Мой гордый ангел. Я так никогда и не узнал, что же произошло с ней на той вечеринке. Или, вернее, что с ней сделали? Герой какого-то детектива уверял, что из всех вариантов ответа логичнее выбрать самый простой. Но я так и не решился спросить Марию, верен ли мой вариант. Мне пришлось заехать за ней днём в ту квартиру. Её родители попросили меня об этом, она хоть и не жила с ними уже давно, но они продолжали волноваться за неё. Дочка обещала быть дома ещё прошлым вечером. Никогда не забуду увиденного. Дверь оказалась незапертой. Я прошёл внутрь, в единственной комнате на заблёванном полу лежали два парня. Если они и спали, то сон этот, верно, был мертвецким. На кровати лежало ещё что-то. А она стояла у окна и курила. Единственное отрадное существо в этом доме, мой гордый ангел. Она не отозвалась на своё имя. Когда я прикоснулся к её плечам - спокойно дала увести себя на улицу. Её лицо казалось чёрным, глаза смотрели сквозь меня. Только так она с тех пор на меня и смотрела. Несколько дней мы не виделись. Потом зазвонил сотовый телефон. В трубке не было слышно ни голоса, ни дыхания, но определитель сработал, и я понял, что она зовёт меня. Я привёз ей букет белых роз, а следовало бы хлеба. В её заварочном чайнике зеленела недельная заварка, в холодильнике лежал одинокий пакетик майонеза с просроченным сроком годности. Когда я вернулся из магазина с её любимыми продуктами: хлебом для сэндвичей, нежным сыром, охотничьими колбасками, томатным соком, упаковкой равиоли с ветчиной, а ещё с чаем и кофе и пакетами гречки и риса про запас, то увидел, что мои розы завяли. Она не съела и половины предложенной еды. Она молчала, смотрела сквозь меня и не отвечала на вопросы. Шли дни, весеннее солнце вызвало к жизни травы и листья. Но в её комнате шторы были всегда задёрнуты. Я раздвигал их, а когда приходил снова, окна опять были занавешены. Приходить к ней раз в два-три дня стало моей добровольной обязанностью. Родители навещали её гораздо реже, им было спокойно оттого, что Мария не выходила из дома, а достойный молодой человек - я - навещал её достаточно регулярно. Мои цветы с завидным упорством увядали в её квартире, в тот же день, что я их приносил. Однажды я принёс ей огромный букет её любимых красных пионов. Я ушел в ванную комнату помыть руки, а когда вернулся - все цветы осыпались. Завал багряных лепестков вызывал неприятные ассоциации и я поспешил выкинуть цветы. Мне приходилось выкидывать и еду. Больно было смотреть, как остывает в её тарелке ненадкушенный кусок филе, особенно мне: постоянно голодному и не такому уж богатому студенту. Не знаю, что держало меня возле неё, когда всякий бы признал это бессмысленным трудом. Никогда раньше я и мечтать не мог видеться с ней столь часто, а теперь свидания не приносили радости. Она не стала выглядеть хуже, но и не поправлялась. У неё, такой популярной и блистательной, оказалось, совсем не было друзей. Никто не приходил к ней, меня постепенно перестали спрашивать о её здоровье в институте. Преподаватели угрожали ей исключением, но довольно вяло. Я пересказывал ей новости, они не находили отклика в её чувствах. Я мог бы больше не ходить к ней, но что-то не позволяло мне этого сделать. Постепенно во мне нарастало неведомое чувство. Мне снились тягостные сны об обрушенных лестницах и необходимости от кого-то убегать, о клоунах-убийцах, о чёрном цунами в городе. Приближающаяся волна цунами - вот на что было похоже моё новое чувство. Оно настигало меня в солнечный день в парке. На лекции. В метро. Среди друзей. Во время беседы. Сильнейшие и неразборчивые эмоции подкатывали как волна, волна лавы, волна тошноты - и так же отступали. Что это: предубеждение о беде или сама беда? Одним из более или менее понятных чувств было подспудное раздражение, другие я не разобрал. Всё разъяснилось, а, может быть, наоборот запуталось из-за котёнка. Котёнка мне подкинули. Я занял, кажется, последнее свободное место в набитом трамвае, прямо надо мной навис здоровый парень с маленьким котёнком в руках. - Молодой человек? Вы не подержите котика, а то меня тут затолкали. Конечно, я согласился. Пассажиры-соседи