю, как обстоят нынче дела в бывшей некогда советской (и по утверждениям былой пропаганды и моим собственным убеждениям самой лучшей в мире) медицине. Раньше приходилось частенько сталкиваться с ее методами. И одно из самых ярких воспоминаний того периода после частых ходок в больницу на срок не менее 15 суток по причине далеко не иваноподдубного здоровья- это окаменевшая, но не утратившая способности ощущать боль, задняя филейная часть туловища. Или попросту жопа. Ибо все лечения, все назначенные меры пресечения почти всех моих болезней происходили через эту часть. В виде инъекций. В моем случае преимущественно антибиотиков. Ассортимент которых был довольно ограничен: пенициллин калиевый и пенициллинн натриевый. Калиевый был, по-моему, особенно болезненный. И когда по больнице проносился слух, что натриевый пенициллин закончился, следом проносился тяжелый вздох обреченных на великие муки пенициллиновых великомученников.
К середине срока отлежки жопу свою обычно начинаешь ощущать очень мучительно и очень больно. Ввиду образовавшихся внутри мышечной массы (да, раньше именно эта масса была внутри моей жопы) окаменелостей различного вида твердости. И прямопрпорционально этой твердости болючести. И приходилось потом еще целый месяц прикладывать к этим окаменелостям теплую грелку. Чтобы, как говорится, все рассосалось. Помогало. Рассасывалось все.
Здесь же, на западе, филейная часть тела нисколько не страдает. Вводится почти все в неожиданно пошатнувшийся организм через вены. А все внутримышечные инъекции через мышцы бедер. Или целлюлит, у кого что на бедрах имеется. Вчера спросила у медсестры, великодушно предложившей мне выбор места для укола профилактики тромбоза между бедром и животом, про третий, жопный вариант. Чем вызвала ее немалое удивление. Типа о таком варианте она впервые слышит. А внутримышечное на то оно так и называется, что вводится внутрь мышц. А какие спрашивается на жопе мышцы? Ненадолго предавшись невеселым мыслям, я согласилась, что уже видимо никаких..
Ассортимент антибиотиков то ли здесь такой большой, то ли просто с годами везде неимоверно вырос. И мне кажется, что мне вводится большая его часть. 5 раз в сутки, иногда сразу по 2 или 3 различных вида. Иногда какой-нибудь вид заменяют другим, иногда добавляют какой-то еще. Потому что какие-то там особо злобные бактерии не хотят быть убиенными и оказывают отчаянное сопротивление даже таким массивным антибиотиковым атакам. Вследствие всего этого руки мои, как было уже выше сказано, напоминают решето. 3-х оттенков радужного спектра: синего, зеленого и желтого. Иногда происходит смешение красок. И руки в таких местах начинают походить на расплывчатые творения Клода Моне.
Я не знаю.. Если здесь практикуются преимущественно внутривенные инъекции, то местные эскулапы должны бы уже собаку на этом съесть. Должны. Но не съели. Поэтому сияют на моих руках эти совсем не радужные оттенки. И зияют многочисленные дыры от неудавшихся попыток попасть в вену. Нужно особо отметить, что вены у меня не просто хорошие с медицинской точки зрения. Думаю, что увидев мои руки и ноги, голландец Gunther von Hagens перестал бы спать ночами, мечтая заполучить их для своей имеющей бешеный успех выставки «Körperwelten». Ибо их не нужно было бы даже особо препарировать. А просто поместить в физиологический раствор. И вуаля!- экспонат для демонстрации кровеносной системы готов! Наверное сделаю я благое для науки дело- завещаю себя после смерти поликлиннике голландца. Для опытов.
