у меня есть его 'не делай так больше', его же отсылка к прошлому, страх и каждодневное 'что-то не так'. не поверишь, но там был покой. секунд десять исключительного покоя, неужели этого должно хватить. страшно найти причину открыть глаза. то есть оно конечно одинаково страшно, просто в разные промежутки времени, с разных плоскостей. может они и были правы, но теперь сутками напролет твердить - ты в порядке. убеждать свое отражение, как совершенно постороннего человека. отстраненно, уверенно. я не узнаю свой взгляд. зрение или глаза. что поменялось, черт. что-то вообще поменялось? летние дожди, я бы могла жить в этом и быть где-то у границы счастья. как будто там есть границы. но это мой островок, мой скол, за который можно ухватиться и не сорваться. я ловлю себя на том, что прошу - только чуть дольше чем они, иначе все слишком, а дальше я для себя не вижу ничего, совсем. и это не пугает, только неприятно касается грудной клетки изнутри тоской, чуть слышным ее эхом, словно где-то достаточно далеко ударяется металл о металл, голос о голос, тишина о тишину. со мной все хорошо - в это легко верят они, в это с таким трудом верится самой. это изматывает, от этого немыслимо устаешь, но замолчать нельзя, вот это то как раз силы выпивает в момент. нельзя. мне приятно солнце, особенно за темными линзами очков. но в тени деревьев и ветра легче дышать и прятаться от всего, что должно застрять во вчера. у меня есть Смилла, покорившая меня задолго до того, как я взяла ее в руки. сначала, очень давно, был фильм и я тогда даже не подозревала, что он снят по книге, и что книга эта гораздо изумительней и невероятней его. я ощущала себя совершенно неживой и гниющей, инородным на этих улицах, среди них всех, когда купила ее, эту книгу, словно покупала себе дополнительный вздох. чтобы спрятаться в своем любимом парке, среди очаровывающих строк, и не думать, не помнить, заслонится от всего. был дождь, а я очень не люблю зонты и намокшие страницы. а ее оказалось так страшно начать читать. я читала Лукьяненко, Перумова, что угодно, откладывая на потом. потому что это пугающе, понимать, что как в первый раз книги читаются только раз. и почему-то возмутительно быстро. и сколько их было и будет, тех, что первый раз уже не прочесть. первые двадцать страниц и нельзя так цепляться за что-то одно. что-то со мной не так. я совсем не правильно отношусь ко всему. сложно и тяжело. нельзя так. нужно не так. не получается. ничего менять не получается. у меня в голове куча оборванных фраз. может даже не моих, я может вся целиком и полностью из чего-то, что было задолго до меня, просто не помню и так чуть проще, если не пытаться вспоминать. кстати да, интересно, там были их голоса или все-таки что-то говорил кто-то другой и должна ли я помнить, хоть и не получается пробиться к тому, что было. стены. я уже не знаю, специально, кромсаю предложения, вырывая смысл и слова, или уже не умею быть более точной, быть понятной и верной. и так ли это важно, в самом деле. неделю уже у меня в голове крутится строчка чайфа "не спишите нас хоронить". мы не умрем, что ты. у нас все зашибись и ничего страшного не было. и проще было бы говорить только цитатами, хотя и они не вяжутся абсолютно между собой, но вихрями носятся в сознании, нервируя и натыкаясь друг на друга. нужно продержаться. знать бы еще зачем и сколько. хотя сколько - пугает, потому что оно не только мое, даже в первую очередь совершенно не мое, а в курсе этого мне совершенно быть не хочется. все проще, это я как всегда все усложняю и не оставлять на поверхности. никогда. не за чем. меня раздражает, когда я не понимаю причин и рвет на части когда разговор идет на автомате больше не нуждаясь в том, чтобы быть осмысленным и обоснованным. что-то рвется, что-то очень важное, ниточка за ниточкой, какой-то канат. я пока не знаю, что на нем держится. но еще раз и я не уверена что могу это выносить. не делай так. постарайся.
на счет тебя, право, я совершенно уже ничего не знаю. все развалилось - привет вечному сиянию - это ощущается, и мы ходим по этим развалам, оглядываемся вокруг и никуда не хотим уходить. нужно куда-то идти, необходимо. ты же тоже чувствуешь, правда? мы остаемся, не понимая зачем, не разжимаем рук, замерзаем и ничего не меняется. почему, черт возьми. ну какого дьявола все остается по-прежнему. на одном месте. расстояние уменьшается не словами. но есть ли у нас что-то кроме них. скажи. ради всего святого, хоть что-нибудь - скажи. а лучше не говори ничего, вообще ничего. просто чувствовать дыхание, слышать пульс и не исчезай. я ощущаю себя песком в песочных часах иначе.
оно никому не нужно, это должно быть неприятно?