Заснуть в венской кофейне, свернувшись клубочком в углу дивана, мне так и не удалось. Я закрывала глаза, и перед ними проносились картинки минувшего дня; я открывала глаза, потягивала остывший капучино, смотрела, как за окном ненадолго потемнело, а в четыре утра там уже стало совсем светло, и я решила выдвигаться. Поскольку к концу первого дня я пролюбила свою бумажку с маршрутом, мне предстояло восстанавливать его по памяти и прокладывать с помощью карты новый. Когда я вышла, скамейки перед Казанским собором были ещё заполнены спящими людьми – похоже, добрые 80% туристов приехали на эти белые ночи бомжами. Я пошла дальше по Невскому – через канал Грибоедова, в конце которого виднелся Спас на Крови, мимо костела святой Екатерины (святая Катерина, пошли мне дворянина, ага), мимо армянской церкви опять-таки святой Екатерины, мимо Гостиного двора, Александринского театра, Елисеевского магазина – до самого до Аничкова моста, со стороны, противоположной той, куда я в первый день приходила. И вдоль Фонтанки я пошла в направлении, противоположном прежнему – к Ломоносовскому мосту, усыпанному, как осенней листвой, листами школьных тетрадок: там погуляли выпускники. БДТ был неприветливо огорожен высоким деревянным забором, обещая следующий сезон открыть в октябре, с Семёновского моста виднелись купола аж самого Троицкого собора. Оттуда я свернула на Гороховую, потом на Садовую и дошла до Сенной площади, кишащей дешёвыми едальнями с шавермой, курой и прочими радостями питерского люмпена. За неимением лучшего я расположилась на завтрак кафе Чайникофф выпить чаю под названием Шоколадный меланж (чёрный чай, роза, гибискус, кусочки и листья клубники, кусочки ежевики, ароматизаторы клубники и шоколада). У оного чая вполне соблазнительный сладкий аромат, пресноватый вкус, но сочное стойкое послевкусие, правда, быстро приедающееся, так что свой чайничек я не осилила. Но одним чаем сыт не будешь, а ничего чисто овощного или фруктового в Чайникоффе не было, и я попыталась было порыскать по окрестным забегаловкам, но там всё было только хуже. Пришлось на свой страх и риск есть в Чайникоффе пирожки с капустой, надеясь, что они не настолько богаты, чтобы в пирожки эти гадость какую-нибудь добавлять. Пока я ела на свежем воздухе, мимо неоднократно проехала упрямая машинка-дворник, поднимающая клубы пыли, так что приходилось прикрывать чашку ладонью. Поев, я двинулась дальше по Садовой, коротая время до открытия зоопарка, постояла на Кокушкином мосту через канал Грибоедова и дошла до Юсуповского сада, на скамейках вокруг пруда в котором тоже кто-то ночевал. В саду вскоре встретился юсуповский кот – ухоженный, в ошейнике, ласкучий: подбежал, отёрся о ладонь башкой и мордой, кувыркнулся кверху пузом, потом потерял ко мне интерес и пошёл охотиться на птиц. Я же облюбовала для привала пустующий детский дворик, поболталась на качелях, разминая ноги, повалялась на лавке; кот пришёл, получил ещё одну порцию ласки и опять отошёл, устроился неподалёку. Последний раз он приходил, увидев, что я начала собираться, мявкнул на прощание и снова ушёл; я хотела было обогнуть пруд, но увидела за решёткой спортивной площадки рыжего котэ, прятавшегося под лавкой, и пошла фотографировать его. Когда я выходила из сада, некая бабушка щедро кормила голубей, летевшей за ней по аллее густой стаей. На обратном пути к Сенной на мой пиджак сел крупный красивый бражник; стоило мне навести фотоаппарат, как он слетел, но сел неподалёку на асфальт, так что я смогла его снять и затем спугнуть, чтобы никто на него не наступил. Вернувшись на площадь, я спустилась на станцию Садовая и поехала до Спортивной.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]

