Посмотрела "Лир. Комедия" Богомолова
03-10-2011 23:39
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
По шекспировским пьесам постмодерн давно плачет, и странно было видеть, что современный европейский театр ещё не пользуется этим на всю катушку. И тем отраднее, что вне фестивалей в маленьком театре «Приют комедианта» появился «Лир». Талантливейший… писатель? Прозаик? Блогер? – Богомолов фактически пересоздал пьесу заново, опираясь при этом на её страшную, постапокалиптическую суть, тогда как многие, гоняясь за воспроизведением авторской фабулы, безнадёжно топчутся на одном месте и неизбежно эту суть теряют. Новая история Лира разворачивается в советской России, сужающиеся от зрителя стены кулис «сложены» из крупного красного кирпича: место начала действия – Красная площадь, время начала действия – 1941 г. Первые лица государства поднимаются на трибуну рампы и робко машут ладошками в зал – женщины на мужских ролях, мужчины – на женских. Можно оправдать это тем, что женщины в театральных труппах сейчас преобладают и занять надо всех, тогда как Шекспир писал с учётом преобладания мужчин в театрах его эпохи, так что порой и женские роли приходилось исполнять мужчинам. Но есть трактовка и более изящная: шекспировские женщины – и не только в «Лире» зачастую более жестоки и предприимчивы, тогда как мужчины – более пассивны и добродетельны. Георгий Максимилианович Альбани (Фомичева) даже внешне похож на Георгия Максимилиановича Маленкова, секретаря ЦК КПСС, одного из наиболее близких к Сталину лиц, умудрившегося при этом остаться в памяти народной положительным героем: упитанная флегматичная дама бальзаковского возраста, чуждая подковёрной грызне. Генерал Семён Михайлович Корнуэлл (Мороз) – альтер эго Семёна Михайловича Будённого, фанатик войны с непроницаемым бледным лицом и ледяными щёлочками глаз, самурай, танцующий с ножом, напоминающий «Ран» Куросавы. Писатель Самуил Яковлевич Глостер (Саликова) – немолодой интеллигент с благородной выправкой и строгим лицом, кому повезёт значительно меньше, чем его тёзке Самуилу Яковлевичу Маршаку. Его незаконный сын Эдмонд (Старостина) – русский по матери, затянутый, как и Корнуэлл, в солдатскую форму, родной сын-еврей Эдгар (Снегирь) – скромен, тих и себе на уме. Сам король Лир (Хайруллина) с коротко стрижеными седыми волосами появляется с пластиковым раком в руке и вычитывает про рак в медицинской академии: он смертельно болен и затеял передел государства, карта которого нанесена на резиновую секс-куклу. Он и комичен, и до боли узнаваемо-неприятен: базарная баба, вознесённая до матриарха-хама, сварливого и склочного маразматика на троне. Торжественный пир под «Сталинскую» водочку и салаты устраивают в доме Глостера – Эдмонд прислуживает за столом, самого Глостера пытаются использовать в качестве переводчика при переговорах с иностранным послом г-ном Заратустрой (Бондарева) – белокурой бестией, сватающейся к младшей дочери короля. Фарс, как подтвердится позже, заранее просчитан: нелепый бугай с косой Корделия (Чинарев), глава «молодых лировцев», показательно изгоняется разгневанным отцом, которого поставила в неудобное положение перед гостями, и уезжает с Заратустрой. Постановка Богомолова – в той же мере постановка «Так говорил Заратустра», в какой «Короля Лира»: текст романа, поневоле ставшего частью официальной идеологии Рейха, органично перемежает шекспировскую поэзию в переводе Кузмина, подкрепляется стихами и отсебятиной. В первую брачную ночь Заратустра стреляет Корделии между ног из револьвера, после чего она сама учится обращаться с оружием. Тем временем Лир читает свою энциклопедию и старается как можно веселее скоротать остаток жизни: приглашает гостей, обозначенных всё теми же пластиковыми раками, пьёт за всех, поёт, а затем раки по парам размножаются, и их число удваивается. Выступающий в роли комментатора Эдмонд поясняет метафору: правящий класс – раковая опухоль, бессмертная и разрастающаяся. Гонерилья Лировна Альбани (Кудренко) возмущена – раки сыплются у неё из-под ночной рубашки, но на предложение сократить свиту Лир осыпает её проклятиями; он смешон и жалок, играя роль жертвы, но привычка к безнаказанности, как обычно, выходит королю боком. Регана Лировна Корнуэлл (Мошечков) тоже ему не рада, и очередная лавина слов Лира перетекает от проклятий к монологу «Дуй, ветер, дуй», от