„ Цур тобi, пек тобi!“
„ Преступное использование несовершенства законодательства…“
„Пылая праведным гневом, он sine ire et studio сел писать юридическую статью,“ — так или примерно так мне захотелось описать процесс написания статьи, появившейся в одном из изданий и содержащей ссылку на статью «Произвольная подсудность» в газете «ЭЖ-Юрист» №34 (август 2007). Смысл попавшейся мне статьи сводится к следующему: автор видит злоумышление и злоупотребление правами в действиях тех лиц, которые используют приёмы для изменения подсудности спора по сравнению со ст. 28 ГПК РФ, скажем, или ст. 35 АПК РФ, соответственно.
Натурально, автор призывает всем миром броситься, очертя голову, на всеобщую борьбу с таким «злом». При этом, указанный автор статьи (в отличие от автора статьи «Произвольная подсудность» в «ЭЖ-Юрист» проф. В.В. Яркова) вовсе не утверждает, что сами по себе способы, а точнее, только один из замеченных для этого способов, незаконны. Он говорит совершенно о другом и при этом «пылает праведным гневом». Вернее сказать, что это ему только кажется, что гнев его праведен, а на самом деле… Впрочем, давайте по порядку.
Автор статьи описывает дело следующего класса. Пусть между предприятием «Чёрное море» и предприятием «Белый пароход» возник спор, в разрешение которого «Чёрное море» решило заявить иск в суд о взыскании с «Белый пароход» некоторой суммы денег. В принципе, по общему правилу (но только, простите и заметьте — по общему!) истец должен обращаться в суд по месту нахождения ответчика. Пусть истец не желает обращаться именно в суд по месту нахождения ответчика и он проделывает следующее: любым допускаемым по закону методом, он вовлекает в правоотношения между собой и ответчиком ещё одно лицо, скажем, ООО «Аццкая сотона» и предъявляет иск к двум ответчикам — к предприятию «Чёрное море» и ООО «Аццкая сотона». В этом случае, разумеется, подлежит применению правило ст.36 АПК РФ, согласно которому праву истца принадлежит выбор по крайней мере между двумя судами: по месту нахождения одного и по месту нахождения другого ответчика для подачи своего искового заявления и рассмотрения дела по существу.
Ну и что? — да, в общем-то, ничего особенного, метод даже и не слишком хитрый, можно придумать и помудрёнее. Ничего противозаконного в нём лично мною не усматривается вовсе. В конце концов каждый вправе защищать свои права любым допускаемым законом методом. Но вот автор как раз что-то такое усматривает, так как сразу же, вопреки обязательной для всякого цивилиста презумпции добросовестности и разумности, делает предположение, что изменение подсудности спора в этом случае происходит для передачи дела в коррумпированный суд или коррумпированному судье. Предположение, надо отметить, настолько сильное, что захватывает дух.
Отмечу сразу, что в статье «Произвольная подсудность» г-н В.В. Ярков, хоть и совершает очевидные ошибки, полагая, например, что нарушение правил о подсудности, о котором, скажем, заявлено только в жалобе, но не было заявлено в процессе, не является основанием для отмены решения (как будто бы конституционное право на рассмотрение дела в том суде и тем судьёй, к подсудности которого дело отнесено законом, не есть право существенное), но так далеко не заходит и приводит пример откровенно глупо сконструированного спора (сродни тому, который описан, например, тут в журнале в статье «Бритьё шилом»), где существуют ответчики, к которым не предъявлено ни одного требования. Удивительность статьи В.В. Яркова состоит именно в том, что он, кажется, пусть и не слишком ловко, ломится в открытые двери. А вот обсуждаемый мною автор идёт куда дальше — он прямо-таки желает проделать дырку в стене…
Что же предлагает делать этот автор (который, надо так думать, всё-таки не слишком увлекался в студенчестве слабоалкогольными напитками)? Он предлагает считать (вслед за г-ном В.В. Ярковым) заявление таких исков злоупотреблением правом и бороться с ними на стадии принятия дела к производству (в то время как В.В. Ярков указывает другую стадию процесса — предварительное заседание)!