Жетончики, реклама на эскалаторах, голубой вагон, мозаики на Спортивной на античную тематику, бесплатные газеты-журналы на полистать – и я на Петроградке, иду по улице Блохина мимо Князь-Владимирского собора. Нашлась первая работающая аптека, где я купила Кларитину, избавившему меня от крапивницы, и пластырей, с которыми моим страдающим ногам стало полегче жить. По надписям на стене безошибочно была найдена Камчатка – она была ещё закрыта, но рядом уже обретались двое мужичков, один из которых попросил сфотографировать его на фоне мемориальной доски для истории: они приехали с Камчатки, чтобы повидать Камчатку. Камчатский дядя сообщил мне, что сегодня вечером на Камчатке концерт, но ночью я уже уезжала и программа до этой ночи у меня была насыщенная, поэтому я пошагала дальше до Александровского парка. Пройдя энное расстояние вдоль Кронверкского проспекта, я нашла сначала экзотариум, где на двери была стрелочка в направлении главного входа, а потом и сам главный вход – пришла я слишком рано и рухнула на скамейку полежать, подождать десяти часов, полюбоваться массовым выгулом собак – корги, далматинов, хаски и прочей красоты. Момент, когда зоопарк открыли, я определила по жизнерадостно хлынувшим к воротам детям и выстроившимся в очередь к кассам родителям. Подождав, пока эта очередь рассосётся, я тоже подошла к кассе; билеты стоили баснословных денег, но я сэкономила рублей 200, прикинувшись школьницей. У входа в зоопарк тоже были каменные львы – как и полагается зоопарковским, с выпирающими рёбрами и безумными выражениями на мордах. Сразу за входом встретился скромный полосатый кошак, спрятавшийся от меня в кусты. Я обошла территорию, не заходя в павильоны; короче говоря, питерский зооад меньше и страшнее московского. Преобладают в нём домашние и дикие птицы средней полосы, неоднократно встречается такое редкое животное, как «коза домашняя». По большей части заключённые находятся в пустых одиночных камерах три метра на метр или три на два, будь то лев, барс, или кабан, или зебра; иногда у них есть таз с водой, который очень легко опрокинуть. Крупным животным от любопытных глаз спрятаться негде – только у мелких есть какие-то ящики; линяющим не обо что почесаться. Относительно просторно у двух гиббонов, прыгающих и переговаривающихся между собой – их речь похожа на оперные арии, чтобы в природе слышать друг друга на больших расстояниях («Кричат», - говорит детям публика, как античные патриции перед варварами на невольничьем рынке). Но в этом зоопарке очень любят клетки-шкафы: когда я присела напротив гиббонов, решётки у себя за спиной я сперва приняла за ограждение деревьев от вредителей и только потом разглядела внутри обезьян-игрунок. Эти незащищённые от непогоды ящики были бы малы и для трёх крыс, но в каждом набилось по нескольку обезьян; ветви деревьев густо разрослись в клетках, так что максимальная длина прыжка с ветки на ветку составляла не более 10-12 метров. Такие же ящики стояли в тени деревьев, составляя аллею «ночных животных» - но на самом деле вместо животных в них были вполне дневные певчие птицы: овсянки, снегири. Хищные птицы ещё пытались доспать, закрывая глаза и сонно мигая, но сидевших на земле орлов будили криками и вспышками; чуть больше повезло совам, сидевшим выше, которых я фотографировала без вспышки. Но кто-то, видимо, решил, что естественная среда обитания совы – голые стены, обшарпанные и ржавые, у них не было даже дупла, чтобы провести в нём световой день, и они забивались по углам. Также кто-то спутал сурикатов с белками, нагромоздив в их клетке деревьев, которых они никогда не могли видеть в родной пустыне, а мангустов – с сурикатами, заселив этих хищников-одиночек целой стаей; какая-то женщина возмущалась, что сурикаты и мангусты ничем не отличаются друг от друга. Но особо впечатляющие экспонаты – это, конечно, два сошедших с ума белых медведя («Танцуют», - радуются зрители) и лысый – да, действительно лысый! – двугорбый верблюд. На пруду столуются и купаются вороны, голуби, воробьи и чайки, игнорируя нескольких серых гусей и пару белых лебедей. Так называемые «дрессированные звери», как и в московском, - это звери, уживающиеся друг с другом, как, например, рысь и кошка. У волка – заросший сорняками вольер, который он обречён каждый день охранять, метаясь вдоль стекла. Но самое страшное, конечно, - «детский зоопарк»: калитка загона с козлятами открыта для всех детей с родителями, и этот адский поток не прекращается никогда, не давая ни секунды отдыха; дети клянчат у родителей деньги на специально продающиеся там рядом с пышками (не пончиками!) стаканчики с нарезанной морковью и капустой и неумело пичкают козлят, уже с утра с раздувшимися боками, сбитых с толку – пушечное мясо, на котором зарабатывает зооад. Очень точно кредо создателей всех зверинцев выражает цитата на тележке, стоящей в питерском зоопарке: «Тварь ли я дрожащая или право имею? Родiонъ Раскольниковъ». Одни дрожащие твари не имеют здесь никаких прав – тогда как другие, вслед за Раскольниковым, сочли, что имеют право распоряжаться чужими жизнями. Встретила я и другого кота, пушистого и ласкового, с рваным ухом, щурившегося на один глаз, потискала, сфотографировала. На том и двинулась обратно, ибо как ни заманчиво было поглядеть на Кронверкскую набережную, для неё было слишком уж жарко.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]

В зоопарке я купила на память небольшую игрушечную кошку, обычную китайскую пластмассу, а выйдя и сперва заблудившись, обнаружила очередной прилавок со стекляшками и купила таки стеклянную сову, только крошечную, умещающуюся на ногте большого пальца. Сориентировавшись, я возвращалась к метро тем же маршрутом, по Блохина, сиречь ковыляла на стоптанных в хлам ногах и чувствуя себя вышедшей на берег русалкой из андерсеновской сказки, не чая, как дать им отдых, выспаться и переждать вошедшую в раж жару. От Спортивной я доехала на подземке до Крестовского острова, в упор не помня, что по плану я хотела в этом месте, и упала в ближайшем славном кафе Десерт-холл, где совсем почти не было народу и по большому монитору крутили идиотские фильмы: мелодраму про необитаемый остров и комедию про полицейских. Я заказала смузи из черники, банана и «экзотических фруктов» - на поверку это был банановый смузи, подкрашенный черникой, но очень вкусный; не допив его, опустила башку на стол и вырубилась часов до трёх. Проснувшись и почувствовав себя худо-бедно бодрой, а ноги – вроде как успокоившимися, я пошла по центральной аллее парка Победы – Батарейной дороге. На то, что это именно Победы парк, ничего особо не намекало – работали аттракционы Диво-Острова, распространяя визг по окрестностям, по прудам – Мандолина и Лебяжьему – катались водные велосипеды и плавали утки. Я дошла до Кирова и, возжелав большой воды, мимо какого-то байкерского слёта пробралась вдоль Невского кольца к берегу Невской губы, где оная вода простиралась до горизонта, где виднелись большие корабли, на которых можно было уплыть в Финляндию. На импровизированном пляже, заваленном обломками камней, брёвнами и мусором, загорало несколько человек; кто-то заходил в воду, но, судя по их продвижению, на внушительном расстоянии от берега было ещё мелко, а там, где становилось глубоко, уже ездили катамараны. Я осторожно пробралась на один из камней, уселась, подставив ноги волнам; грязный прибой приносил зелёные пряди водорослей и перебирал гальку, один из кусочков которой я себе прикарманила. Насидевшись и заново заклеив пластырями ноги, я вернулась к Кирову и потопала обратно по аллее, держась теневой стороны, присаживаясь на скамейки – но стоило присесть, начинали закрываться глаза, посему приходилось двигаться дальше, пока не заснула. Батарейная