улыбались, глядя на котёнка. На следующей же остановке, парень каким-то чудом растолкал плотную толпу и выскочил на улицу под мои и соседские возмущённые возгласы. Что мне было делать с животным. Я оставил его себе. Котёнок был рыжим с полосками. Очень забавный, живой, хвост морковкой, наглая кошачья морда. И мне пришло в голову, что ни одна даже самая депрессивная девушка не устоит против маленького рыжего монстра, для которого весь мир - огромная весёлая игрушка. В этот день всё в начале было как обычно. Она открыла мне, и, не здороваясь, ушла в комнату. Но я не отправился, как раньше бы, на кухню, смотреть на надкушенные и умершие мучительной смертью от усыхания бутерброды, которые я оставлял ей, уходя. -Привет! Сегодня отличный день и я принёс тебе подарок. Она сидела на кровати и смотрела вроде бы в пол, а, может, сквозь него. -Протяни руки. -Протяни ко мне руки, ладони давай сюда! потребовал я. И когда она послушалась - вынул из-за пазухи и положил на её ладони котёнка. Котёнок стал устраиваться поудобнее на её руках, он хотел исследовать их, я думаю. На её губах впервые за столько дней заиграла вдруг лёгкая улыбка. Но потом она опустила руки и несчастная зверюга с удивлённым мявом свалилась на пол. И чёрная волна нахлынула. -Дура несчастная!!! Он же мог лапы переломать! Идиотка! Ты так зависла в своём великом горе, что тебе положить на всех. Ты могла его убить! Он же ещё не умеет падать как взрослый кот. Всё, мне надоело. Что я тут делаю ради Бога?! Если тебе угодно помереть тут от голода, это твои проблемы! Я встал, бережно держа кота, - Всё, я ухожу. Ищи себе другую прислугу. - Ты можешь сказать, что ты меня и не просила, но знаешь, я всё для тебя делал и имею право рассчитывать, что ты хотя бы не станешь гробить мои подарки. Тут я понял, что немного запутался в доводах, но, тем не менее, собирался сделать, как говорил. То есть уйти, выйти на солнечный свет из этой проклятой квартиры, это вдруг стало жизненно необходимым. Мне показалось, или эта улыбка её улыбка была улыбкой удовлетворения? Могла ли она нарочно уронить кота. Она вдруг посмотрела мне прямо в глаза. - Уходишь? - Да Я не мог отвести глаз, не мог повернуться к ней спиной. - Не уходи. Этот хриплый, клекочущий голос был нисколько не похож на её прежний. Я столько дней не слышал её голоса. Что я делал здесь всё это время? Я понял, что не помню. Сделал шаг назад, пятясь. - Останься. -Нет. Что же я делал здесь? Я шептал. Мне стало душно. - Останься, пожалуйста. -Нет! Уже громче. Её глаза буравили, жгли. Какими яркими они казались на фоне этих впалых щёк. Пятясь, я вышел в коридор. Сколько времени я здесь проводил, я пропустил весну в этом доме. - Останься со мной. Я наткнулся спиной на дверь и начал искать задвижку замка рукой, в которой не держал кота. Но не мог сконцентрироваться, потому что мой взгляд был прикован к её лицу. Тогда она протянула ко мне руки. Её прекрасные руки с узкими кистями и тонкими пальцами. Разве нет? Нет. Её руки казались замшелыми, грубыми. -Останься! И я бы остался, но, руководствуясь внезапной бессознательной идеей, протянул вперёд руку, ту, в которой держал кота - я поднёс котёнка к её лицу. Не знаю, что случилось. Мне кажется, они встретились глазами. Ясные зелёные глаза котёнка и её воспалённые мутные очи. Она отпрянула, меня больше ничего не удерживало в этом доме. Задвижка внезапно поддалась моим пальцам, я вывалился на лестничную площадку. Бросился вниз. Она жила на втором этаже. Кто-то входил в дом, я оттолкнул человека в сторону, в то же время, оберегая своего кота от ушиба. На улице городской шум показался мне благословением свыше. С тех пор прошло сколько-то лет. Я встречаю её иногда на ночных тусовках среди общих знакомых. Она блистает, мой гордый ангел. Если есть в мире лестница статуса, то она неуклонно поднимается по ней. Кроме этого в ней появилась одна перемена, она выглядит безнадёжно взрослой. И избегает моего взгляда. Кот живёт у меня, впрочем, по прошествии времени я понял, что он кошка. Я в жизни не встречал более независимой, смелой и живой твари. Живой.
Пономарева Е.В.
[548x390]