Хочу предположить, что писал это не судья, потому что если такого рода предположения и такого рода предложения взялся бы делать именно судья, то я бы немедленно сделал вполне обоснованное заключение, что верно одно из двух: или этот судья сильно заболел, или дело в нашем Отечестве дошло уже до того, что судьи друг друга в коррупции упрекают, да ещё и до такой степени, что предлагают использовать в борьбе против оного несомненного зла совершено уже не лезущие ни в какие законные рамки методы.
Оговорюсь сразу, я, при всём моём критичном отношении к российскому судебному корпусу, не допускаю и мысли, чтобы такое вот смог написать хотя бы бывший судья, надеюсь при этом, что и не будущий. Потому что всё указаное гневокипение никаким образом не имеет под собою никакого основания, кроме фантазий, домыслов и прочих галлюцинаций.
А так как, пылая гневом, sine ire et studio ничего сделать невозможно, поскольку такое сочетание есть ни что иное как оксюморон, то попытаюсь убрать гнев подальше и разобраться из-за чего, собственно, разгорелся такой сыр-бор.
Нет, я не буду излагать конкретного дела, хотя, быть может, в подоплёке указанной статьи именно оно и находится, на конкретные дела мне в данном случае, простите, наплевать, а рассмотрю аргументы и ситуацию такими как они суть. И уж если все обвинения окажутся вовсе неосновательными в общем случае, то, не обессудьте, придётся их считать неосновательными и в каждом конкретном. Или искать какие-то конкретные основания, лежащие, строго говоря, вне метода изменения подсудности дел, которые взялся описывать автор.
Есть и ещё одна оговорка: я не собираюсь делать никаких скидок автору на то, скажем, что он неюрист или на то, что он, например, начинающий юрист. Если человек взялся рассуждать по вопросам гражданского процесса, то он как раз уже поэтому позиционирует себя именно как юриста, а начинающих ни поэтов, ни юристов, ни композиторов я и вовсе не знаю — если ещё не начал, значит, не юрист, не поэт, не композитор, а коли начал, то никак не начинающий.
Первое, что вызывает недоумение, так это заявление о том, что тот, кто использует описанный метод (метод вовлечения в предполагаемое спорное правоотношение третьих лиц) изменения подсудности, именно злоупотребляет своим правом. Поскольку при подаче искового заявления используется исключительно право обращения в суд да право на выбор суда для такового, то надо так понимать, имеется в виду именно злоупотребление правом на обращение в суд, либо право на выбор суда для подачи искового заявления.
Понятие злоупотребления (что бы там ни написал проф. В.В. Ярков) дано в одном-единственном месте в законодательстве России — в абз. 1 п.1 ст. 10 ГК РФ.
Поскольку в силу п. 3 ст. 10 ГК РФ предполагать недобросовестность субъектов или неразумность их действий в тех случаях, когда от этого зависит защита права, никак нельзя, то отметим сразу, что злоупотребление правом при подаче иска может быть только и исключительно доказано, причём доказано именно при предположении, что такого злоупотребления нет (использовать метод доказательства, исходящий из недобросовестности ли неразумности, запрещается указанным правилом закона, которое оформило, вообще говоря, принцип), поэтому нежелание кого-либо из участников процесса вообще разговаривать на подобную тему никак не может быть доказательством злоупотребления правом.
Кроме того, из текста абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ ясно видно, что необходимым признаком злоупотребления является именно намерение исключительно причинить вред другому. Слово «исключительно» там есть, и тут ничего не поделаешь — оно находится именно на месте, поскольку стоит его убрать и практически всякое, например, обращение в суд с иском или предъявление кредиторского требования вообще, требования о негации или виндикации, и вообще иного требования к иному субъекту, тут же попадёт под определение злоупотребления. Иными словами, если слово «исключительно» из нормы выбросить, то никакого, строго говоря, гражданского оборота вообще не будет, возможными (да и то с оговорками!) останутся только и исключительно осуществления прав по захвату, использованию и присвоению res nihil, а всякое осуществление права превратится в одно сплошное злоупотребление. Даже Саваоф Ваалович Один и тот не знал такого чуда, которое в принципе не может никому повредить.
