Парочку полезных дел минувшей ночью я действительно успела и легла спать в районе пяти, однако разоспалась минут до пятнадцати второго, пока не разбудили, и то не без труда сумела встать. Отбоярившись «поздним временем» от полезных дел, я разгребла насущное и кучу всяких мелочей, непонятно каких, но умудрившихся занять всю первую половину дня и оставить меня при этом с чистой совестью. Стоило мне пообедать, за окном после привычной жары начался ливень, который ничто не предвещало, кроме моих мысленных камланий, но пока я собиралась, он вроде бы прекратился и начался с новой силой, когда я вышла из квартиры. Под ним я пробежалась выкинуть мусор, но он разошёлся до такой мощи, которая уже не доставляла удовольствия, и переждала под козырьком подъезда, пока он чуток не успокоится. Общественный транспорт доставил меня до Чеховской, где тоже имел место быть дождь, и народ толпился на выходе из перехода. Когда народу стало слишком много, а ливень стал послабее, я пошагала до следующего перехода, потом вышла из него, ничтоже сумняшеся порадовавшись отсутствию дождя, пошла по Тверской… Тут-то ливень и вернулся со всей максимальной силой, с громом и молнией, и пока я дошла до театра Станиславского, была уже мокрая с головы до ног, как из пруда вынутая, джинсы прилипли, в туфлях плескалась вода. Благо приехала я рано, и, ввалившись в театр, поднявшись на второй этаж и купив программку, я больше получаса могла сохнуть, приобретя шоколадку Вдохновение и постепенно её поедая. После первого звонка я неспешно проследовала в зал за собравшейся толпой и, покочевав по передним рядам, осталась где-то в четвёртом или пятом, вполне близко к середине, благо партер был пустоват, а сцена была изрядно высока.
В позапрошлом веке Скриб, которого сейчас читают только по профессиональной надобности, писал свои комедии для пышно убранных подмостков, поражающих роскошью, блеском и размахом. На сцене театра Станиславского в обозначение королевского дворца – репродукции самых грубых позднесредневековых картин на стенах у кулис, полупрозрачные раздвижные шторки, болтающиеся над сценой, увитые пластмассовыми цветами ступеньки и королевский стул с высокой спинкой. Массовка состоит из двух безмолвствующих фрейлин, некий господин переодевается то голосящей дурным голосом оперной дивой, то придворным художником (сиречь визажистом), то кардиналом, а выход знатных особ объявляет горбун с белым лицом и всклокоченным рыжим париком, словно вышедший из древних фильмов о Франкенштейне. Эта нечисть, регулярно приплясывающая в промежутках между сценами в масках и без, должна создавать атмосферу карнавала и даже – таковым заявлен жанр постановки – «фейерверк». Но ничего не искрит, этому «Стакану воды» Алдонинского пошиба уже полдюжины лет в обед, и он не наполовину полон, а абсолютно пуст, а актёры пытаются спасти положение, как могут, или же им просто отчаянно скучно это играть: со сцены звучит преимущественно отсебятина, в редких случаях забавная, но чаще глупая и неуместная, так что не поймёшь, режиссёр ли переписал текст, труппа ли постаралась, или тут и вовсе все импровизируют напропалую, не то потому что забывают роли, не то потому что вносят оживляж на потеху публике. Закадровый голос представляет нам персонажей, и первый из них – виконт Болингброк (Корнев), пружина интриги, почтенный член Парламента в костюме из разноцветной блестящей клеёнки с золотистой искрой. Второй – молодой дурачок Мэшем (Самарин), получивший должность при дворе благодаря неизвестному покровителю, запрещающему ему жениться. И, наконец, третья – его возлюбленная Абигайль (Коренева), продавщица из ювелирной лавки, оказавшаяся во дворце по приглашению самой королевы, - девушка в платье цвета занавеса, поумнее своего кавалера, но всё же включающая дурочку время от времени. С их помощью Болингброк надеется передать королеве просьбу французского посланника маркиза де Торси (Ситников), чей старый король хочет окончания войны, но письмо перехватывает его бывшая супруга, первая дама в королевстве – герцогиня Мальборо (Лушина), бой-баба в шароварах и парике с зеленцой. Она легко помыкает королевой Анной (Морозова), жизнерадостной идиоткой, прыгающей и поющей как пятилетняя девочка, с горизонтальной доской под платьем и в чёрной папахе на рыжие клоунские кудри. Болингброк пытается шантажировать герцогиню тем, что Абигайль, внезапно, - её кузина, но у той есть козырь покрупнее: она скупила долги бывшего мужа и готова засадить его в долговую яму. В довершение всего Мэшем в первый же день несения службы столкнулся во дворце со своим обидчиком, некогда имевшем неосторожность щёлкнуть его по носу, потребовал сатисфакции и убил беднягу на месте. Один-ноль в пользу герцогини: она заверяет королеву, что Болингброк – враг, препятствующий возвращению в Англию её дорогого братца Эдуарда, собирается отправить Абигайль в отдалённый замок, но и назначает Мэшема капитаном. Выясняется, что убитый им дворянин – Ричард Болингброк, кузен нашего героя (конечно же, очень нехороший человек), но, получив повышение, Мэшем, собиравшийся было бежать, возвращается. При нём – подарок от покровителя, бриллианты, которые герцогиня покупала в лавке Абигайль, и с новой картой Болингброк продолжает игру: за неразглашение её сердечной привязанности к новоиспечённому капитану покупает у герцогини назначение Абигайль в свиту королевы. Но свою часть договора не исполняет: намекая королеве, что герцогиня влюблена в Мэшема, он выводит из этого, что по причине влюблённости она заинтересована в продолжении войны, чтобы держать в отдалении своего мужа-полководца герцога Мальборо. Ревнуя, королева отказывается подписать документы о высылке де Торси из страны и просит Абигайль, как новую фаворитку, ночью провести к ней Мэшема. Тем временем простодушный капитан, сама невинность, признаётся герцогине в убийстве, соглашается отправиться под крылышко её мужа подальше от подозрений, и она в свою очередь приглашает его на ночное свидание. Благодаря намёкам Абигайль Болингброк без труда догадывается о расположении королевы к Мэшему, узнаёт о её тайном сигнале ему – попросить стакан воды – и тут же делится секретом с герцогиней в обмен на приглашение для маркиза де Торси, высылку которого та уже вынудила королеву подписать, на королевский вечер: два-один в его пользу. Когда на вечере королева просит у капитана воды, ревнующая герцогиня разбивает ни в чём не повинный стакан и с досады разглашает, что Мэшем – убийца кузена Болингброка, и тому приходится взять горе-любовника под стражу. Королева и герцогиня близки к примирению, но не всё ещё потеряно, и неугомонный интриган Болингброк намекает первой, что её соперница выдала Мэшема из ревности, а тот на самом деле любит другую. Понимая под «другой» себя, королева отказывает герцогине в аудиенции и охотно соглашается принять Мэшема, а заодно подписать все бумаги, которые передаст с ним Болингброк. Едва Мэшем собирается признаться королеве, что любит Абигайль, как врывается герцогиня и застаёт их – а вездесущий Болингброк, как бы спасая королеву от скандала, заявляет, что отпустил арестованного для встречи с его женой, Абигайль. Королеве ничего не остаётся, кроме как благословить задним числом объявленный брак, влюблённая парочка счастлива… но примечательно, что всю эту сложносочинённую аферу Болингброк провернул не из любви к сынам отечества, а из жажды власти: низвергнув власть герцогини, он сам себя назначил министром, окружил себя правительством верных людей, распустил Палату Общин и начал переговоры с Францией. На то, что королева, похоже, так теперь и не увидит брата, ему по большому счёту наплевать. Жаль, что ни этот эгоизм Болингброка, ни изящество его словесных дуэлей с герцогиней в спектакле не проявились: из него исчезла такая внушительная доля авторского текста, что некоторые моменты могут быть просто непонятны незнакомому с оригинальным материалом зрителю. Да и мораль спектакля проще, чем даже у Скриба: в финале режиссёр вложил в уста королевы-девочки наивный монолог, с которым она обращается ко всем присутствующим по очереди, а они на предложения дружбы отвечают молчанием и холодно надевают маски. Дескать, бедный ребёнок наконец-то узнал, что чудес не бывает, и в своей искренности и непосредственности остался один-одинёшенек среди лицемеров, только и делающих, что использующих её в своих корыстных целях. Но позвольте: инфантилизм – качество не слишком положительное, особенно когда в твоих руках, теоретически, находится судьба государства, а любовь к мечтам и играм ещё никому не мешала быть независимым, самостоятельным и ответственным, - так что королеву Анну слегка жалко, но оправдывать её не следует. Впрочем, серьёзного разговора не стоит водевильная буря в «Стакане», содержанием которого являются переигрывания, кривляния, убогие шутки, безвкусица и избитые до полусмерти штампы с многометровой бородой. Не засыпаешь на этой постановке, безбожно растянутой на три часа, только потому, что её глупость забавляет, а насыщенность сюжета часто сменяющимися событиями, пусть и в однообразных мизансценах, не позволяет заскучать.
После спектакля я с наслаждением вышла на свежий послегрозовой воздух – гроза уже отгремела, только слегка моросило – и поехала домой. Писать я, конечно, старалась быстро и отвлекаться по минимуму, но имею что имею: пятый час утра. А вставать завтра рано – и в театр идти, куда же ещё. Потому тороплюсь выспаться. До скорого!
[252x134]