А дело было так:

Л и Р вступили в спор, объектом которого был дом, принадлежавший как собственнику Л, и на который Р заявил свои притязания.

Попало это дело в институциональный (постоянно действующий) третейский суд. А вместе с исковым заявлением в тот же третейский суд попало и ходатайство Р, в котором он просил наложить арест на указанный дом, запретив распоряжение им.
Третейский суд принял исковое заявление к производству, а вместе с этим вынес определение о применении истребованных обеспечительных мер.
Далее Р направил заявление в суд общей юрисдикции по месту рассмотрения дела (оно, как видно было из определения о назначении судебного разбирательства, не совпадало с местом нахождения третейского суда).
Федеральный суд общей юрисдикции вынес определение о применении обеспечительных мер по определению третейского суда.

Но всё описанное - обычная рутина. Самое интересное как раз началось далее.

Л обратился к адвокату К.

Мне трудно сказать отчего и почему, исходя из каких мотивов и в результате какой дезориентации, но К поступил следующим образом:

1. он написал текст, озаглавив его "Частная жалоба"
2. закрыл надпись "Частная жалоба" на листе, скопировал первый лист на ксероксе
3. на пустом месте ксерокопии написал слова "Заявления об отмене обеспечительных мер"
4. направил два указанных идентичных в своём содержании текста в один и тот же федеральный суд общей юрисдикции

Федеральный суд общей юрисдикции, естественно, начал рассмотрение "Заявления об отмене...". В полном соответствии с п. 6 ст. 25 ФЗ "О третейских судах в РФ".

Главные аргументы заявления были такие:

1. такого третейского суда нет (в качестве доказательства приводился список третейских судов с сайта журнала "Третейский суд")
2. третейская запись не подписывалась Л 

Вот, собственно, и все главные аргументы, который можно было вычленить из текста. Были и другие, но оно не слишком серьёзны, вроде того, что третейский суд не имеет права рассматривать дело в том месте, где он взялся его рассматривать (почему и отчего не имеет права - не ясно). Попутно в завялении К указал в качестве заинтересованного лица... ну конечно же! - сам третейский суд в лице председателя оного.
Однако в ходе рассмотрения заявления, К выдвинул ещё несколько доводов.

Он вынужден был сделать это, поскольку федеральный суд общей юрисдикции, который рассматривал дело по его заявлению, сделал запрос в другой суд, откуда пришли документы, свидетельствующие о несостоятельности первого из ранее выдвинутых аргументов: аргумента об отсутствии такого третейского суда. Новые аргументы были следующие:

• федеральный суд общей юрисдикции, из которого пришли запрошенные документы, неверно принял сообщение о создании третейского суда
• федеральный суд общей юрисдикции, который вынес определение о принятии обеспечительных мер по определению третейского суда, не проверил порядок создания третейского суда
• в ЕГРЮЛ нет сведений о регистрации третейского суда

Возражавший на доводы К в процессе рассмотрения заявления представитель Р попытался подытожить получившийся набор аргументов. Он получился таким:

1. третейская запись не подписывалась Л
2. федеральный суд общей юрисдикции, из которого пришли запрошенные документы, неверно принял сообщение о создании третейского суда
3. федеральный суд общей юрисдикции, который вынес определение о принятии обеспечительных мер по определению третейского суда, не проверил порядок создания третейского суда
4. в ЕГРЮЛ нет сведений о регистрации регистрации третейского суда

Затем представитель Р отмёл аргумент №4, указав, что третейские суды в России не являются ни структурными подразделениями юридических лиц, при которых создаются, ни юридическими лицами, а потому сведения о них вообще не подлежат отражению в ЕГРЮЛ. Во всяком случае законодательство никаким образом не связывает создание третейского суда с внесением каких бы то ни было данных в ЕГРЮЛ.

Согласно п. 4 ст. 25 ФЗ "О третейских судах в РФ" компетентный суд (в данном случае это - федеральный суд общей юрисдикции) не рассматривает вопросы того - в каком порядке создавался третейский суд вообще, тем более, что на самом деле такой порядок, установленный законом, нарушен не был. А что касается неверных (или напротив - верных) действий другого суда или его должностных лиц, скажем, председателя, то и этот вопрос остаётся вне компетенции текущего федерального суда общей юрисдикции. Как видно из содержания указанной выше нормы закона, компетентный суд, рассматривая вопрос о применении обеспечительных мер по определению третейского суда, сторого ограничен в материалах, поступивших к нему. Мало того - он не имеет даже и права рассматривать по существу те вопросы, которые подлежат рассмотрению третейским судом при вынесении последним определения о применении обеспечительных мер. В конечном счёте федеральный суд общей юрисдикции лишь, по существу, проверяет: разрешить ли исполнение определения третейского суда силой государственного принуждения, но не более того. Поэтому и его действия никак не могут вмешиваться в дискреционные оценки суда третейского.

Остался, таким образом, только один аргумент:

• Л не подписывал третейской записи.