Но мы выбрасывать слово из нормы не намерены, как ни старайтесь.
А тогда в любом случае, когда это слово мы учтём в качестве обязательного, то едва только в действиях любого лица, подозреваемого в злоупотреблении своим правом, мы усмотрим хотя бы микроскопическую выгоду для него самого или для кого бы то ни было, мы должны сразу же сказать, что наши подозрения требуется отбросить по мотиву непрохождения ими критерия «исключительного вреда». Исходя же из принципа презумпции добросовестности и разумности, мы просто обязаны изначально считать, что если истец что-то и делает, то, следовательно, поступает как минимум к своей выгоде. И все спекуляции на тему злоупотребления развеиваются словно дым, и уж тем более, что доказывать надо именно намерение субъекта причинить исключительно вред, а не результат таких его действий.
Прошу обратить внимание, что расширяющая оговорка цитированной нормы абз. 1 п. 1 ст.10 ГК РФ также ничего к указанному рассуждению не добавляет: в ней говорится не об иных основаниях или определениях злоупотребления, а именно об иных формах. Формах, и ни о чём более. Это позволяет, конечно, расширитиь понятие злоупотребления, но вовсе не в том смысле, чтобы подгрести под него вообще всё что угодно. В основной дефиниции понятия говорится о действиях. Оговорка даёт возможность распространить основную дефиницию ещё и на бездействие, на понуждение к действию или бездействию, на введение в заблуждение, на провокацию, но она никаким образом не даёт возможность изменить мотив (а мотив никак не может относиться к форме!) деяния для того, чтобы его было возможно квалифицировать как злоупотребление. Так что ошибается и проф. В.В. Ярков, связывая злоупотребление, например, с объективной целью арбитражного процесса, а не с субъективным намерением причинить исключительно вред, и уж тем более — автор обсуждаемой статьи.
Но автор-то статьи идёт много дальше… и, натурально, впадает уже просто в противоречие. Автор полагает, что изменением подсудности истец пытается передать дело недобросовестному судье! так как это для него выгодно. Но если это выгодно истцу, и автор это как раз признаёт, то отчего же тогда надо совершенно уже вопреки прямому определению понятия «злоупотребление правом», считать такие действия именно злоупотреблением?! И отчего же, если исходить даже из презумпции коррумпированности судьи, которого выбрал истец, надо полагать, что судья, на которого указывает ответчик, менее коррумпирован?! Нет, воля ваша, тут, может и что-то умное хотел автор сказать, но получилось как-то уж очень мудрёно… не поймут и смеяться будут, ей Богу!
Люблю парадоксальные суждения, но не до такой степени, чтобы вот так вот начать изъясняться сплошными логическими противоречиями! Тут или автор что-то хочет сказать, но явно не может это выразить словами, или употребляет слова не в надлежащих значениях и порядке, или вовсе не имеет никакой стоящей мысли, а выделяет из себя результаты каких-то неясных ощущений. Во всех трёх случаях, полагаю, лучше было досчитать до ста и глубоко подышать, погулять на улице, пообщаться с детьми, а не бросаться к изготовлению странных текстов на неопределённые темы.
Однако высказывания имеют место быть и мы их рассматриваем. Тем более, что вслед за обвинениями в злоупотреблениях правом, автор порывается призывать юридическую общественность броситься в борьбу с замеченными этим автором злоупотреблениями. И если иметь в виду, что авторитет юридической профессии на Руси традиционно довольно высок, а какого рода могут происходить искажения при передаче сведений и знаний, можно увидеть на примере сравнения двух упоминаемых тут статей, то такого рода призывы всё-таки требуют пристального внимания.
