10.10.2010 Хоть я и уползла после театра спать в половине четвёртого, уже в двенадцать я проснулась – хоть и не без маминой помощи, но бодро, во сне так нагулявшись по Питеру и Москве, что успела соскучиться по дому. Насчёт Другого театра мне так и не ответили, в кино и среди выставок ничего интересного не наблюдалось, и я решила просто погулять, ибо синоптики предрекали скорый конец золотой осени. Дойдя пешком до метро, я доехала до Арбатской, выкупила в кассе заказанные на ноябрь билеты и отправилась на Гоголевский бульвар. Там я внезапно потратила завалявшуюся у меня полутыщу на «живую картину» - там между двух цветных стёкол (я выбрала голубые) насыпан разноцветный кварцевый песок, от белого до лилово-серого, и есть воздушные пузырьки. Когда картина стабильна, её можно перевернуть в рамочке-подставке, и пузырьки устремляются вверх и поддерживают вверху песок, а он пробивается и струйками стекает вниз, образуя каждый раз новый «ландшафт». Далее я пошла вдоль Преображенской набережной и по Крымскому мосту – полюбоваться Петрушей, пока не демонтировали; домой я хотела вернуться от Октябрьской, но станция оказалась закрыта на ремонт эскалатора, и я села в первый попавшийся троллейбус и покатила по Ленинскому проспекту. На конечной, где-то в тьмутаракани Гагаринского района, он меня высадил, пришлось перейти на противоположную сторону и сесть в тот же троллейбус, шедший обратно к центру; он довёз меня до Александровского сада, откуда я по Филёвской ветке с комфортом приехала домой. Собиралась вернуться пораньше – а вернулась в половине восьмого… Работу по анализу мизансцены я написала по «У ковчега в восемь»^^.
11.10.2010 Я дура. Не, ну правда, кроме шуток. Потому что забыла, что первой вчерашней пары не должно было быть из-за присутствия Пивоваровой на каком-то экзамене. Я припёрлась к 12ти и сидела на факультете до второй пары, на которую собралась половина курса, и мы почти закончили обсуждать работы по анализу сценографии. В перерыве я снова соблазнила Алину на сходить в кофейню, на сей раз Кофеин, где приобрела себе среднюю порцию эспрессо, а Алине – ванильный маффин. На инглише народ пересказывал адаптированные тексты, а мне пришлось поработать синхронным переводчиком. Потом мы репетировали почти до половины восьмого.
12.10.2010 Мы присутствовали только на первых двух парах истории, где Харитонович поведал о завоеваниях Александра Македонского, а после перерыва отпросились у Ильина и пошагали пешком до РАМТа через Газетный и Камергерский – на дискуссию в рамках проекта «Театр +» с громким названием «Интерпретаторы Чехова», куда заранее записались. Начали с задержкой минут в 20-25; собрались в Чёрном зале, несколько нас, включая меня, сели на подушки на полу прямо напротив гостей – нас разделял только большой бумажный домик. Вёл процесс худрук РАМТа Алексей Бородин, а гостями были режиссёры Михаил Левитин, Леонид Хейфец, Иосиф Райхельгауз, Антон Яковлев и Дмитрий Крымов, актриса МТЮЗа Виктория Верберг и театровед Татьяна Шах-Азизова. Впрочем, происходившее было больше похоже на школьный урок, чем на дискуссию: представители проекта, снимавшие мероприятие на камеру, задавали типично журналистские вопросы, гости отвечали по очереди, время было строго регламентировано, и всё «лишнее» отсекалось рулевым-Бородиным. Ответив в числе последних на первый же вопрос и не получив отклика коллег, Левитин пересел в зал за нашими спинами и пару раз пытался задать гостям вопрос как зритель, но всерьёз это не воспринималось. В зале присутствовали и актёры, и критики и понемногу высказывались, под финал, когда гости уже расходились, пробило даже какую-то тётеньку-зрительницу, жаждавшую пожаловаться на понаехавшего в Вахтанговку Туминаса, у которого-де в «Дяде Ване» наличествует непростительная пошлость в лице самогонного аппарата. В общем и целом у меня сложилось впечатление, что Левитин гений (я всегда это знала, ещё по спектаклям и книге, но ещё раз убедиться приятно), потому что только он говорил о том, что Чехов велик и непостижим, что его пьесы есть романы, которые надо инсценировать, и что нельзя его использовать как «подушку или одеяло» для выражения своих личных, режиссёрских интересов. С этим можно спорить, но это было реально круто, это были слова по-настоящему заинтересованного в Чехове человека. Не так резко, но похоже определял своё «интерпретаторство» Крымов, сравнивший Чехова в частности (хотя это стоит применять к авторам прошлого в целом) со стеклянной бутылкой, которая разбивается на множество осколков, с которыми приходится оперировать, не претендуя на познание всей бутылки и использование её по утилитарному назначению. Вообще, я Крымова видела в первый раз, а он, оказывается, милый – скромный такой дядечка, интеллигентный, вежливый, в очках. Но в полосатых носках, которые сделали мне вечер. Но ставит – наверняка – замечательные авангардные вещи, на которые надо бы походить, в смысле посетить. И при этом громче и дольше всего аплодировали даже не режиссёрам, а Верберг, которая в подробностях рассказала историю о том, как сегодня она впервые за долгое время спустилась в метро, с восьмого раза смогла войти в вагон, увидела со спины стройную как балерина девушку с понтовой причёской, перстнями и серьгами, а та обернулась и оказалась старухой за 80 с тремя кольцами в носу. Не берусь судить, действительно ли имела место быть столь историческая встреча или актриса её выдумала, что не возбраняется, но… какое отношение это имеет к Чехову?.. А Шах-Азизова, на чьи интересные профессиональные комментарии я очень надеялась, когда шла на дискуссию, всё время промолчала – ей не давали слова, и она сама его не брала, простите за невольный каламбур. В финале дискуссии собравшимся предложили блюдо сушёных вишен – вполне вкусных цукатов – и все разошлись. Мы с Аней и Женей понадеялись, что раз мы уже в театре, можно не выходить и попасть на «Мастера и Маргариту» (дискуссия должна была начаться в четыре, спектакль, соответственно, в семь), но не догадались сныкаться в туалете – нас засекли и поторопили покинуть помещение. Дотопав до Площади Революции, мы разъехались. На носу у нас Сезоны Станиславского, так что прощаюсь я явно ненадолго)