дорога плавно перешла в Морской проспект; я и рада была бы до Крестовки доехать автобусом, но общественного транспорта на Крестах, похоже, не было в принципе, - недаром я встречала так много людей на велосипедах. Итак, я топала про проспекту, уткнувшись в карту, и задумала добраться до Крестовки маршрутом Петроградская – Депутатская – Ольгина; по пути встретила словоохотливую тётю из Белоруссии, тоже туристку с картой, вознамерившуюся пробраться на Каменный остров. Однако безлюдные улочки привели нас в тупик: раскинувшиеся на большую территорию земли медицинского центра закрыли ворота. Пришлось возвращаться на Петроградскую: я – сориентировавшись по карте, тётя – спросив у каких-то охранников; вскоре я от неё отстала, потому что она шла резво, а я уже с трудом переставляла ноги. Далее она пошла куда-то в направлении Большого Крестовского моста, а я – дальше по Морскому вдоль забора медицинского центра; присев отдохнуть на газоне под деревом, я увидела оттуда некое кафе на Вязовой и обрадовалась, что удастся подкрепиться, прежде чем перебираться на Каменный остров. Однако кафе представляло из себя душный шатёр и уличную веранду, меню ничего не могло мне предложить, кроме «овощной нарезки», там даже не было туалета, чтобы помыть руки – и я поковыляла вперёд и вперёд, по проспекту Динамо, до самого Малого Крестовского моста там, где Крестовка впадала в Малую Невку. Его я и пересекла и оказалась на Каменном острове.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]

Есть хочется, а негде: Каменный – эдакая питерская Рублёвка – казалось, сплошь состоял из частных владений с особняками за высокими заборами и сторожевыми псами, облаивающими проезжающих велосипедистов и вскачь проносившихся покатушечниц. Я присела на берегу Крестовки, частично разгороженной на стоянки частных катеров, с островами и рестораном на противоположном берегу, мост к которому был закрыт от простых смертных. Вода, куда я опустила ноги, поначалу показалась ледяной; когда ноги немного остыли, я их вытерла и уронила салфетку в воду, и вокруг неё тут же сгрудились мальки, явно посчитавшие бумагу чем-то съедобным и принявшиеся отщипывать от неё кусочки. Снявшись с привала, я достигла живописного Большого канала и потопала вдоль него – теоретически, по парку Тихий отдых, практически – по жилому кварталу, расхватавшему на участки все зелёные поляны, лесные насаждения и даже кусочки этого самого канала. Свернув со Второй Берёзовой аллеи на Большую, снова столкнулась с белорусской тётей, шедшей мне навстречу; постояли у полузаброшенного особняка, она посокрушалась о какой-то не до конца уворованной кованой решётке на двери – «явный модерн» (только о модерне она и могла говорить), и разошлись в разные стороны. С Большой аллеи я свернула на Первую Берёзовую и с остановкой на скамейке детской площадки, где опять едва не заснула, выбралась к Каменноостровскому проспекту и рухнула на автобусную остановку, надеясь доехать до Петровской набережной, пофотографировать виды с Троицкого моста, да и уехать в центр со станции Горьковская. Не тут-то было: все автобусы, проходившие мимо, шли либо на Кресты, либо на Чёрную речку, а что за Петровская набережная такая, один водитель даже не знал; когда некая бабушка меня просветила, что единственный троллейбус, который шёл бы на Петроградку, сегодня не ходит, я вынуждена была забить на Троицкий мост и отправиться пешком до станции Петроградской. Для этого я перешла Каменноостровский мост через Малую Невку и пошагала по проспекту дальше в поисках метро и ещё не закрывшейся едальни, чтобы поужинать. Первым попавшимся открытым кафе было «Манго» с заманчиво зелёной вывеской, но внутри оно оказалось небольшой прокуренной комнаткой с завешанными футбольными розами стенами, и решительно ничего хотя бы вегетарианского в нём