ого,как много,можно я почитаю завтра на свежую голову

Ну ты придумал, зачем он должен занять место Косоворотко?

Ответ на комментарий Trillian_McMillan # есть стопятьдесят вариантов..какой выбрать не знаю

goos, сделай из них лотерейные билеты и вытяни один

ну давай продолжение

Ответ на комментарий tereha2006 # какая ты быстрая...ч же работаю..писать некогда пока

goos, а ты во время работы думай,пришел домой,записал,мы почитали

Косоворотко этого жена должна была послать в магазин, за булочками.
На обратном пути он остановился в сквере, покрошить голубям булочку.
Голуби обожрались, и ни-спасибо-ни-досвидос - улетели, кряхтя и сыто рыгая.
С земли они казались тучей-анимашкой, а в бинокль их можно было спутать с эскадрильей бомбовозов.
На пути их следования пролегала трасса, по которой двигалась колонна дорогих иномарок с мигалками и крякалками, в сопровождении милиции.
От резких звуков бедные птички начали гадить просто под себя, то есть прямо на машины. Это был мощный сплошной поток жидких экскрементов.
Дворники на лобовых не справлялись с фикальными массами, видимость - нулевая, машины начали резко тормозить, врезаясь друг в друга, шли юзом, переворачивались...
В живых не осталось никого.
Словно кадры из фильма про Терминатора... Горы покореженого железа, гавно...
И только высоко в небе, над всем этим апокалипсисом,
кружила стая белых голубей...
Голубь - птица МИРА!
А теперь вопрос: КТО, ЕСЛИ НЕ КОСОВОРОТКО, покрошит мякиш белым голубям?!!
ЗЫ: Только чур, всё это было в Киеве, ок?

Ответ на комментарий -Лёд- # В Киеве так в Киеве..а кто ему таки 13 ножевых нанёс? вот вопрос))

А это он сам себя так.
Потому что верил правительству, и не желал ему зла.

Ответ на комментарий -Лёд- # а чего это ты так Киев ненавидишь?

Ответ на комментарий goos # Я Киев не ненавижу.
Я правительство украинское ненавижу.

ух ты :)

Ответ на комментарий ollona # а я весь день ломаю голову,что дальше будет..пущу на самотёк..поток сознания включу

Думаю, неспроста я оказался в этой богадельне. Кем я был до этого? Я не помню, кем. Память играет со мной в странные игры. Иногда я не могу вспомнить, кто же на самом деле освобождал несчастных америкосов из вьетнамского плена – я или парень с фамилией известного поэта-педика. Бывает, что я вспоминаю до самых мелких подробностей получение мною Нобелевской премии «За работу по дискретной природе материи и в особенности за открытие седиментационного равновесия». Но это вряд ли. Хотя отлично помню, как набрался на банкете по этому поводу и меня забрали в вытрезвитель, когда я пытался взломать ларёк, чтобы полирнуть пивком. Вспоминаются так же романтические вечера с молоденькой когда-то Лола Бриджитой на острове Кахоолаве; и обоняние возвращает аромат тропических цветов, осязание – дуновение океанского бриза и персиковый бархат женского бедра, на котором лежит моя рука, вкус – волшебство пинаколады, манго и сладкого поцелуя, слух – бренчание гавайской гитары и пение птиц. Только зрение всё портит, упираясь в серые стены и «План эвакуации сумасшедших во время пожара и потопа». Да и шестое чувство подсказывает, что ничего этого не было.
Главное – я понимаю, что у меня случилась катастрофа в мозгу и не особо принимаю к сердцу эти видения. Но кем я был на самом деле – я не помню. Может, меня не было совсем, а вместо воспоминаний в меня напихали нарезку из новостей, голливудских бестселлеров и ток-шоу. Но так даже лучше – что наше прошлое? Цепочка воспоминаний. А у меня есть что вспомнить. Ну, кто из этих несчастных может похвастаться, что отхватил первое место за главную мужскую роль на фестивале порнофильмов ЭйВиЭн Адюльт или шёл в авангарде во время решающей баталии при Ватерлоо?
Единственное, что помню отчётливо из прошлой жизни – это радостный взгляд жены, когда я сказал, что я в опасности, что за мной следят, что мне придётся лет на тридцать укрыться в сумасшедшем доме. Вещи были собраны в пять минут, вызвано такси. Прощальный воздушный поцелуй вслед увозящей меня машине. И счастливая улыбка на лице.
- Не звони мне и не приходи, - инструктировал я её перед отъездом. - Они могут подслушивать разговоры или пустить за тобой хвост и выйти на меня. Они такие.
- Не переживай, я даже имя твоё забуду. Давай, поторопись. Такси уже ждёт.
- Будь счастлива.
- Несомненно.
Если она счастлива сейчас, значит, моя прежняя жизнь имела смысл. То, что я осчастливил хотя бы одного человека – уже повод гордиться собой.

