В кои-то веки я ложилась давеча спать, когда было ещё темно, - немного в третьем часу. Единственный комар спать особо не мешал. А всё потому, что пришлось вставать по будильнику ни свет ни заря, часов в пять утра, и собираться на экскурсию – прошлое дымное лето обошлось без оных, и я успела изрядно соскучиться по провинциям. Посовав по карманам фотоаппараты, накинув капюшончатую кенгурятину и торбу, я отправилась на автобусную остановку и на автопилоте добралась до метро, а на нём – до Алексеевской, где обнаружила, что прибыла слишком рано, больше чем за полчаса. Напротив метро был запален магазин «Ы» - последний в ряду четырёх павильончиков, образующих слово «Цветы». Справа по проспекту стояли экскурсионные автобусы на разные города, но моего ещё не было, и я решила его дождаться в близлежащем «Кофе Хаосе». Поскольку время утекало быстро, знакомую по Питеру «айс-клюкву» я заказала от стойки «с собой», в пластиковом стакане с крышкой, немного посидела-потянула ледяное пойло, сплёвывая ненавистное ледяное крошево, непредсказуемо употребимое в некоторых кофейнях вместо льда, а за окном начинался дождь, так что я порадовалась находиться в тепле и уюте. Однако за несколько минут до предполагаемого отбытия пришлось вывалиться под дождь, обойти ряд автобусов, не найти своего и выяснить, что они стоят перед домом 9, а мне нужен 11, - говорю условно, точные цифры я уже не помню. Сначала я, конечно, побежала по проспекту в сторону дома 7, а потом обратно, с переменным успехом пряча под незастёгнутой кенгурятиной свежий номер газеты «Акция» и сжимая в пальцах ледяной пластиковый стакан. Вспрыгнув в автобус с табличкой «Мышкин» на лобовом, я была направлена на своё место вполне недалеко от экскурсовода и устроилась у окна. Эта фирма тоже называлась «Орфей», но не тот, с которым я ездила раньше, а другой, у которого я путёвок ещё не брала. Ждали минут пять или десять, кого-то не дождались и поехали; я смотрела в окно на пейзажи за дождливо-туманной пеленой, пальцы болюче оттаивали. Экскурсовод рассказала краткую историю Мышкина и переключилась на долгую лекцию о попытках людей подчинить себе реки, в частности – о строительстве каналов и водохранилищ, начиная с Ивана Грозного и заканчивая Сталиным. Потом говорила о городах, весях и реках, которые мы проезжали, – а проезжали мы по Старой Ярославской трассе и Троице-Сергиеву лавру, и Радонеж, и Углич, и Калязин где-то далеко в стороне, и через ту самую Нерль, – сбившись разок на обобщающую лекцию о всевозможных русских ремёслах. Когда мы выехали из Московской области и поехали по кусочку Тверской, чтобы добраться до Ярославской, неподалёку от «чёртового угла», где эти три области на одной границе сходятся, да ещё и с кусочком Владимирской, - дождь отступил и посветлело. На полях лежали стога, паслись козы, коровы парочками, ныряли в воздухе жаворонки, взлетали видимо мышкующие небольшие бурые орлы, наверное, пустельги или кречеты какие, а я как экономный человек допивала согревшуюся клюквенную бурду, превратившуюся в сладкую сиропную водицу, и начинало меня с неё, да на голодный желудок, да с непривычки – мутить слегка. Да ещё и, стоило покинуть Московскую область, как дорога стала дурацкой, и наш автобус трясло, подбрасывало и болтало с боку на бок под перезвон фэншуйных колокольчиков на лобовом стекле. Пришлось мне закрывать глаза, кутаясь в уютное одеяло-кенгурятину, и подрёмывать, - сразу от этого становилось хорошо, тем паче что экскурсовод как раз сделала очередную паузу и поставила фильм про Углич с приятным мужским голосом лектора, заикающимся на колдобинах, и музыкой «Лебединого озера» в качестве фона. Когда я открыла глаза вновь, сразу почувствовав себя значительно лучше и бодрее, я увидела просторное небо с гуртующимися пухлыми облачками и просторы Волги, которая из реки, которую в засушливое лето «курочка по камушкам перейдёт», за последние считанные десятилетия превратилась в каскад водохранилищ и разлилась, значительно раздавшись