обращения к буре – к «Откровению Иоанна Богослова». Тронувшийся король попадает в спецпсихбольницу (читай – институт Сербского), и вместо шута при нём – доктор Лунц (Мороз), печально известный Даниил Романович Лунц, агент Лубянки, советский аналог «докторов»-экспериментаторов фашистских концлагерей: он отведёт короля в «шалаш», укрытие от бури, разразившейся снаружи. В ту же больницу угодил Эдгар: коварный сводный брат подсунул наивному Глостеру страничку из его дневника, в котором он пишет о Боге – стихами Пауля Целлана в переводе Цедаковой. В клинике Эдгар познакомился с пациентом-«пророком» - но не чеховским, а альтер эго Заратустры – Зороастром (Бондарева), от которого усвоил, что человек убил Бога, - и это показалось навещающему его Глостеру признаком выздоровления. Врач перечисляет пытки, при помощи которых «лечили» заключённых психбольниц, а фоном – накладывающиеся одна на другую документальные аудиозаписи тех, кто прошёл через них и выжил, оставшись с навсегда покалеченной психикой и нервной системой. Там троица и услышит об объявлении войны: Корделия будет биться за то, чтобы вернуть трон отцу. Аукнется и Глостеру: Эдмонду мало избавиться от брата, его месть распространяется и на отца. Минет револьверу Корнуэлла – и генерал соглашается принять донос на сношения Глостера с врагом, и писатель оказывается на Лубянке. Регана бреется при помощи вырванного у него клока седых волос и подначивает супруга вырвать Глостеру глаза, что и проделывается при помощи штопора – фокус достаточно искусен, чтобы натурализм не потерял своей убедительности даже при взгляде с первых рядов, и будь фонтаном брызнувшая «кровь» красной, более впечатляющей эта сцена всё равно уже не смогла бы стать. Но едва экзекуция заканчивается, как «прилетает» Корделия в кожаном шлеме и лихо бомбит врагов: сыплется штукатурка, Корнуэлл ранен. Своим ножом он совершает сеппуку, но продолжает расхаживать с торчащими из живота кишками в исполнении связки сосисок. Глостер пробирается к Эдгару, но вместо сострадания встречает ницшеанскую проповедь о необходимости подтолкнуть падающего – и сын везёт его на лифте на крышу, туда, где «обрыв ужасный», но, впрочем, не подталкивает, а просто оставляет. Тем временем Корделия с Заратустрой освобождают Лира и наскоро превращают его в живую икону – красят ему лицо золотой краской, надевают золотой парик и на плечах вносят как победителя. Побеждённые встречают Заратустру речью Шута: ему нечего искать в этом городе, погрязшем во всевозможных пороках; он отвечает своим последним монологом к жизни: жизнь дороже мудрости – но она ускользает от него. Как пастух, откусивший голову змее, заползшей ему в глотку, откусывает Эдмонд язык Корделии при поцелуе, и её, немую, Лир уводит с собой в тюрьму. Так не должно быть, - но, когда их могилу засыпают трухой, испытываешь огромное облегчение, словно то зло, которое стало причиной всех предательств и жестокостей, наконец совместными усилиями остановлено и изолировано. Закончилась война – но не та война, на которой по полям идут танки и войска идут в атаки, а та, которая ведётся в каком-то ином измерении, том, которое только отражается в боевых действиях; та, в которой граница между светом и тьмой проходит не по линии фронта, тьма проникла по обе стороны, и необходимо уничтожить её и здесь, и там. Но что если теперь уничтожено всё?.. Богомолов поставил спектакль о том, что Апокалипсис уже случился. Конец света наступил в прошлом, и этим концом была Великая Война – без победителей и проигравших, - короткий миг смерти, за которым потянулось безвременье посмертия. И ничего не изменилось – только больше «нет разницы между живыми и мёртвыми». После известия о своей смерти как ни в чём ни бывало приходит Корнуэлл. Появляется слепой Глостер и с ним Эдгар – он стреляет в Эдмонда, но тот не собирается умирать. Гонерилья отравила Регану, Регана заколола Гонерилью – их словесная дуэль повторяется, как заевшая пластинка, словно им очень хочется умереть, но не получится уже никогда. «Он умер, улыбаясь», - говорят о Глостере, продолжающем подавать признаки жизни. И, наконец, из могилы выходят Лир с Корделией – при папиросках и гитаре, чтобы сесть во главе стола. Мёртвые и живые пируют, как в самом начале, круг замкнулся: Лир – снова король. И чтобы разомкнуть этот круг, едва ли найдётся сила.