Следует упомянуть и про особое изобретение для продления мук больных людей- это противотромбозные чулки. Такие белые и милые с виду и приятные на ощупь руками они превращаются в настоящее орудие пыток, стоит только медперсоналу натянуть их на твои ноги. Причем пытка начинается уже с самого процесса натягивания. Снимать их, правда, несколько легче, но все-равно я, лежа первые 3 дня в бреду с температурой 40, грозящей в любой момент понизиться до трупной, и еще не мечтая сдать себя в поликлиннику для опытов, завещала в случае преждевременной меня кончины осуществить мое захоронение прямо в этих противотромбозных колготах. Дабы не совершать дополнительных издевательств в ввиде их стягивания над моим и так измученным попытками спасти и уберечь потом от тромбоза телом.
Сегодня ночью, на 7-ю ночь чулочных пыток, я не выдержала. И, изловчившись, все-таки стянула с себя эту милую на вид гадость. Рискуя получить строгий выговор от медсестер. А потом и от строгой тетеньки- лечащего врача во время обхода. Которая и так отчитывает меня при каждом удобном случае за мое такое наплевательское отношение к своему здоровью, приведшее по ее мнению к почти печальному исходу. На что я имею несколько иное мнение, думая, что вот такой вот непечальный для других исход для меня очень даже печален.. И долго еще буду сожалеть об утраченной возможности. Но строгую тетеньку я не пугаю своими футуристическими мыслями. Иначе, поставив меня на ноги здесь, она несомненно отправит меня в другое, еще более строгое (и закрытое) заведение, где в комплекте с колготами на меня наденут еще и рубашку особого покроя. И она сделает это, вид она производит человека ответственного. Особенно за других.
Чего нельзя сказать о большинстве здешнего медперсонала: медсестрах, нянечках и пр. Среди них, кстати, очень много наших. Бывших наших. И вот как раз они и делают свою работу так, как она должна делаться. Не только телом, следуя жестким буквам закона медицины, но и душой. Местный же персонал походит на машин- роботов. Пришли, на автомате сделали свою работу, ушли. В отличие от роботов они , правда, стараются переложить часть своей работы на чужие плечи. На второй день после операции спросили, придет ли меня навестить сегодня муж. Я ответила, что придет. Тогда мне настоятельно разрешили дать помыть себя под душем. С помощью мужа. Даже уже почти и бывшего.
Мытье меня почти бывшим мужем тоже особая статья. Первая его часть прошла вполне нормально, без особых инцидентов. Тогда я еще не могла твердо стоять на ногах, и процесс омовения производился сидя. На специальном для этого стуле. А еще через пару дней во второй части Марлезонского балета, когда я уже более-менее стояла на дрожащих ногах, с торчащей из живота трубкой, на конце которой висел пластиковый пакет с кровяной жидкостью, почти бывший супруг, омывая такой вот жалкий человеческий фрагмент в виде меня, вдруг заявил, что у него «даже префстал».. «Хорошенькое дело,- говорю. -Столько лет жила рядом с человеком, не подозревая, что он оказывается латентный некрофил». Поржали. Но омываюсь теперь я сама. И мысль сдаться в поликлиннику преследует все чаще. На всякий случай.
В палате нас двое. Я и 72-летняя бабушка-румынка. У которой диагностицировали рак чего-то там по женской линии. Попали мы с ней в больницу в один день, с той лишь разницей, что она немного раньше .Что дало ей преимущество выбрать место у окна. Да еще меня оперировали в тот же день, а ее четырьмя днями позже. Когда я уже вышла из астрала и наблюдала за происходящим уже не сверху, а со стороны. Бабушка до операции была полна сил и энергии, с энтузиазмом рассказывала о том, что у нее рак, и что удалять ей будут практически все детородные органы плюс лимфатические узлы в придачу. К операции она готовилась, как к празднику. Прооперировали ее в четверг, а вернули к окну в родные пенаты только в пятницу, оставив на день в палате интенсивной терапии. А мне дав шанс скорейшей реабилитации без постороннего присутствия.