вширь, затопив свои берега. Мы переезжали Волгу по дамбе, откуда можно было видеть шлюзы, в которых ожидали выхода на большую воду речные суда. Так я впервые добралась до матушки-Волги, на которой проживает почти половина населения России, - добиралась четыре часа, как до Питера на Сапсане. На полпути в Сергиевом Посаде мы делали «санитарную остановку» напротив знакомого мне храма, в торговом центре, - там оказался вполне сносный туалет. Все магазинчики, мимо которых я потом прогулялась, оказались закрыты, кроме магазина шоколада, и я потопала назад, к условленному времени. И каково было моё удивление, когда я спустилась к дороге, и мой автобус проехал мимо меня, остановился чуть поодаль в удобном месте и нетерпеливо посигналил! До часа икс на моих часах оставалась минута, - но даже если допустить минутную погрешность, я вернулась вовремя. Экскурсовод извинялась, что всех посчитала и обсчиталась, не заметила моего отсутствия, - хотя на моём месте меня дожидались торба и пластиковый стакан с клюквой. Какая-то тётка расшумелась, что-де приходить надо вовремя и автобус правильно сделал, что уехал, потому что время-де уже пришло. Но вернёмся к нашей Волге, которую мы пересекли, и там, за Волгой, почти в каждом дворе была корова, а то и с телёнком, почти у всех росла капуста, но ни у кого, видать, не уродилась: везде у этой капусты только листья вразлёт и никакого кочана. Так мы и доехали, под финальную информацию от своего экскурсовода про тяжёлую долю диких мышей, до Мышкина – крошечного городка на волжском берегу напротив устья речки Юхоть: два храма, одна школа, одна больница, один дом культуры, да нефтеперерабатывающий завод, на котором работают все мужчины. Нас подвезли к мемориалу, созданному к 60-летию Великой Победы, где нас и встретила местная экскурсовод Ирина и начала рассказ с грустных страниц истории города. Из Мышкина ушло на фронт 7623 человека, из них половина – 4654 человека – не вернулась назад. На мраморных досках за Книгой памяти выбиты строчки писем, которые один из мышкинцев (тут ещё говорят – мышкарей) писал с фронта, и которые он получал от своей жены Матрёны и младшего сына, едва пошедшего в первый класс. В своём последнем, сороковом письме, прежде чем погибнуть под Сталинградом, он пишет не «до свидания», а «прощайте». Но Матрёна не поверила пришедшей похоронке и написала на фронт ещё одно письмо: «Любимый мой, единственный! Я похоронку никому не покажу… Мы всё равно будем ждать тебя! Возвращайся, надежда моя!» - намертво, почти до слёз врезается в память. На мемориале растут плакучие рябины, а памятник солдату-мышкинцу, смотрящий в сторону храма, ветераны окрестили, конечно же, Алёшей. Вечный огонь под ним действительно вечный, никогда не гаснущий с тех пор, как мышкинцы привезли его в капсуле с Вечного огня в Москве. От мемориала мимо часовни мы спустились к Волге – главной «улице» города: остальные улицы ей либо параллельны, либо перпендикулярны. В Мышкине нет общественного транспорта от слова «вообще», а связи с внешним миром – только паром через Волгу (зимой не действующий) да железнодорожная станция, до которой какими-то автобусами ещё добираться (зимой они ломаются), тогда как ВУЗов в Мышкине нет. Посидев на лавках среди разговорчивых непуганых галок, пошли мимо сувенирных рядов в мастерские – экскурсовод не преминула сообщить, что единственная в городе мостовая, идущая вдоль Волги, была положена для Екатерины, которая присвоила селу Мышкино статус города, но по этой мостовой так и не прошла, и что если считать камни, на которые наступаешь, на 77-м можно загадать желание. В мастерских нас провели сначала к девушке-гончару: за считанные секунды на древнем гончарном кругу, приводимом в движение ножной педалью, из комка глины получается пузатый горшок с простейшим узором, нанесённым пальцем. Затем кузнец на наших глазах накалил металлическую спицу, с одного конца загнул её складками и соорудил узор, отдалённо напоминающий мышь, с другой заострил – такие