Заведённый на десять будильник я, хоть и легла утром чутка пораньше обычного, а может, и не пораньше, - в общем, вырубила я его и привычно захрапела опять в две дырочки. Правда, уже в час ко мне неожиданно вломилась бабушка, но я толком ничего не расслышала из того, что она говорила, ибо ухи спросонок заложило, чего давненько уже не бывало. Не успела я толком заснуть обратно, как не прошло и 15-20 минут, и меня пришла будить мама. Потянувшись и признав, что вставать пора, я последовала этой необходимости и принялась за завтракообед и выяснение культурной программы на день грядущий. Выбрав сеанс на четыре часа, я, ковыряясь в макаронах, внезапно обнаружила, что остался час на добраться, и подорвалась. Автобуса пришлось ждать долго, и стоял он, пока водитель покупал минералки, однако на метро я домчалась до Курской вовремя и, выдохнув с облегчением, потопала по Земляному валу, благополучно забыв о времени. Неспешно добравшись до кассы, я приобрела билет в Малый зал и традиционно плюхнулась на диванчик – листать свежий БГ и ждать, пока откроют зал. Вскоре до меня дошло, что никто мне ничего персонально открывать не будет: уже десять минут, как начался сеанс. Пришлось пробираться в зал в темноте, на ощупь находить свободное место где-то с краю и приземляться туда с газетой в обнимку, а дома досмотреть пропущенное с интернета.
Одно из последних трагикомедий Шекспира, «Буря», - сказка, наполненная волшебством, так и просящаяся на богатый визуальными эффектами экран современного кинематографа. Но вот парадокс: Джулия Тэймор снимает фильм, как будто ставит спектакль. Компьютерная графика в нём достаточно безыскусна и ностальгически напоминает старые фэнтезийные фильмы, поэтому везде, где только можно, её заменяют грим, костюмы и реальные предметы, что особенно приятно тогда, когда малейший прыщик на лице актёра готовы нарисовать на компьютере. Действие обрамляют прекрасные пейзажи – скалистые горы, непролазные джунгли, морские просторы, подобрана прекрасная фоновая музыка, и, конечно же, лучшие актёры: талантливые, фактурные, умеющие играть драматические роли, которых не стыдно часто показывать крупным планом. Изменив пол главного героя пьесы, создатели фильма добились образа ещё более многопланового и противоречивого: пожилая колдунья Проспера (Миррен) – могущественная, властная, жестокая, и в то же время она любящая мать, желающая устроить счастье своей дочери, а к тому же – и этот мотив важен для позднего Шекспира-маньериста – она чувствует приближение старости и стремится напоследок примириться со своими обидчиками, научиться сострадать и прощать врагам. Её жилище на пустынном острове – пещера под пирамидой с двумя сходящимися к верхушке лестницами и одним треугольным дверным проёмом: роскошная театральная декорация, её костюм – живописная бесформенная груда пернатого тряпья. И этот фильм-спектакль достаточно традиционен, что также вызывает ностальгию по какому-то хорошо забытому старому, даже – и особенно – если это и не намеренная стилизация: читается оригинальный шекспировский текст, эпизоды сменяют друг друга согласно букве классика – где в пьесе сопливая мелодраматическая романтика, грубоватый юмор или назидательный пафос, там он в самом неприкрытом виде предстаёт и в фильме. История начинается, конечно же, бурей, вызванной Просперой, и кораблекрушением, пугающим её дочь Миранду (Фелисити Джонс). Однако мать успокаивает девушку и открывает ей тайну их попадания на остров: когда-то она была миланской герцогиней, но после смерти мужа брат Антонио (Купер) сверг её при помощи неаполитанского короля Алонзо (Стрэтэйрн), обвинив в колдовстве, и велел посадить в лодку вместе с дочерью и отправить в открытое море. Советник короля Гонзало (Конти), исполнявший приказ, сжалился над ними и дал им еды, воды и одежды, чем спас от гибели. И сейчас все трое, а так же сын короля Фердинанд (Карни) и его брат Себастьян (Камминг), живыми и невредимыми выброшены на берег и превратились в игрушки в руках Просперы, которой предстоит преодолеть искушение мести ради человеколюбия, мира – и дочери. Затем мы знакомимся со слугами, точнее, с рабами Просперы, которых она ловко подчинила себе: дух Ариэль (Уишо) – полупрозрачный обнажённый юноша, летающий как трассирующая пуля и бегающий как в смазанной фотоплёнке, его она спасла из ствола сосны, куда его замуровала прежняя хозяйка острова, колдунья Сикоракса. За каждое выполненное им поручение она обещает ему свободу, но всякий раз не сдерживает слова и даёт новое задание, - и не только потому, что, кормя духа этими посулами, обеспечивает его старательную службу: вне сомнений, она попросту влюблена в молодое потустороннее существо, и не столько его бестелесность, сколько её старость препятствуют проявлению чувств, не каждому читателю заметных в пьесе. Калибан (Хонсю) – сын Сикораксы и «чёрта», выращенный и воспитанный Просперой, но за попытку посягнуть на Миранду заточённый в пещеру и вынужденный таскать хозяйке дрова и добывать пропитание; он осыпает её проклятиями за то, что она хитростью отняла у него остров, завещанный ему матерью, но за неповиновение колдунья грозит ему страшными