Когда бабушку вернули, наркоз и обезболивающие еще действовали в значительной мере. Поэтому бабуля, хотя и несколько слабым голосом, но много верещала. И строго следила за тем, что вводимые ей растворы регулярно капают в капельнице. Я тоже наблюдала со стороны. Потому что вены у нее хорошо скрытые внутри тела, и попасть в них эскулапам еще сложнее, чем в мои. Увидев однажды, что живительная капель у нее не началась, я посоветовала ей вызвать медперсонал. На что она возразила, что все капает, о чем свидельствуют белая и красная лампочки сверху на приспособлении для крепежа пузырька. Я посмотрела на свое приспособление, посмотрела на ее. Не заметив в них особой разницы. На моем однако какие-либо лампочки отсутствовали. Вызвала якобы для себя медперсонал. Пришла девушка из наших. Причем одна из самых лучших наших. Как бы невзначай сказала ей, что у фрау Ниту не бежит раствор в капельнице. Эмилия посмотрела, спросила бабушку, как давно уже не капает. Бабушка опять горячо возразила что все капает, упомянув опять про лампочки. «Какие лампочки, фрау Ниту?»- осторожно поинтересовалась Эмилия. «Ну вот же, красная и белая»- указала рукой вверх фрау Ниту. «Нет там никаких лампочек. Это может в интенсивке что-то подобное есть, а здесь у нас никогда не было даже. Фрау Ниту, если Вы еще лампочки какие где увидите, или еще что.. Сразу сообщайте»,- Эмилия вытащила у бабушки иглу и пошла звать эскулапа для установки новой. При этом старательно пытаясь не встретиться взглядом со мной. Чтобы не рассмеяться. Ибо я уже тряслась в подушке в беззвучном хохоте, корчась от боли.
Немного позже к бабушке пришел специальный человек из тех, которые существуют при больнице специально для «ты хочешь об этом поговорить». Я не особо прислушивалась к беседе, ибо задремала. Пробудилась от непонятного кипиша- вокруг фрау Ниту уже носился медперсонал с салфетками и плевательницами, в которые фрау Ниту неудержимо рвало. Специальный человек исчез. А вместе с ним и крышка с моей тарелки с обедом, которую специальный человек в панике схватил и сунул бабуле, когда ее вдруг неожиданно
стало тошнить.
С того момента для фрау Ниту начались три ужасных дня. Полных боли. Но об этом я не хочу здесь рассказывать. Сейчас все нормализовалось, сегодня бабуля уже самостоятельно встает.
Но все-равно.. Я часто думаю одну негуманную мысль. Тем более, что времени помыслить у меня здесь предостаточно.
Если в таком возрасте тебе ставят какой-либо страшный диагноз, нужно ли уже что-то делать, чтобы продлить себе жизнь? А тем более когда это что-то совсем не напоминает поход на веселый праздник. Ни тебе, ни всем тебя окружающим. Не проще ли принять с достоинством страшный приговор и постараться дожить оставшееся тебя время, не подвергая себя каким-то дополнительным мукам. Я бы так и сделала. Даже наверное сейчас.
Я не хочу доживать до старости. А потом еще эту старость доживать. Я хочу, чтобы как у Овсиенко. «Запомни меня молодой и красивой». Но как оно все получится.. Неизвестно никому. Никому. Ибо нет того, кто все знает.
« Ну вот, -говорю почти уже бывшему мужу в последний его визит вчера.- Вот и довелось испытать еще что-то новое в этой чужестранщине». «Ага, - говорит. - Теперь остается еще одно». «Догадываюсь что.. Но! В морге нет местов!».
ПысьПысь
или Ирония Судьбы
Когда лежала тут и корчилась в послеоперационных корчах и противотромбозных колготах, то думала о том, что только идиоты и люди, склонные к садо-мазо, добровольно идут на всякого рода пластические операции. Этож какую надо иметь страсть к самоистязанию, чтобы потом по своей воле испытывать такие послеоперационные муки.
А вчера приходит навестить меня знакомка, некогда умертвившая моих рыбок. И демонстрирует мне свою новую грудь. Вернее пока еще упругую тугую повязку на месте должной снова стать упругой груди.
Как много нового однако пришлось узнать за эту неделю о людях, которых вроде как знала много лет. А оказывается, что не знала вовсе..