спицы выковывали отцы дочерям, которые начинали ткать приданое, их втыкали в прялку, чтобы пряжа не падала, а после замужества первая спица втыкалась в дверной косяк и становилась оберегом. Свежевыкованную, ещё тёплую спицу первому желающему предложили купить за сотку, но меня задушила жаба, и остальных, похоже, тоже. В несколько минут свободного времени можно было посмотреть экспозицию произведений керамического и кузнечного промысла, там же продавались металлические обереги-кулоны – такие же, как во всех городах. Плату за фотосъёмку можно было внести механической мыши-кассиру – кладёшь монету в окошко, нажимаешь на кнопку, мышь её хватает; засечь её появление мне удалось только со второй монеты, потом я побежала догонять группу, продолжавшую движение к усадьбе купца Чистова, а конкретно – к городской избе мельника, где нас ждал интерактивчик, главная замануха экскурсии. На пороге нас встретила девушка, представившаяся «младшей дочерью мельника» Дарьей, навострившаяся очаровательно картавить и окать, показала на кухне городскую печь и посуду, горницу со всяким добрищем (вспомнила-вспомнила, как кружевные салфетки по-русски называются - подзоры же!) и привела в столовую за стол. Там уже для каждого лежала пластиковая тарелочка с блинами, а для всех – сгущёнка, сушки и конфеты; понадеявшись, что они таки постные, я с голодухи налегла на блины, прихлёбывая чай из пластикового стаканчика. К Дарье тем временем зашла «соседка», взяла балалайку, и пока мы ели, они развлекали нас частушками, с которых женская половина группы совершенно по-деревенски заливалась тоненьким протяжным смехом, и предлагали ответить, - но я частушки знаю только непристойные ^-^’ Вообще, экскурсоводы в Мышкине регулярно ссылались не на какие-нибудь пословицы, а именно на частушки. Потом гостей так же быстро и просто спровадили, и наша группа прошла непосредственно на мельницу – не такую, какой привыкли её видеть на картинах фламандских художников, а в большой деревянный сарай, куда Чистов купил настоящий шведский двигатель, работавший на сырой нефти. Нам сказали, что старожилы ещё помнят последнего мельника по прозвищу Жернов. На мельнице, помимо непосредственно мукомольного механизма, возвышавшегося высоко под потолок, обитали куклы-мыши в полный рост, изображавшие хозяев и посетителей мельницы: нищего, счетовода, мельника, крестьянку, купчих-сплетниц, вдову-солдатку с детьми. А ещё две мыши, ранее неподвижные, по знаку экскурсовода начали молоть муку – что-то вертеть-стучать, оказавшись переодетыми людьми (не хотела бы я работать такой мышью!), народ с визгом отскочил. Пока все фотографировались с «живыми» и «неживыми» мышами, я бочком протолкалась на свежий воздух и встретила первую контактную мышкинскую кошку – на мемориале некая рыжая от меня ускользнула, а не будешь же во время экскурсии за ней гоняться. А это чудо трёхцветное как к родной ко мне бросилось, стало ласкаться, тереться об руки и ноги, словно оголодало по человеческому обществу так же, как я по кошачьему; насилу отошла от неё на шаг-другой, чтобы сфотографировать. К сожалению, группа двинулась дальше, пришлось от кошки отстать, она прошла немного за мной и осталась. Нас подвели к каменному особняку Чистова, при котором были часовня (явный современный перестрой) и дом для слуг, где расположились ещё два музея, входящих в нашу программу.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]