[261x156]
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
По шекспировским пьесам постмодерн давно плачет, и странно было видеть, что современный европейский театр ещё не пользуется этим на всю катушку. И тем отраднее, что вне фестивалей в маленьком театре «Приют комедианта» появился «Лир». Талантливейший… писатель? Прозаик? Блогер? – Богомолов фактически пересоздал пьесу заново, опираясь при этом на её страшную, постапокалиптическую суть, тогда как многие, гоняясь за воспроизведением авторской фабулы, безнадёжно топчутся на одном месте и неизбежно эту суть теряют. Новая история Лира разворачивается в советской России, сужающиеся от зрителя стены кулис «сложены» из крупного красного кирпича: место начала действия – Красная площадь, время начала действия – 1941 г. Первые лица государства поднимаются на трибуну рампы и робко машут ладошками в зал – женщины на мужских ролях, мужчины – на женских. Можно оправдать это тем, что женщины в театральных труппах сейчас преобладают и занять надо всех, тогда как Шекспир писал с учётом преобладания мужчин в театрах его эпохи, так что порой и женские роли приходилось исполнять мужчинам. Но есть трактовка и более изящная: шекспировские женщины – и не только в «Лире» зачастую более жестоки и предприимчивы, тогда как мужчины – более пассивны и добродетельны. Георгий Максимилианович Альбани (Фомичева) даже внешне похож на Георгия Максимилиановича Маленкова, секретаря ЦК КПСС, одного из наиболее близких к Сталину лиц, умудрившегося при этом остаться в памяти народной положительным героем: упитанная флегматичная дама бальзаковского возраста, чуждая подковёрной грызне. Генерал Семён Михайлович Корнуэлл (Мороз) – альтер эго Семёна Михайловича Будённого, фанатик войны с непроницаемым бледным лицом и ледяными щёлочками глаз, самурай, танцующий с ножом, напоминающий «Ран» Куросавы. Писатель Самуил Яковлевич Глостер (Саликова) – немолодой интеллигент с благородной выправкой и строгим лицом, кому повезёт значительно меньше, чем его тёзке Самуилу Яковлевичу Маршаку. Его незаконный сын Эдмонд (Старостина) – русский по матери, затянутый, как и Корнуэлл, в солдатскую форму, родной сын-еврей Эдгар (Снегирь) – скромен, тих и себе на уме. Сам король Лир (Хайруллина) с коротко стрижеными седыми волосами появляется с пластиковым раком в руке и вычитывает про рак в медицинской академии: он смертельно болен и затеял передел государства, карта которого нанесена на резиновую секс-куклу. Он и комичен, и до боли узнаваемо-неприятен: базарная баба, вознесённая до матриарха-хама, сварливого и склочного маразматика на троне. Торжественный пир под «Сталинскую» водочку и салаты устраивают в доме Глостера – Эдмонд прислуживает за столом, самого Глостера пытаются использовать в качестве переводчика при переговорах с иностранным послом г-ном Заратустрой (Бондарева) – белокурой бестией, сватающейся к младшей дочери короля. Фарс, как подтвердится позже, заранее просчитан: нелепый бугай с косой Корделия (Чинарев), глава «молодых лировцев», показательно изгоняется разгневанным отцом, которого поставила в неудобное положение перед гостями, и уезжает с Заратустрой. Постановка Богомолова – в той же мере постановка «Так говорил Заратустра», в какой «Короля Лира»: текст романа, поневоле ставшего частью официальной идеологии Рейха, органично перемежает шекспировскую поэзию в переводе Кузмина, подкрепляется стихами и отсебятиной. В первую брачную ночь Заратустра стреляет Корделии между ног из револьвера, после чего она сама учится обращаться с оружием. Тем временем Лир читает свою энциклопедию и старается как можно веселее скоротать остаток жизни: приглашает гостей, обозначенных всё теми же пластиковыми раками, пьёт за всех, поёт, а затем раки по парам размножаются, и их число удваивается. Выступающий в роли комментатора Эдмонд поясняет метафору: правящий класс – раковая опухоль, бессмертная и разрастающаяся. Гонерилья Лировна Альбани (Кудренко) возмущена – раки сыплются у неё из-под ночной рубашки, но на предложение сократить свиту Лир осыпает её проклятиями; он смешон и жалок, играя роль жертвы, но привычка к безнаказанности, как обычно, выходит королю боком. Регана Лировна Корнуэлл (Мошечков) тоже ему не рада, и очередная лавина слов Лира перетекает от проклятий к монологу «Дуй, ветер, дуй», от обращения к буре – к «Откровению Иоанна Богослова». Тронувшийся король попадает в спецпсихбольницу (читай – институт Сербского), и вместо шута при нём – доктор Лунц (Мороз), печально известный