Предполагаю, что автор не призывает никого бороться с «злоупотреблениями» применением незаконных методов. Предполагаю. А теперь попытаюсь показать, что в этом случае также получается некоторая несуразица.
Мы тут вслед за Верховным Судом Россиской Федерации и Конституционным Судом оной уже писали о том, что допуск к правосудию не может осуществляться иначе как на нормативной основе. Более того, мы достаточно зло и действительно едко полосовали судей, которые позволяют себе вольности именно на стадии доступа к правосудию, например, используя судебную дискрецию. Мы всё-таки живём не в Древнем Риме, и право на actio не может не быть гарантированным Конституцией Российской Федерации, а следовательно, не может зависеть, скажем, от усмотрения какого-нибудь претора. Подчеркну, это не только моя позиция, но и позиция высших судебных органов нашего государства. Но даже и это не всё. Эта наша позиция вообще является единственно истинной, непротиворечивой. И поэтому даже и в том случае, когда бы высшие судебные органы и Конституция РФ трактовали бы этот вопрос иначе, лично я всё равно бы придерживался именно указанной точки зрения как единственно верной. Марк Эфесский был один, не подписавший флорентийскую унию, но прав оказался именно он, а не сонмище епископата, её подписавшее. Мало того, он оказался настолько прав в своей критике доктрины fili o que, что прошло всего-то несколько веков и с ним вынуждена была согласиться и католическая церковь. Но, подчёркиваю, — в данном случае мне не грозит сожжение на костре, так как вопрос о нормативности допуска к правосудию решён.
Но каким же образом тогда (если только истец не сойдёт совсем с ума и прямо это не напишет в исковом заявлении или, подобно приведённому проф. В.В. Ярковым примеру, не сделает очевидной глупости: укажет ответчиков, к которым вообще не предъявлено никаких требований) можно, не давая никаких оценок по существу дела и представленным доказательствам, найти злоупотребление правом, то есть прежде всего некое намерение, да ещё и имеющее цель, которую нельзя предполагать? Или автор предлагает исключить принципы непредвзятости и непредубеждённости судей? А как же быть с этим: «Audiatur et altera pars»?
Тут уж, извините, одно из двух: или автор вообще не понимает то, что он пишет, или он призывает вот так запросто нарушить конституционные гарантии на доступ к правосудию, допуская судебную дискрецию при камеральном рассмотрении поступивших документов и дачу оценок доказательствам и доводам до рассмотрения дела по его существу. Если только будет законом установлено, что получите вы доступ к правосудию или нет, зависит всецело от усмотрения судьи, рассматривающего этот вопрос без вызова сторон в судебное заседание, то вот тут уж появится куда как больше и возможностей коррупции и подозрений (значительно более обоснованных, чем есть теперь!) в коррумпированности всего судейского сословия.
Ну ладно, представили уже автора ослом, но может быть он увидел действительную проблему и ему просто недостало опыта или знаний, чтобы справиться с ней?
Попытаюсь, однако, доказать, что и проблему-то автор увидел также неверно.
Проблема коррумпированности или во всяком случае неправосудности действий судов и судей, конечно же, сама по себе существует. Но она, заметим, никоим образом не связана с действиями субъектов процесса (кстати, надо полагать, именно поэтому проф. В.В. Ярков её как раз и не поднимает). Дело не в том, чтобы обстригать языки, которыми пытаются «договориться с судьёй» и приколачивать гвоздями к перекладине распятия «дающие руки». Решение проблемы в том, чтобы такие действия стали бы бессмысленными a priori. Тут в журнале уже есть попытка дать анализ факторов коррупции вообще, и, прошу заметить, среди криминогенных факторов коррупции вовсе нет никаких таких намерений. Намерения распределить выгоду в свою пользу были, есть и будут, доколе вообще будет гражданский оборот и доколе вообще будет противоречие между единичными интересами. Игра по правилам заключается в соблюдении правил, а не в произвольном ограничении игроков свободы выбора, и уж точно — не в отказе от выигрыша. Более того, стремление сузить выбор для обеспечения некоего порядка — как раз вполне полицейское явление: если кто-то не будучи в состоянии охранять права и свободы, тем не менее, желает делать это успешно, этот самый «кто-то» из в первом приближении разумных, но эгоистических побуждений как раз будет стремиться сузить вообще охраняемые права и свободы. Именно так и гибнут права и свободы под бурные аплодисменты на слова о безопасности. Такое как раз и происходит при наступлении тирании или диктатуры.