На верхнем этаже – музей валенка, ибо валенки в Мышкине валяют испокон веков, причём только женщины; когда-то единственный мужчина на производстве ими руководил, но ныне справедливость восторжествовала, и руководитель – тоже женщина. Первый экспонат – станок, на котором шерсть проходит множество валиков и превращается в огромный «мешок», который после усадки в горячей воде становится валенком всего-навсего 38 размера. Женщины на фотографиях – богатырские, ибо валенок потом надевают на металлическую распорку, и все получившиеся килограмм, кажется, пять или пятнадцать держат на весу и полчаса обколачивают. А после этого валенки ещё и бреют – иначе они колются и снег на них налипает. Валенков в музее, конечно, множество: валенки со шпорами, валенки-босоножки, валенки на диско-платформе, валенки-бутсы, валенки-ролики и валенки-коньки, игрушки из валенков и просто из войлока, валенки со всевозможными украшениями и логотипами спонсоров, - даже памятник валенку. Приютилась в отдельной комнатке и экспозиция обуви вообще, от лаптей и сапог из далёкого прошлого – до моды семидесятых, плюс немного обуви разных народов России. Жук на фото – жук-лакей, который помогает снять тесную обувь, не касаясь её руками, - его знатоки на «Что-где-когда» не смогли отгадать. Минуя продажу валенков, спустились в подвальный этаж – музей льна. Обработка льна – тоже занятие сугубо женское: мужчина его только сеял, без порток и босиком, тогда как сбор и дальнейшая работа – занятие трудоёмкое: и мять, и чесать, и веять, а потом только прясть. Там нам показали разных кукол – от первой куклы-няньки до кукол-оберегов, и в лавке копию любой такой куклы можно было купить. Я и выбрала себе связанную из соломы «льнянушку», единственную в голубом платье, - уж не помню, с чем этот оберег связан, но пахнет он потрясающе – полем, сеном, сырым зерном, избой с забитой паклей щелями. Из-за сувенира этого я едва группу свою не упустила, благо по улице она шла прямо, никуда не сворачивая, и парень был в ней заметный в зелёной футболке. Добежала я опять до своих, мимо дворца мыши, или мышиных палат; остановились мы у Успенского собора, перед которым так по-провинциальному стоял памятник Ленину – но особенный: низенький, толстенький, широколицый Ленин-купец. Там рукой было подать до музейного комплекса под открытым небом, где Ирина передала нас в руки другому экскурсоводу, и мы вошли наконец в Музей мыши. Мыши там самые разные из всех уголков света – перечислять нет смысла, лучше фото посмотрите, - и подаренные самыми разными умельцами: и из ивовых почек, и из репейника сделанные. Подарки из Америки – конечно, Микки Маус и Джерри, без Тома; на русских витринах – мыши гжельские, в виде глиняных игрушек, странно, что матрёшек нет. Мыш на фреске, похожий на Рипичипа в былинном переложении, по легенде и дал название городу: спал, дескать, князь Мстиславский на берегу Волги, проснулся от того, что по его лицу мышь пробежала, и увидел, что к нему змея подползает – так мышь ему жизнь спасла, и он в её честь населённый пункт основал. Музейный запасник для входа закрыт, затянут верёвочкой – смотреть снаружи: там – подарки посетителей, каждый может принести в музей мышь и получить за это сертификат на пожизненное бесплатное посещение музея. Экскурсовод показала нам несколько таких даров и заставила принести клятву мышиному королю – «Клянусь всегда любить мышей!»; ну, я-то мышей и так всегда любила и люблю. Где-то там, кажется, я и купила – не мышку, а кошку: чёрного глиняного котёнка в свою коллекцию, начавшуюся, кажется, в Ростове, а может, и в Переславле, и насчитывающую ныне четырёх разных котят.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]
Группу я догнала в соседнем музее, историко-бытовом, где воцарилась жуткая толпливость и толкотня бесцеремонная, так что я не особо слушала экскурсовода, а чуть обгоняла группу, чтобы спокойно в одиночку рассмотреть экспонаты. А музей хоть и мал, да богат, просто ломится от древностей, одна на другую громоздится: сбруя, предметы купеческого быта, книги, посуда, оружие времён наполеоновских войн, театральные афиши (не могла не запечатлеть одну), память о Великой Отечественной, включая трофеи, и самый интересный зал – деревянного промысла. Хоть патриарх и запрещал создавать деревянные скульптуры святых, ибо на католические смахивают, но ими всё равно украшались ярославские храмы, - а где-то в деревнях из того же дерева вытачивали и медведей, покровителей этих земель. Во дворе, неучтённое экскурсией, - так и вовсе каменные языческие идолы с Юхоти, не