Новые сиськи знакомка делала себе тоже в понедельник. Когда строгая и ответственная тетенька-врач спасала мою жизнь на операционном столе.
Я тебе подарю белый колпак. Хроники больничного гештальта. День 9-й.
Вчера мне наконец отменили внутривенные вливания антибиотиков и перевели на оральное их применение. Вместе с этим ввели опять измерение температуры тела ректальным методом. Для лучшего наблюдения за борьбой между антибиотиками и особо злобными бактериями. Также для выяснения этого аспекта сегодня была взята очередная порция кровушки из моих решетчатых вен.
Если перевес окажется на стороне лекарств, то возможно завтра меня выпишут. И дальнейшее наблюдение за борьбой будет протекать амбулаторно.
Вчера на обходе и последующем затем обследовании строгая и ответственная тетенька-лечащий врач была снисходительна и строга. «Так чему мы научились из всей этой истории?». «Что нельзя,- говорю.- так безответсвенно относиться к своему здоровью». «Вообще-то при такой операции как Ваша (а это была не простая операция) обычно вскрывается вся брюшная полость, после чего остается довольно большой продольный шов через весь живот. Но я постаралась обойтись малой кровью и четырьмя маленькими надрезами. В следующий раз большого шва не избежать. Как и прекращения детородной функции».
Вот такие вот дела..
А пока апокалиптические предсказания ответственного медработника не сбудутся, мне остается ощущать себя Хэшером. Достигшим просветления относительно своего правого яйца.
Сегодня опыты надо мной продолжились. Больше не получаю болеутоляющих. Нельзя сказать, что чувствую сильные боли. Но лучше бы один фиг не чувствовать сегодняшних совсем не приятных ощущений.
Немного поднялась температура. Что не совсем хороший знак для возможной выписки завтра. Последней умирает и надежда..
А я остаюсь..
Я тебе подарю белый колпак. Хроники больничного гештальта. Ночь перед 10-м днем.
Мучает бессонница. Не только сегодня. Вообще ужасно плохо сплю ночами. Хорошо если в общей сложности удается поспать пару часов за ночь. Наверное первые 3 дня, когда температура стойко держалась на отметке 40°C, выспалась на неделю вперед. Но я плохо что помню из этих первых 3-х дней..
Мешает спать и бабушка Ниту. Устраивая ночами концерты гортанного храпового пения. Иногда и днем тоже. Если у меня показателем улучшения служат стабильно нормальная температура ректального отверстия и снижение в крови каких-то там показателей, то у бабушки Ниту показателем улучшения служит ее храп.
Сегодня был особенно жаркий день. В смысле жары. Лето видимо вдруг опомнилось: «Ой, что это я? Я же лето» и всю неделю теперь радует здоровых людей, получивших наконец возможность купаться и загорать. Здесь же, в больнице, до сегодняшнего дня было прохладно. А со вчерашнего вечера тоже наступило лето. И сегодня двери всех палат распахнулись настежь, открывая взору гуляющих по коридору больных и посетителей всю до сих пор скрытую внутрипалатную подноготную. Преимущественно в виде антитромбозных чулок, в которых все больные сегодня в открытую валялись на кроватях, даже не пытаясь скрыть под простынями эти следы чьего-то преступного изобретения.
Дверь нашей с бабушкой палаты тоже была распахнута настежь. До 9-ти часов вечера. Когда с улицы только немного начала поступать живительная прохлада, легким бризом гуляя от окна к двери. Но тут бабушка Ниту собралась спать. И попросила меня дверь закрыть. Потому как шумы, доносящиеся из коридора, мешают ей спать. Оке! Я как добрая и послушная девочка беспрекословно выполнила волю чужой бабушки.