Что же прикажете видеть незаконного в том, что истец прибег к помощи иного лица, согласившегося стать ответчиком, допустим, даже с одной только целью: передать дело в другой суд? Если есть такого рода недоверие к судам, что всякий суд, который изберёт для рассмотрения дела истец, следует считать не заслуживающим никакого доверия, то не лучше ли в таком случае не призывать к крестовым походам против людей, действующим в своём праве и по существующим правилам, а присмотреться к тому, что явно ненормально в судебной системе? Но ведь этого автор статьи и не дерзает сделать! Он попросту призывает не продавать спички только из-за того, что они могут быть причиной пожара. Могу этого автора дико расстроить: при наличии ситуации в которой повышена пожароопасность, причиной пожара могут быть отнюдь не только и не столько спички. Применительно же к изменению подсудности могу сказать, что автор описал только один из методов изменения подсудности, я же навсидку могу назвать ещё пять, а кроме того, указать и на метод изменения подведомственности споров и вообще вывода их из-под юрисдикции одного государства и подведения под юрисдикцию другого; и всё это — на совершенно законных основаниях! Понятно, что после ограничения на продажу спичек, найдутся другие факторы возгорания, которые, по мысли автора, также следует запретить… и конца-края этому не видно. А раз это так, и всё дело не в свободном поведении субъектов, а в самой ситуации пожароопасности, то усердие проявлено явно не по разуму: для избежания или снижения уровня коррупции, нужно не ограничивать конституционные права людей и граждан (например, на участие в отправлении правосудия, на выборы «сенаторов» и «губернаторов»), а как раз наоборот — всемерно их расширять, подвергая всё большему регулированию и ограничению правá государственной власти и ставя её под контроль гражданского общества везде, где такой контроль вообще только возможен.
В конце-то концов, не следует уж спорить с очевидностью: все реформы времён президента В.В. Путина чрезвычайно укрепили государственную власть, но вот как раз и создали такую громаду вполне упорядоченной и именно системной коррупции, что последняя превратилась в ясную и очевидную проблему и государства и общества и людей.
И уж не юристу всю эту очевидность отрицать, не только делая из неё, мягко говоря, странные и неразумные выводы, но ещё и призывая других бороться не с той проблемой, которая существует в реальности, а с выдуманными фантомами, да мало того — средствами, прямо противоречащими закону и направленными исключительно на сужение прав и свобод. Мало нам недоучек-юристов в телевизорах, так ещё и в профессиональных газетах нате-здрасти.
Такое вот усердие не по разуму. Неужели и тут пиво виною?
Но de lingua stulta incommoda multa — вот что действительно расстраивает…
Что же касается статьи проф. В.В. Яркова «Произвольная подсудность» («ЭЖ-Юрист» №34, август 2007), то могу сказать вполне доказательно, что она содержит-таки довольно грубые ошибки и неточности, но об этом можно говорить отдельно, если того захотят читатели. А самому проф. В.В. Яркову остаётся только посоветовать стремиться выражать свои мысли не так, чтобы их было возможно понимать верно, а так, чтобы иные авторы не могли понять их искажённо. По меньшей мере, когда профессор говорит публично со страниц профессионального издания. (Кстати, именно во избежание вот такого диковатого понимания я и засекретил свою книгу «Тактика управления гражданским судебным процессом»).