в каждом из которых признаешь руку человека. Потом смотрели ретро-технику, отреставрированную и ждущую реставрации, - те машины, какие на ходу, любит использовать в своём кино Мосфильм. Мимо пруда с парой единственных раскормленных уток обошли аутентичные деревянные постройки, где расположились галерея сундуков, музей соли и ещё много всякого, куда мы не заходили; не зашли и в музей того самого водочника Смирнова, ибо туда только по предварительной заявке пускают. На этом экскурсия и закончилась, и нам дали эн свободного времени, объяснив, где и во сколько будет ждать автобус. Я рванула обходить сувенирные лавки, постепенно начинающие сворачиваться и закрываться, и заодно котоохотиться – так дошла до главной площади перед пристанью, где торговали большей частью сувениров и рыбой, весь день лежащей на солнце и источающей сногсшибательные ароматы чего-то, мягко говоря, несвежего. Там и мышь себе подобрала – одновременно и мышь, и валенок: серого, войлочного, лохматого – нигде больше в Мышкине таких не встречала. Там для коллекции и магнит купила деревянный – с гербом города, и зажигалку с гербом для отца. По холму мимо мышиной клумбы поднялась к Никольскому собору, где наш автобус и стоял, и двинулась по улице дальше; похоже, многие коты тут родственники – одну чёрно-белую я сняла на площади, другая от меня удрала, третья спала, четвёртая пошла мне навстречу поласкаться. Так я вернулась к мемориалу, снова пересекла его и спустилась к Волге, где успела купить сувенир, который видела, проходя мимо: жмакательного колобка со смайликом, и теперь эта улыбающаяся булка, мягкая и приятная, вгоняет меня в безмерный позитив. Снова двинулась вдоль реки, увидела кошку и только навела объектив – из-под неё выбрался серый котёнок; другой, рыжий, игрался с каким-то обглоданным рыбьим хребтом, от меня прибежал прятаться у мамы. Ещё две кошки, отдыхающие в тени, - итого ровно десять кото-фото! А город, где много котэ, как известно – хороший город. Дойдя до холма, откуда открывался вид на Успенский собор, поворотила к Никольскому и села в автобус, ибо больше и идти-то было некуда.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]
Все собрались дисциплинированно, и отъехали в 13 минут вместо обговорённых 15-ти – вот так и опаздывай с ними, того и гляди, во второй раз обсчитаются. Поехали обратно – и пока давали небольшой круг по этому берегу Волги, там уж коровы паслись целыми стадами, а табун лошадей пасся за «музеем рабочей лошади» - оказывается, есть и такой. И снова в каждом дворе – где телёнок, где козы или даже овцы, куры-гуси, цепные псы, а человека увидеть – редкость… А стоило нам покинуть Ярославскую область, как снова въехали в полосу ливня, стало прохладно и хорошо, тогда как в самом Мышкине дождём и не пахло, было солнечно и жарко, даже слишком жарко! Экскурсовод больше ничего не говорила, и я смотрела в окно и дремала, дремала и смотрела в окно, - правда, по-прежнему не позволяла себе улечься, как в поездах, на столик, чтобы совсем всю дорогу не продрыхнуть. Остановились снова в Сергиевом Посаде, напротив МакДональдса («Я не хожу в МакДональдс жрать…», да), а на выезде из города встали в небольшую пробку и потихонечку поползли одним колесом по обочине под радио, не позволявшее водителю заснуть. Итого возвращались мы обратно на 40 минут дольше, чем ехали туда, - а потом я уже от Алексеевской поехала до родной станции, где меня отец и подхватил. В автобусе и во время экскурсии я питалась яблоками, так что голодной не осталась, выспаться в пути мне хватило, а память не подвела даже при том, что я забыла и блокнот для заметок захватить, и путеводитель по традиции купить, - раскачивалась я на пост, как обычно, часов до трёх ночи, занимаясь делами более неотложными, потом писала его до половины почти девятого часу утра. Проспала до полудня и начала сливать фотографии, прервавшись на то, чтобы сходить в кино, о чём сейчас и напишу, дозалив фотки. А до конца месяца меня ждёт ещё одна путёвка…)