пытками. В фильме в его облике нет ничего чудовищного, его получеловеческая, полудемоническая природа выражена смешением белой и чёрной кожи; это дикарь, ставший жертвой своего невежества, которую нельзя вменить ему в вину, он способен чувствовать прекрасное, но отношение окружающих к нему как к монстру делает его трагическим персонажем. Пока Калибан носит дрова, Ариэль очаровывает песней принца Фердинанда, молодого человека с щенячьими глазами, и приводит его к Миранде, которая, впервые увидев мужчину, незамедлительно влюбляется – впрочем, не без взаимности. Однако Проспера желает сделать из будущего зятя настоящего мужчину и, обвиняя его в самозванстве, привлекает и его к тасканию дров, что не отбивает у него охоты рекомендоваться принцем, а то и королём, зато только укрепляет чувства молодых. Тем временем благородный печальный король блуждает в поисках пропавшего сына, сопровождаемый неумолкающим Гонзало, пытающимся его приободрить, и очаровательной парочкой Антонио и Себастьяном, без устали хохмящими над его словоизлияниями; эти двое главных злодеев получились самыми харизматичными персонажами. Когда король с советником засыпают, они сговариваются их убить, чтобы завладеть короной, но Ариэль вовремя будит потенциальных жертв, и путешествие продолжается. На Калибана же, принявшего его за духа, выходит шут Тринкуло (Брэнд) – обаяха, пытающийся перекривлять Джека Воробья, что получается больно уж наигранно, а за ним – пьяница Стефано (Молино), дающий Калибану напиться и тем самым обретающий в его лице верного почитателя. Поверив, что человек упал с луны, Калибан уговаривает его убить Просперу, соблазняя похвалами её дочери, но Ариэль и здесь прознаёт об опасности и докладывает о ней хозяйке. Проспера позволяет заговорщикам добраться до её жилья, где комический дуэт так прельщается богатым гардеробом, что забывает о своих намерениях, а затем натравливает на них свору огненных псов. А на вельможных особ натравливает Ариэля: обрядившись в чёрные вороньи крылья, он насылает безумие на всех, кроме Гонзало, но первым же испытывает к ним жалость и призывает к тому же саму Просперу. И помилование не заставляет себя ждать: заключив всех своих недругов вместе с единственным другом Гонзало в магическом круге, Проспера предстаёт перед ними в тёмном платье, принимает раскаяние короля и намекает двоим предателям, что в курсе их измены, но будет молчать, если братец вернёт ей герцогство. В ведьминском логове происходит трогательное воссоединение отца и сына, туда же Ариэль, обернувшись роем пчёл, загоняет Стефано, Тринкуло и Калибана, отделавшихся лёгким испугом. Прежде чем отплыть на родину, восстановленная в правах герцогиня, всё же отпустив Ариэля, отрекается от колдовства, сломав и бросив в море свой магический посох. И в этом жесте, и в опускающихся на морское дно книгах, которые были ей «герцогства дороже», - недолговечность, бренность всего великого, как и в тающем под дождём песочном замке на ладони Миранды в начале фильма. И пусть кроме этой, изначально шекспировской, концепции эта «Буря» не выносит на берег ничего своего, нового, бурей в стакане её не назовёшь: она поднимает со дна, с наивной храбростью, старый добрый жанр добротных и приятных в просмотре классических постановок со стихами, песнями и счастливым концом, фильмов для всей семьи. Взгляните, но! – ни в коем случае не как на блокбастер, а как на спектакль.
После сеанса, как водится, я потопала по Земляному валу до Джаганата, купила там нямки – на сей раз это была турецкая халва с какао, о которой я вспомнила только сейчас, набирая эти строки, и спешу достать её из торбы и попробовать, - и поела любимых сладостей, имбирным напитком запивая. Оттуда я, перейдя на Чкаловскую, поехала прямиком до Трубной и направила лыжи свои в Додо, где забрала отложенную для меня книжку Бормора «Многабукаф», схватила ещё одну книжку Бормора, которых там ещё много, «Игры демиургов», не удержалась и подобрала ещё и «Новый Поребрик», а наконец добавила ещё и сборник чудесностей прекрасного Бонифация (Германа Лукомникова) «При виде лис во мраке». Последнее уже прочитано, но это такой гениальный и бесконечный позитив, что только перечитывать, зачитывать и рассказывать другим, я вас уверяю. Заимела я и фирменную эко-ручку Додо из картона, за полтинник, а на Поребрик мне ещё и штампик поставили – собственный экслибрис Додо, не хухры-мухры. Праздник, короче говоря, сердца и именины души, полный бумажный пакет счастья и с облегчением втянувший бока кошелёк. Дома я вроде бы даже рано раскачалась на пост, и отвлекалась совсем чуть-чуть, немножечко, но глядь, вот уже снова шестой час намечается, видать, карма у меня такая совиная непрошибаемая. Вот сейчас доем халву, которая, между прочим, вкусная оказалась, да и пойду на боковую, будильник свой никчёмный заведя. Завтра ещё разик в кинчик схожу, а с Ушастой на погостить я на первые числа договорилась. А то снится она мне уже вторую ночь, вчера даже вместе с лошадьми приснилась, а сегодня, наверное, вместе с улитками приснится, которых она мне отсыпать обещалась – да, это я так хвастаюсь. Утра доброго вам, земляне!
[225x149]