К сожалению, я конченный одиночка, мелонхолик.
Чтобы завести друзей, мне приходится с собой бороться. Я непроизвольно разделяю окружающих меня людей на знакомых, полезных знакомых, приятелей, кандидатов в друзья, друзья и хороший друг (раньше я звал его "настоящим", но... это была ошибка :) ).

Моя самооценка долго покоилась на полке, т.к. ничего стоящего я из себя не представлял (мое мнение). И как одиночке, мне, конечно же, хотелось, чтобы со мной Дружили хорошие веселые умные порядочные живчики.

Но чем их мог заинтересовать я? ... Я обходился без общения с парнями: никаких интересных тем они не способны были обсуждать; не трещал с девушками: не принимали они меня как-то.
У меня были мечты, лишь они. Все, что я мог делать в таком своем положении -- лишь придумать себе жизнь.
Я предавался фантазиям, и в ходе долгого времени я придумал себе дом в виде полусферы, питомца, хобби -- генную инженерию, и любимых. Я не стал ограничиваться лишь девушкой. "Захотел шведскую семью!" -- скажите Вы. Возможно.
Однако моя фантазия была свободна от разврата, если говорить об устройстве личной жизни, то это должно быть нечто похожее на фильм "Дом на краю мира".

Описывать ли мое долгое существование в качестве изгоя и одиночки? Интересно ли Вам знать, что значит крайняя форма мезонтропии, когда не желаешь видеть людей? Бывают дни, когда ты предоставлен сам себе. Перед тобой возможность для самовыражения: ты можешь заняться всем, что тебе интересно.
Для меня были интересны книги. Любые, из разных сфер: история, русская и зарубежная классика, кулинария (особенно с картинками), экономика, социология, философия.
Я рисовал угольным карандашом, пастелью, батиком, акрилом, писал маслом, в домашней печки выдерживал глиняные горшки и фигурки, затем раскрашивал их.
Писал статьи, эссе, рецензии на прочитанную классику, юмористические и фантастические рассказы, взялся за романы.
Я отломал от столового ножа часть лезвия и заточил его, получился инструмент для резьбы по дереву. Я раздобыл сосновые доски и принялся за работу: сделал десятка два шкатулок, половина из которых -- самых достойных -- ушли в качестве подарка матери, вырезал на доске лесные мотивы, портреты. К сожалению, из желанного пришлось исчлючить хохломскую роспись в виду отсутствия необходимого материала.

Пресытившись, я стал понимать, что мне не избежать контакта с людьми. Эта мысль стала маниакальной.