Когда узнаёшь, что Дмитрий Бозин – ещё и поэт, удивляешься не сильно: таланты, как говорят в народе, селятся гнёздами. Но когда идёшь на поэтический вечер и знаешь, что поэт – ещё и Дмитрий Бозин, можно не сомневаться в том, что это будет по меньшей мере достойное событие. Всё начинается с песни Гершвина «Vaya Con Dios» - а потом за рояль садится Анастасия Животовская. Не просто аккомпаниатор – композитор, соавтор и полноправный участник этого своеобразного моноспектакля, который на самом деле дуэт. Под блюз из колонок Бозин танцует, читая стихи, демонстрируя свою легендарную обнажённую диафрагму, а под звуки Прокофьева в живом исполнении, скрывшись под чёрной рубашкой к широким шароварам а-ля «Служанки», начинает декламировать Бродского, «Посвящается Ялте». Впрочем, назвать это декламацией будет несправедливо: это исполнение талантливым драматическим актёром своей роли, без эффектных жестов, пауз и подвывания, а естественно, искренне и с должной психологической глубиной. Это длинное стихотворение без рифмы – целая история, рассказываемая непосредственным обращением к слушателю, и одной лишь интонацией своего богато развитого голоса Бозин передаёт сложную эмоциональную партитуру этой исповеди, продолжающейся уже в тишине. Можно прикрыть глаза и, не удивляясь, как возможно выучить столько текста, просто наслаждаться звуками речи, мастерским чтением захватывающего материала Бродского. Заканчивается повесть - и до мурашек пробирают почти наизусть знакомые, но всегда звучащие как откровение «Пилигримы». Спокойный тёмно-синий цвет, в котором почти не разглядишь черт лица, сменяется ярко-красным, негромкое – оглушительным, слова – песней: Бозин поёт не только «Песню о рыбаке» из фильма «Человек-амфибия», стремясь «обнять» поэзию «четырьмя» стихиями огня, воздуха, воды и блюза, но и «Царь-девицу» Цветаевой. Он танцует вместе с царицей, как Саломея, под всё убыстряющийся ритм «Пещеры горного короля» Грига, - и при этом пластика пианистки не менее потрясающа: пальцы стремительно ударяют по клавишам, и отдача – музыка – словно проходит через всё тело. Завершается первое действие, призванное передать мужской и женский полюса, двумя песнями на английском: «Angel eyes» Денниса и Брента и арией Спортинг Лайфа из оперы «Порги и Бесс» Гершвина. В начале второго акта задник, который вспыхивал то синим, то красным, превращается в киноэкран с нарезкой из фильмов и спектаклей с участием Бозина, а так же, кажется, простыми съёмками на натуре, под всё ту же песню: «…he’s just a man, nothing but a man». Но отнюдь не о простом человеке – отрывок из фильма Кугеля «Неосторожность»: герой Бозина в нём временами выпадает из реальности, она кажется ему чужой и непривычной. Эта половина спектакля всецело посвящена стихотворениям нашего виновника торжества – все они о любви, о красоте, лиричные и смешные, парадоксальные и трогательные, мудрые и романтические, остро напряжённые и нежные… их можно говорить под биение пульса метронома и можно петь, подражая голосом зачаровывающему духовому инструменту, можно движениями тела договорить смысл, а в промежутках отдыхать, сидя неподалёку от рояля. «Заполнять паузы» избраны Скрябин, Равель, Шопен и Шуман… Сочетание содержания, формы и обрамления неизменно идеально и гармонично. Хочется слушать бесконечно – хотя бы просто голос, который и прозу способен превращать в поэзию, а уж для стихов так просто создан. Но более чем двухчасовое эстетическое наслаждение подходит к концу, и под занавес – самое потрясающее из стихотворений. Такие вещи хочется слышать снова и снова, читать, запоминать, - поэтому, купив сборник стихов, вы не пожалеете так, как сейчас жалею я. И на этот спектакль хочется вернуться. Он называется «Черепаха»: потому что «черепаха любит тишиной». И даже когда в нём воцаряется тишина, физически ощущаешь, что он и сейчас – о любви. [261x150]