То, что в Российской Федерации нынешнему государственному режиму гражданское общество со всеми его истинными институтами оказалось совершенно ненужным (а на самом деле и попросту — мешающим), кажется, ни для кого уже не секрет. По мысли нашего замечательного во всех отношениях Президента и его свиты суверенитет в понимании демократии именно им и этой самой свитой настолько велик, что представительство гражданского общества сводится, надо так понимать, только к организации Общественной палаты при горячо любимом Президенте России. То есть, все институты, которые не при Президенте России и в формировании коих бюрократия, кадровое управление которой находится в его, Президента РФ, руках, никакого участия не принимает с точки зрения правящей камарильи весьма желательно низвести до нулевого уровня. Лучше же всего при этом, опять-таки с их точки зрения, чтобы эти институты присутствовали, но были бы не менее декоративны, чем пресловутая Общественная палата или участие народа в формировании органов власти. В последнем случае у людей (а народ, — это к сведению тех, кто явно перепил пива в студенческие годы! — состоит именно из людей, и каждый человек, между прочим, имеет некоторые неотъемлемые индивидуальные права, осуществление которых он не обязан, между прочим согласовывать ни с какими политическими партиями, например) были отняты практически все права: и право на участие в отправлении правосудия, и активное и пассивное право выборов глав администраций субъектов федерации, и пассивное и активное право выборов в Совет Федерации, и практически все права выборов в Государственную Думу (да-да, нечего тут строить рожи — ныне выбираются не депутаты, а партийные списки, что вовсе не одно и то же).

Пришло время рассказать, например, об одном из способов атак на третейские суды.
Заметим, что третейские суды — самый настоящий институт гражданского общества. Именно так! И именно они осуществляют то, что согласно классификации Г.В.Ф. Гегеля, называется Rechtspflege. Именно они, а вовсе не государственные суды, как полагают некоторые. Для большей ясности, могу сказать, что указанное слово «Rechtspflege» переводится весьма часто как именно «правосудие».
Другое, конечно, дело, что указанному методу атаки можно и должно, без всякого сомнения, противодействовать. Необходимо противодействовать. Необходимо хотя бы для того, чтобы каждый раз показывать совершенно обалдевшему от власти чиновному сообществу и тем, кто делает ставки на него, что оно не просто не всесильно, но, к тому же, ещё и не слишком умно.

Для того, чтобы можно было понять — кто и как использует этот метод, а также найти способы ему противодействовать, надо внимательно посмотреть некоторые нормы законодательства. В сущности, не так уж много этих необходимых для рассмотрения норм.
Речь пойдёт о том, что для получения исполнительных документов по решениям третейских судов необходимо (разумеется, только в случае, когда указанные решения вообще подлежат исполнению, например, если они не являются только решениями о признании) обращаться в суды государственные. Законодательство, во всяком случае так, как оно написано и как оно мыслилось при его создании, предусматривает определённый государственносудебный контроль над прибеганием к содействию в исполнении судебных негосударственных решений исполнительной властью. В общем-то, это вполне логично. Тем более, что такой контроль сводится не к пересмотру дела по существу, — рассмотренное по существу третейскими судами дело государственные суды как раз рассматривать никакого вообще права не имеют, — а к проверке строго и очень узко очерченных в законодательстве оснований. Все эти основания перечислены в ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации», в ГПК РФ и АПК РФ. То, как относятся к закрытости перечня оснований проверки суды — разговор особый, федеральный судья Л.А. Куранова, например, умудрялась не только выдать исполнительный лист по решению, которое вообще не подлежало исполнению, так как было решением о признании, но и написать в определении, что она проверила не только законность соответствующего третейского решения, но и его обоснованность. Эта судья вообще довольно много чего делает чудесного и откровенно глупого и безграмотного.
Но теперь речь не о глупости, чванливой хамовитости и зазнайстве, а о том, что в том случае, когда одна из сторон третейского производства заявляет ходатайства об истребовании дела из третейского суда, государственный суд может такое дело истребовать и третейский суд обязан-таки такое дело в суд направить. (Разумеется, что с направлением третейских производств по запросам государственных судов достаточно проблем в законодательстве, но и не о них мы сейчас ведём речь).

А что будет, если третейский суд не может направить по каким-то причинам это дело в суд, истребовавший его?
Вот тут и начинается самое интересное. Понятно, что в этом случае государственный суд не может продолжать рассмотрение дела о выдаче исполнительного листа по существу и должен производство приостановить до тех пор, пока он не сможет получить из третейского суда истребованное им дело. Чаще всего, естественно, об истребовании дела заявляет должник, ведь именно на нём лежит всё бремя доказывания во время производства о выдаче исполнительного листа. Взыскателю достаточно только представить заявление, третейскую запись (тут, кстати, есть интересный нюанс, связанный с особенностью Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже»), само решение да доказательство оплаты государственной пошлины. И всё.
А вот должнику, как правило, ну очень не хочется исполнять решение.

А в каком случае третейский суд не может направить истребованное у него дело в государственный суд?
Ну, если оно погибло или… если оно уже было к этому моменту кем-либо истребовано.
Кем? — А, например, какими-либо следователями. Правоохранителями, так сказать.

Поэтому должник поступает таким образом: он договаривается с каким-нибудь знакомым руководителем,скажем,милиции или прокуратуры, готовым пойти на злоупотребление служебными полномочиями, пишет ему какое-нибудь заявление о возбуждении уголовного дела… дело это благополучно возбуждается, и следователь начертывает постановление о производстве выемки в третейском суде искомого производства.
Мотивы при этом могут быть самыми нелепыми.

Вот только один пример.
В УВД Дзержинского района города Новосибирска славно трудится на следственном поприще некая следователь, скажем, с фамилией Л.В. Карпуша (пусть будет считаться, что фамилия сия вымышленная абсолютно и всякое совпадение с реальным следователем этого РУВД является совершенно случайным). Этому следователю попало уголовное дело, из материалов которого усматривалось, что некое никак не установленное лицо подделало протокол общего собрания некоего ЗАО, которым был назначен директор сего ЗАО. Эти сведения уже очень даже установленное лицо зарегистрировало в ЕГРЮЛ. Затем представитель этого ЗАО участвовало в судебном заседании третейского суда. Решение суда было принято отнюдь не в пользу указанного ЗАО и с этого ЗАО была взыскана довольно большая денежная сумма. Решение взыскателем было направлено в арбитражный суд на получение исполнительного листа, арбитражным судом было назначено заседание.
И вот тут-то некто и помчался договариваться с милицией. Славная у нас милиция, отметим, сердобольная!
Понятно, что следствие, конечно, могло подозревать подлог материалов общего собрания. Понятно, что это вообще могло быть. Но вместо того, чтобы обратиться в налоговую службу, которая, собственно ведает ЕГРЮЛ… что делает следствие?.. ну, в частности некая следователь, скажем, Л.В. Карпуша (чьё совпадение с фамилией реального человека, буде оно и случается, совершенно случайно, естественно)? Эта следователь рисует постановление о выемке материалов по делу именно тому самому, которое может быть истребовано в арбитражный суд при рассмотрении вопроса о выдаче исполнительного листа по решению третейского суда. Случайно? Ну, конечно, г-жа с фамилией, случайно совпадающей с фамилией «Карпуша», и сама, поди не знала — а чего это ей понадобилось исследовать для разрешения вопроса о подложности протокола собрания ЗАО дело, в котором и следа такого протокола, конечно, быть не могло, так как вопрос удостоверения полномочий, вообще-то элементарно решается выпиской из ЕГРЮЛ, а даже если это и не так, то уж никак не милицейскому следователю разбираться с тем — на основании каких, собственно, документов третейский суд рассматривал дело по его существу.
Только не надо мне рассказывать, что это просто так помрачение на следователя нашло. Не надо! иначе я начну подозревать, что в милиции у нас с оружием ходят психически нездоровые люди. Вообще страшно получается тогда.

Итак, смысл действий был понятен — простая двухходовка:

1. дело попадает в милицию и лежит там до марковкиного заговенья — расследовать уголовное дело, в котором нет вообще ни одного подозреваемого, можно бесконечно, да и под подозрением человека тоже можно держать сколько угодно;
2. в арбитражном суде должником (ЗАО) заявляется ходатайство об истребовании дела из третейского суда, третейский суд передать дело не может… всё! дело сделано — производство о выдаче исполнительного листа подвисло.

В такой ситуации то, что такое решение существует, делает невозможным защиту прав взыскателя вообще в суде, а для должника всё становится очень простым — существующее решение никогда исполнено не будет. И его проигрыш оборачивается с помощью правоохранительной «крыши» чистым выигрышем на пустом месте (а на то они и правоохранители, чтобы права, пусть даже несуществующие охранять; разумеется, совершенно бескорыстно… вы уж чего худого-то по «Карпушу-то» не подумайте!). А третейский суд при этом можно сколько угодно обливать грязью на всех углах. И институт в целом, и его судей поотдельности. И правоведы оказываются бессильными перед нахрапистыми погононосными нечистями и теми, кого они «крышуют». Это вполне соответствует точке зрения на юриспруденцию и право плохо учившегося студента, злоупотреблявшего слабоалкогольными напитками.

 

Ну, что до репутации третейских судов — тут дело такое: имеющий голову, да думает сам. Но ведь, в конце концов, есть же ещё и защищённые этим судом интересы взыскателя.
Но так ли уж правоведы беззащитны перед подобным modus operandi?
Нет.

Во-первых, согласно ч. 3 ст. 183 УПК РФ произвести выемку документов содержащих любую (а не только государстенную!)тайну, защищённую федеральным законом без санкции прокурора никакой следователь не имеет права. Они, кстати, балдея от собственного полновластия, об этом забывают. Как забывают и о том, что в отличие от государственных судов, в которых большинство гражданских дел являются совершенно открытыми в своей информационной части, в третейских судах вообще нет, согласно ст.ст. 18 и 22 ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» несекретных дел: всякое дело является согласно указанному федеральному закону конфиденциальным. Поэтому

И никак иначе.

 

Во-вторых, третейский суд не является вообще правосубъектным, а потому его адрес есть всегда адрес какого-то юридического или физического суда, не являющегося самим судом. Поэтому

 

В-третьих, дела, законченные производством, должны храниться в архиве.

 

В-четвёртых… самым интересным является то, что нигде никаким законом не предусмотрено ни то, что протокол судебного заседания должен быть только в одном экземпляре, ни то, что доказательства должны храниться только в подлинниках, ни то, что решение пишется в одном экземпляре, справочные листы и описи дела существуют в одном экземпляре… словом,

 

В-пятых, наконец, является весьма спорным самоё право следователя получать подобные дела. Истребование дел из третейских судов регулируется особенным правилом (особенным по отношению к общему правилу УПК РФ) — правилами ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» и корреспондирующими с ними правилами ГПК РФ и АПК РФ. А следователь обязан руководствоваться не только УПК РФ, но и всем корпусом законодательства России, и при этом никаким образом УПК РФ не имеет супрематичности перед иными федеральными законами. Последнее признал даже наш такой уж огосударствившийся Конституционный суд.
Правда, тут надо помнить, что бескорыстно наглеющие правоохранители вполне могут додуматься до «маски-шоу», особенно, когда они понимают, что перед ними именно представитель гражданского общества, ссылающийся всего-то навсего на… Конституцию и суждение КС РФ — им до этого Конституционного суда как до Луны, равно как и до прав человека, например (они ещё и поглумятся над самим термином — даже не сомневайтесь!), а начальство и «бескорыстие» — рядом.

Значит, метод противодействия изложенной выше практике правоохранительных «крыш» по изъятию третейских дел состоит в том, чтобы

 

Отдаю себе отчёт, что по крайней мере некоторые из перечисленных мер предосторожности слишком сильно напоминают конспиративные правила действия в тылу врага. Но раз уж так случилось, что нынешнее государство в России стало врагом гражданского общества и его институтов, то это как раз и означает целесообразность применения указанных правил. Придерживаясь их, модифицируя, вырабатывая новые приёмы и координируя между собою свои усилия, третейские суды и правоведы вполне могут заниматься реальной защитой прав людей и набрасывания намордников на государственных псов. Чем, в общем-то, и должны заниматься институты гражданского общества, пока и поскольку они вообще существуют.