Ясно, что третейский суд, в каком бы порядке он не был создан, наделяется компетенцией для рассмотрения дел. Источников такой компетенции два: законодательство и воля сторон. Причём, в любом конкретном деле должно присутствовать и то и другое. Следовательно, вопрос о наличии или отсутствии третейской записи между Р и Л есть именно вопрос о наличии у конкретного третейского суда компетенции рассматривать конкретное дело. Но в этом случае подлежит применению норма п. 1 ст. 17 ФЗ "О третейских судах в РФ", устанавливающая самостоятельную компетенцию именно самого третейского суда рассматривать вопрос о своей компетенции, включая и возражения против наличия таковой, основанные на отсутствии или недействительности третейской записи.
Более того, как видно из пп. 5) п. 2 ст. 33 ФЗ "О третейских судах в РФ", третейский суд излагает обосновние своей компетенции именно в своём решении. То есть обоснование компетенции третейского суда есть вопрос нормативно-дискреционного суждения самого третейского суда, а следовательно, до вынесения самим третейским судом заключения о наличии или отсутствии у него, третейского суда, компетенции в разрешении спора, рассматривать такой вопрос, предваряя заключение по нему третейского суда,  федеральный суд общей юрисдикции не может вообще. А сам третейский суд такого рода суждения в данном случае не выносил и вопроса такого рода вообще не рассматривал.

Но в самом судебном заседании были и другие интересные моменты.

Представитель Р, когда в зале с явным опозданием появился сам Л, задал последнему вопрос: "Скажите, у Вас на основании определения третейского суда отняли дом?" Л ответил: "Нет". Тогда представитель Р продолжил: "Может быть Вас не пускают в этот дом, не дают там жить?" Л ответствовал, что в этом доме он сейчас действительно не живёт, но не потому что его туда кто-то не пускает, а потому, что там печное отопление, ему тяжело топить печь, и он живёт в квартире не то родственника, не то знакомого. Тогда представитель Р задал коварный вопрос: "А что, Вы хотите этим домом распорядиться?" Л не понял, и представитель Р пояснил: "Ну, продать его, например, или сдать в аренду..." (Коварство этого вопроса состояло в том, что одним из аргументов, правда, не столь выпукло прозвучавшим, было то, что нет, дескать, доказательств того, что Л намеревался произвести отчуждение указанного дома). Л оживился: "Да-да, конечно, я хочу его продать, уже договорился, а мне - арест..." Представитель Р демонстративно улыбнулся, глядя на К, сидевшего рядом с Л. К стало понятно, что сейчас Л ответил против себя - если он, Л, и в самом деле был намерен продать дом, тогда само по себе обеспечение иска путём наложения ареста, заключающегося в запрете распоряжения, более чем обоснованно. Но К не просчитал, что и улыбка представителя Р, адресованная ему, К, была не более чем тактическим приёмом. К попросил перерыва. Перерыв был судом предоставлен. К долго что-то говорил Л, а после перерыва Л пояснил, что он, Л, собирался продать дом до наложения ареста, но теперь вовсе не собирается его никому продавать. Капкан захлопнулся!

В довершение ко всему в своей речи в прениях по сему поводу представитель Р высказал, между прочим, вот что:

"... в суды России всякий имеет право обратиться, но не для чего угодно, не для обсуждения принципиальных вопросов по животрепещущим темам права, или политики, или личной жизни, а исключительно и только для защиты нарушенных или находящихся под угрозой прав и охраняемых законом интересов. Если исходить из первого ответа г-на Л, то надо сделать вывод, что арест в данном случае наложен вполне обоснованно и такой арест остро необходим; в противном случае судебное решение может оказаться неисполнимым, так как дом может быть к этому времени продан. Если исходить из второго ответа всё того же Л, то Л вовсе не имеет права на обращение в суд, так как ни одно его право и охраняемый законом интерес не нарушен и под угрозой не находится: ему никто не мешает "общаться" со своим домом, а распоряжаться им Л и не собирался. Если же принять, что оба ответа верны и Л действительно сначала хотел продать дом - до наложения ареста, а потом раздумал, то это означает, что на момент наложения ареста, арест был наложен обоснованно, а на нынешний момент права на судебную защиту у Л не возникло, так как нет права и защищаемого законом интереса под нарушением или угрозой"

Второй интересный момент состоял вот в чём.
Представитель Р задал вопросы К и его клиенту Л: "Вообще-то основанием для отмены, именно отмены обеспечительных мер, может быть замена объекта, находящегося под арестом, принятие решения третейским судом об отказе в удовлетворении заявленных требований, иное прекращение производства в третейском суде. Скажите: Вы хотите заменить этот дом чем-то другим в качестве обеспечения заявленного к Вам иска?" Последовала опять просьба К о перерыве на совещание с Л. После перерыва К ответил, что решение третейским судом вообще не выносилось, производство не прекращалось ни по каким основаниям, а заменять они этот дом ничем не намерены. Между тем, в вопросе был подвох. Подвох состоял в том, что соль вопроса, конечно же, сстояла не в том - заменит или нет Л дом чем-то другим (этот вопрос должен был бы быть опять-таки по смыслу закона рассмотрен именно третейским судом, ведь в разрешении его необходимы дискреционные оценки о равноценности нового и старого объекта обеспечения в свете именно заявленного и рассматриваемого именно третейским судом иска), соль вопроса была в том, что К продемонстрировал и своё знание о существовании третейского суда и о том, в каком именно состоянии находится в нём производство по интересующему суд и стороны делу. Этого подвоха ни К, ни его клиент не разглядели.

Определением федеральный суд общей юрисдикции оставил заявление Л без удовлетворения.

Но продолжение этого дела, как представляется, последует, и будет оно не менее интересным.