не нашлось – видимо, название отсылало к растафара, чья символика тоже виднелась на стенах. Зато рядом нашлось заведение с гордым названием ресторация «Арфа», обстановка – верх безвкусицы (полосатые стены, синее освещение, зеркальный потолок, пёстрые чехлы на стульях), зато в меню обнаружилась паста с овощами. Сфотографировав своё отражение в потолке, я с аппетитом навернула макарон, запила апельсиновым соком, на несколько минут закрыла глаза, чувствовавшие себя так, словно в них насыпали мелкой гальки с дорожек, и потопала дальше. Долго ли, коротко ли, а я пересекла речку Карповку по Силину мосту и увидела очередной Буквоед – удачный повод купить книжку в дорогу, пусть организм и настойчиво намекал, что в поезде я буду не читать, не печатать и даже не смотреть в окно, а спать и ещё раз спать. В оном Буквоеде было смертельно душно, но я, пробежавшись по полкам, схватила таки искомый первый Поребрик, который у нас в Додо и в Джа уже закончился, - да ещё какой, с логотипами Буквоеда спереди и сзади на память вечную. От Горьковской я изначально планировала доехать до Невского и оттуда до Восстания дойти пешком, но это чисто физически было уже невозможно: сказать, что ноги болели, - это ничего не сказать, я шкандыбала, как на лыжах, тяжело дыша. Поэтому я с двумя пересадками через третью ветку – от Гостиного двора до Маяковской – доехала сразу до Восстания и не стала уже искать венских кофеен, а упала в ближайший Кофе Хаос и заказала свежевыжатый сок из клубники, банана и ещё, наверное, яблока, где на сей раз банан не преобладал. Почти одновременно села батарейка на нетбуке и деньги на интернете, поэтому мне пришлось поставить нетбук на ближайшую розетку заряжаться, а оплатить Билайн сползать к терминалу у вокзала. Потом я пила сок, дремала, за час нетбук зарядился на половину, я добила батарейку и засобиралась на вокзал. Не без труда найдя нужную платформу, я поспешила по ней к своему предпоследнему, тринадцатому вагону – сидячему, ибо нафига за те же деньги кто-то будет стелить мне бельё на полку? Вагон заполнился целиком; моё место было спиной по направлению движения, вместо окна – стена между двумя окнами, зато впереди от спинки кресла откидывался столик, на котором я и умудрялась спать, устроив на нём руку или руки и голову поверх. Так я и спала все десять часов пути со всеми полагающимися остановками – поезд шёл медленно, беззвучно, в вагоне все спали, изредка похрапывая. Так я покидала Город, успевший стать родным Питером, - и теперь не верилось, когда я сошла с поезда на вокзале, что я вернулась в Москву.
[показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать] [показать]

P.S.
От Комсомольской я приехала домой, на автопилоте совершая переходы в метро и сев в автобус, поела, включила было комп, но очень скоро, не успела я толком начать перепечатывать из блокнота свои путевые заметки, меня начало вырубать, я переползла на диван и немного выспалась. Проснувшись, ещё поела и начала медленно раскачиваться – спать хотелось до часу, и опять проявилась крапивница, Кларитин от которой помог нескоро и ненадолго. Зато после часа наступил бодряк, и я пользовалась им до шести утра – писала, грузила фотографии на радикал и вставляла превьюшки, отвлекалась на всякое разное, пила чай. Правда, под одной из частей предыдущего поста превьюшки оказались битые, и, проснувшись где-то в первом часу, первым делом я их заменила, так что можете в него вернуться и досмотреть. И вот я с часу дня до девятого часа вечера катаю этот пост – днём, конечно, писать сложнее, постоянно отвлекаешься и отвлекают, и подремать мордой в стол несколько минут я уже успела. Зато ударным трудом всё закончила, благо сегодня вечером у меня театра не было запланировано – а завтра уже будет театр, поэтому до завтра и прощаюсь, дорогие мои москвичи)