В знак благодарности бабушка Ниту решила устроить невиданный доселе по масштабам концерт. Пока я еще шарахалась до полуночи по палате и видимо мешала ей как следует настроиться на нужную волну, со стороны окна доносилось легкое сопение. Которое совсем не помешало уснуть мне на пару часов. Чтобы потом быть разбуженной по причине справить малую нужду (а заодно попытаться справить и большую *да! с этим после операции не только у меня, но и людей проблемы, что уж тут скрывать?ха-ха-ха!) в 2 часа ночи примерно в середине первого акта ее выдающегося храпового концерта. Какие это раскаты и переливы, какая мощь, исходящая из хрупкого на вид тела! Иногда бабушка берет такие высокие ноты, что я трепетно восхищаюсь и надеюсь, что такое очередное «ля» вырвет ее из цепких объятий Морфея.. Но нет! Бабуля профессионал своего дела.
Лежу вот сейчас, слушаю далеко не лирические переливы и думаю, что хорошо все-таки, что я закрыла дверь. Так я могу в одиночестве наслаждаться ночным искусством бабушки Ниту. И быть единственным и благодарным поклонником ее таланта. Да и акустика в палате несомненно лучше. А так гуляли бы эхом все эти чудные звуки по коридору, разбиваясь на многочисленные отголоски и теряя свою первоначальную прелесть.
За окном же бабушкино творчество видимо пришлось не по вкусу. Этажом выше находится родильное отделение. И похоже там сегодня из-за жары тоже распахнули все окна. О чем свидетельствовал доносящийся весь вечер крик младенцев. Даже засыпая в полночь на свое короткое время, я еще слышала эти крики. Теперь же за окном тишина. Или бабушкин храп разбудил и мирно спящих доселе и некричащих младенцев, и акушерки вынуждены были закрыть окна. Или же наоборот.. Младенцы все притихли и с таким же упоеним, как и мое, слушают трели бабушки Ниту.
Уже почти полседьмого утра. Сейчас начнут громыхать посудой в столовке, жизнь в коридоре начнет постепенно приобретать свой обычный дневной ритм. В который входит и ежедневный врачебный обход. Ожидаемый мною сегодня с особым трепетом и волнением. Потому как дальнейшее созерцание белого и больничного потолка и показатель улучшения самочувствия фрау Ниту грозят скорейшим и окончательным сумашествием.
Я тебе подарю белый колпак. Хроники больничного гештальта. Утро 10-го дня.
9 часов утра. Обхода еще не было. Но приходящая каждое утро раньше его медсестра, измеряющая давление, температуру, пульс и прочие жизненно-важные для организма функции и задающая особо важный вопрос по поводу последнего стула (который не имеет никакого отношения к мебели, как должно быть понятно), поведала по секрету, что на столе уже лежит листок моей выписки.
И даже не стала измерять функциональность функций моего организма.
В палату же примерно в 7 утра подселили подселение. Тетеньку лет 60-ти, с подозрением на злокачественную опухоль груди. Которую сегодня должны удалять. Опухоль в смысле.
Так что даже если по каким-либо причинам мне еще и придется остаться в комнате с белым потолком, то нахождение несколько перестает быть томным.
Обход начался. Врачи где-то в соседней палате. Жду вынесения вердикта.
9:35. Врач только что вышел.
Зайдя к нам в палату, в первую очередь прошел к окну к бабушке Ниту. «Ну, как Вы себя сегодня чувствуете?» и пр. обычные вопросы.
Потом прошел ко мне. «Ну,- говорю ему.- Как я себя сегодня чувствую?». Улыбается в ответ милой улыбкой: « Это я у вас должен спрашивать. Ну да ладно. Оставим формальности. После обхода оформляю ваши документы на выписку. Так что придется немного еще подождать.» Пожелал всего хорошего в дальнейшем, крепкого здоровья, как и положено желать человеку его профессии. «А если вдруг Вы опять почувствуете себя плохо: боли, температура, то милости просим обратно». «Спасибо, конечно огромное. Но уж лучше вы к нам. С просто дружественным визитом».
Вот так и заканчивается мое пребывание в больнице. Пойду потихоньку собирать вещи. И абмарш нах хаузе!
Да здравствует западная медицина! Самая западная медицина в мире!
Я кончил. А то когда теперь доведется?..
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote