Тотальный Epic fail вчерашним днём не ограничился: ночью я закончила пересказ Шаховского, в районе пятого часа утра жизнерадостно скинула его на почту и обнаружила, что нас там таких уже трое, его пересказавших. При том, что вконтакте с Аниного аккаунта я сразу под Жениным предложением отдать Шаховского в добрые руки написала, что забираю его; видимо, путаница в том, что было два списка на один экзамен. Не теряя бодрости духа, я легла спать, в половине двенадцатого была разбужена будильником и матушкой и, убедив себя встать, собралась, определилась с культурной программой и отправилась в ГИТИС на консультацию. Во дворе подхватила Аню, не справлявшуюся с обилием сумок, опоздала минут на пять-семь; Наталья Сергеевна как раз заканчивала отвечать на вопросы по билетам и собиралась закончить лекцию по «Маленьким трагедиям», а конкретно – по «Пиру во время чумы». После затянувшегося перерыва она договорила и о театральности «Маленьких трагедий», и отпустила в районе четырёх. Я не ожидала, что консультация продлится два часа, и полюбому опаздывала на те сеансы, на которые рассчитывала, - а чтобы пойти к шести в Художественный или к половине седьмого в «Гараж» (там фильмы про Уорхола и Берроуза крутили подряд), мне негде было провести два часа, ибо я даже не взяла с собой нетбука. Я решила – и осуществила задуманное – по Филёвской ветке приехать домой, пообедать и разузнать более поздние сеансы. В итоге я кроме того, чтобы пообедать и разузнать, ничего больше дома и не успела – поела и снова выскочила, направляясь до Курской, и – да, по Земляному валу до кинотеатра «35 Мм». Добежала даже рано, купила билет в Малый зал, подождала и уютно устроилась в центре не то четвёртого, не то пятого ряда. Начался фильм, мною на безрыбье выбранный («Лопе» издевается – он уже не на 12 утра, но на половину третьего, как раз во время консультации) – хорошо, что с субтитрами, плохо, что на французском, который я плохо знаю…
Тридцатые годы прошлого века. Французская Сахара, где расквартированы колониальные войска. Такова экспозиция фильма Карима Дриди по книжке Эстибаля «Последний полёт Ланкастера», причём под Ланкастером подразумевается не самолёт, а пилот, потерпевший где-то в Сахаре крушение. Анонс этого фильма содержит как минимум четыре ошибки, так что можно подумать, что он вообще к другому произведению относится. Во-первых, Антуан Шове (Кане) – не капитан, а лейтенант. Он взял на себя бесперспективную роль буфера между образцовым служакой-капитаном и местными жителями-туарегами, пытаясь спасти от трибунала брата своей возлюбленной арабки, который, будучи каким-то вождём, хочет объединить племена. Когда в лагере приземляется Мари де Бомонт (Котийяр), прилетевшая на поиски любимого, капитан, играясь в войнушку с туарегами, к которым пренебрежительно относится как к варварам, обязанным почитать носителей светоча цивилизации, отказывается выделить ей эскадрилью для помощи в спасении Ланкастера. В первую же ночь она сама начинает облетать территорию, но наутро песчаная буря перевернула её кукурузник как щепку, - но она не опускает руки, продолжая уговоры и убеждения. Они с Ланкастером вместе ставили рекорды по перелётам, после которых он всегда возвращался к своей жене и детям, и сейчас он почему-то полетел от Лондона до Кейптауна в одиночку, - но она любит его и готова на всё, чтобы его найти. И как раз подворачивается случай – вышеупомянутый племенной вождь пошёл таки наперекор французским властям, убил какого-то француза «в целях самозащиты», и из лагеря выходит караван для уничтожения бунтовщика, к которому и присоединяется Мари. В первую же ночь она отправляется обходить окрестности, запускать сигнальную ракету и звать своего Билла; капитан негодует, лейтенант выступает в качестве опекуна. Когда коротким путём отряд наконец добрался до укрытия повстанцев, Шове выпросил последний шанс на мирные переговоры, но капитан навязал ему в сопровождающие одного из туарегов. При попытке оного туарега перебежать к своим его застреливают в спину, на что невидимые собеседники отвечают пулемётной очередью и убивают всех, кроме Шоме, который как убеждённый гуманист не стрелял, - включая его лучшего друга. В ответ на резонные обвинения капитана в этой смерти лейтенант бьёт ему морду и попадает под арест, а капитан грозится отправить Мари обратно в лагерь, - и, поскольку он упорствует до последнего, что-де она найдёт в лучшем случае труп, неверно и второе утверждение анонса, что «они поверили в неё и помогли снарядить поисковую экспедицию». Антуан, любимец всех арабов и негров, недолго остаётся в плену – друзья