Даниил Романович Лунц, агент Лубянки, советский аналог «докторов»-экспериментаторов фашистских концлагерей: он отведёт короля в «шалаш», укрытие от бури, разразившейся снаружи. В ту же больницу угодил Эдгар: коварный сводный брат подсунул наивному Глостеру страничку из его дневника, в котором он пишет о Боге – стихами Пауля Целлана в переводе Цедаковой. В клинике Эдгар познакомился с пациентом-«пророком» - но не чеховским, а альтер эго Заратустры – Зороастром (Бондарева), от которого усвоил, что человек убил Бога, - и это показалось навещающему его Глостеру признаком выздоровления. Врач перечисляет пытки, при помощи которых «лечили» заключённых психбольниц, а фоном – накладывающиеся одна на другую документальные аудиозаписи тех, кто прошёл через них и выжил, оставшись с навсегда покалеченной психикой и нервной системой. Там троица и услышит об объявлении войны: Корделия будет биться за то, чтобы вернуть трон отцу. Аукнется и Глостеру: Эдмонду мало избавиться от брата, его месть распространяется и на отца. Минет револьверу Корнуэлла – и генерал соглашается принять донос на сношения Глостера с врагом, и писатель оказывается на Лубянке. Регана бреется при помощи вырванного у него клока седых волос и подначивает супруга вырвать Глостеру глаза, что и проделывается при помощи штопора – фокус достаточно искусен, чтобы натурализм не потерял своей убедительности даже при взгляде с первых рядов, и будь фонтаном брызнувшая «кровь» красной, более впечатляющей эта сцена всё равно уже не смогла бы стать. Но едва экзекуция заканчивается, как «прилетает» Корделия в кожаном шлеме и лихо бомбит врагов: сыплется штукатурка, Корнуэлл ранен. Своим ножом он совершает сеппуку, но продолжает расхаживать с торчащими из живота кишками в исполнении связки сосисок. Глостер пробирается к Эдгару, но вместо сострадания встречает ницшеанскую проповедь о необходимости подтолкнуть падающего – и сын везёт его на лифте на крышу, туда, где «обрыв ужасный», но, впрочем, не подталкивает, а просто оставляет. Тем временем Корделия с Заратустрой освобождают Лира и наскоро превращают его в живую икону – красят ему лицо золотой краской, надевают золотой парик и на плечах вносят как победителя. Побеждённые встречают Заратустру речью Шута: ему нечего искать в этом городе, погрязшем во всевозможных пороках; он отвечает своим последним монологом к жизни: жизнь дороже мудрости – но она ускользает от него. Как пастух, откусивший голову змее, заползшей ему в глотку, откусывает Эдмонд язык Корделии при поцелуе, и её, немую, Лир уводит с собой в тюрьму. Так не должно быть, - но, когда их могилу засыпают трухой, испытываешь огромное облегчение, словно то зло, которое стало причиной всех предательств и жестокостей, наконец совместными усилиями остановлено и изолировано. Закончилась война – но не та война, на которой по полям идут танки и войска идут в атаки, а та, которая ведётся в каком-то ином измерении, том, которое только отражается в боевых действиях; та, в которой граница между светом и тьмой проходит не по линии фронта, тьма проникла по обе стороны, и необходимо уничтожить её и здесь, и там. Но что если теперь уничтожено всё?.. Богомолов поставил спектакль о том, что Апокалипсис уже случился. Конец света наступил в прошлом, и этим концом была Великая Война – без победителей и проигравших, - короткий миг смерти, за которым потянулось безвременье посмертия. И ничего не изменилось – только больше «нет разницы между живыми и мёртвыми». После известия о своей смерти как ни в чём ни бывало приходит Корнуэлл. Появляется слепой Глостер и с ним Эдгар – он стреляет в Эдмонда, но тот не собирается умирать. Гонерилья отравила Регану, Регана заколола Гонерилью – их словесная дуэль повторяется, как заевшая пластинка, словно им очень хочется умереть, но не получится уже никогда. «Он умер, улыбаясь», - говорят о Глостере, продолжающем подавать признаки жизни. И, наконец, из могилы выходят Лир с Корделией – при папиросках и гитаре, чтобы сесть во главе стола. Мёртвые и живые пируют, как в самом начале, круг замкнулся: Лир – снова король. И чтобы разомкнуть этот круг, едва ли найдётся сила.
[261x156]
Комментарии (1):
25-03-2012-02:53
удалить
Вы хорошо пишете, я Вам по-театроведчески завидую....
Комментарии (1):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Посмотрела "Лир. Комедия" Богомолова | Black-and-Red_Phoenix - Гнездо Чёрно-красного Феникса |
Лента друзей Black-and-Red_Phoenix
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»