помогают ему бежать, не дожидаясь, пока туареги вырежут весь небольшой караван, а он зовёт с собой Мари. Также вопреки анонсу, он не верит в любовь в целом и в любовь Мари в частности, просто тот факт, что он не просто бежит в никуда от расстрела навстречу верной гибели в песках, а способствует поискам Ланкастера, придаёт его пути смысл. Чернокожий проводник отказывается следовать за парочкой в самую глухую часть Сахары, где нет воды, - и начинается мелкобюджетное роад-муви для двух человек и – вскоре – одного верблюда, потому что второго пришлось пристрелить, ибо бедняга захромал, а третий сбежал. И люди эти посреди бескрайней безжизненной пустыни, живописного однообразия дюн и барханов, страдая от жары и усталости, нехватки воды и пищи, демонстрируют железные нервы. Только один раз, в самом начале обречённого похода в сердце пустыни, Мари поплачет, - и не будет типичных для людей, оказавшихся наедине друг с другом на пустом пространстве в ситуации крайнего напряжения жизненных сил и нервов, срывов и скандалов, отчаянья и сомнений. Они, должно быть, понимают, что погибнут, - но ищут Ланкастера, в этом весь смысл фильма: они говорят о Ланкастере, она диктует Шоме письмо для Ланкастера, которого мы даже ни разу не увидим. Анонс врёт в третий раз, уверяя, будто между ними зарождается роман (и пусть в реале актёры близки к свадьбе); ничего подобного – уж если ты прилетела за любимым на край света, рискуя жизнью, своей и чужой, тебя не прельстит незнакомый угрюмый дядька, солдафон, пытающийся твою любовь рассмотреть рационально. Да, когда его свалит приступ малярии, она поцелует его – из сострадания: ведь очевидно, что это последний поцелуй в его жизни. Она, надрываясь, поднимает и привязывает его на круп верблюда, сама садится в седло и лишается сил; верблюд благодаря могучему инстинкту самосохранения вывозит изнеможённых людей к водопою, где их найдут местные жители, - но, похоже, найдут уже слишком поздно. В финале нам рассказывают, что останки Ланкастера обнаружат совсем недалеко от этого места – он ждал Мари и вёл для неё дневник, описав, что претерпел в те десять дней в пустыне, пока не умер. Тут – последний обман анонса: нам показали всё-таки не мелодраму, а трагедию; однако грустно не становится. Путники шагают по пустыне, никаких событий не происходит, - можно расслабиться и медитировать под красивую музыку и верблюжий рёв на виды Сахары. Только потом доходит смысл фабулы, который, быть может, режиссёр и не подразумевал, - жестокая ирония судьбы: клятвы, данные любовниками друг другу. Если бы он не поклялся ей не покидать самолёт в случае крушения, он мог бы найти оазис и спастись; если бы она не поклялась найти его, она не погибла бы посреди пустыни. И всё же нельзя сказать, что они не нашли друг друга, - они нашли друг друга в смерти и оказались достойными друг друга, вопреки всему. Ради этого пафоса особо сентиментальные личности, пожалуй, могут сходить на «Последний полёт», - остальные могут разве что вылавливать красивые кадры от бесспорно грамотного оператора: верблюды на фоне заходящего солнца, мухи на губах обессиленной Мари… и в целом приятную глазу картинку, достаточно достоверную, чтобы выдавать в Дриди бывшего документалиста. Но кажется, что снять научно-популярное кино о туарегах у него всё же вышло бы лучше, чем скомкать романтический образец художественной литературы.
После фильма я дошла до Джаганата, купила хумус и веганской колбасы, поехала домой и зашла в Кантату – давно тянуло прикупить новый чай. Прикупила давно меня интересовавшие «Сады Олимпа» - купаж белых чаёв Мао Фенг (Ворсистые Пики) и Пай Му Тан (Белый Пион) с цукатами ананаса и папайи, кусочками яблок и вишни, изюмом, кардамоном, ванилью, лепестками розы и мальвы. Аромат сухого чая весьма аппетитный, заварка нежно пахнет абрикосом и шампанским, сам же компот на вкус неожиданно деликатный, не тяжёлый, не приторно-сладкий, в меру терпкий и в меру насыщенный, в общем – вкусовщинный вполне, не разочаровал. Добравшись до дома, я, с трудом преодолевая лень, сподвиглась на пост и вот, заканчиваю его, отчаянно отвлекаясь, уже к четырём. А у меня впереди – конспектирование чужих билетов, я не знаю, как всё успею, мне вообще до сих пор не верится, что завтра экзамен, и экзамен серьёзный, ничуть не проще, чем был по зарубежной литературе, что надо будет делать вид, будто я читала все-все умные книжки и все-все пьесы. Господа и дамы, - держите за меня завтра кулаки с двенадцати часов, удача не помешает, а я объявлюсь после театра, который меня завтра также ждёт, с рецензией. До завтра!
[311x159]