goos, Юр, у тебя так классно получается пускать все на самотек :) продолжай :)

После звонка я бродил по этажу в полной прострации. Так хорошо всё устроилось – кормят перловкой, водят в душ, ставят клизмы, по выходным показывают «Броненосец Потёмкин», таблетки уносят меня в перламутровые миры, и главное – никакой слежки. Нет, конечно, я вижу в окно иногда подозрительных птиц, но это мелочи. Тем более, врач пообещал, что я отсюда никогда не выйду, и это меня вполне устраивает.
И тут такая неприятная новость. Может, рассказать врачам про телефон в голове, пусть его отключат, и Бог не сможет дозвониться и оставит меня в покое. Даже не знаю, как быть – схилять и оставить планету без сладкого или таки заменить гражданина Кособородко, или как его там, неожиданно умершего под мостом от тринадцати ран. Не нравится мне это число. Мистика, да и только. Хорошо, что ранений было не шестьсот шестьдесят шесть. Тогда бы я точно отказался.
Ближе к ужину, когда у поверженных нарушителей спокойствия стали потихоньку ослаблять рукава смирительных рубах, ко мне привязался Петька Князь Раймондо Монтекукколи, великий Генералиссимус Тринадцатилетней войны, президент гофкригстата и спаситель христианства. Это сегодня его так зовут. Вообще-то, его звали Петька Тысяча Чертей.
Однажды ему вдруг захотелось вызвать духов. Чтобы узнать, как сыграет Динамо, чтобы узнать, правильно ли разместил он свои сбережения в тотализаторе. На листе ватмана нарисовал планшетку для вызывания духов, вооружился перевёрнутым блюдцем и произнёс заклинание, которое нашёл на сайте вызовидуха.ру. То ли он что-то не так прочитал, то ли не то. Духа он вызвал, конечно, но тот ни хрена не разбирался в футболе и выдал не совсем устраивающий Петю результат, за что был облаян нецензурщиной и послан очень далеко. Петя даже обещая подать в суд, ибо вызывал Пушкина, а явился какой-то прохиндей, назвавшийся Джоном Нэшом, обиженным на весь мир за то, что не был избран императором Антарктиды.
Слово за слово, и дух позвал на помощь целый легион товарищей, и в итоге, они все вселились в хилом Петином теле. Сколько их там сейчас сидит – никто не знает, но все проявившие себя оказывались весьма заметинами, а некоторые, не побоюсь этого слова, великими. Кроме реальных персонажей в нём ещё поселились Магнето, Супер Сенсай, Дарт Вейдер и Капитан Америка. Всех не перечислить. И каждый пытался захватить командование телом. Они поначалу часто ссорились между собой, но потом, очевидно расписали график.
- Как дела, рядовой? – спросил меня Монтекукколи. – Готов ли ты положить голову за великую Австрию?
- Петя, отвали, не до тебя.
- Ты как разговариваешь с Генералиссимусом? Смирно! Неделя гаупвахты, пятьдесят розг и месяц без компота!
- Слушаюсь, - ответил я. – Разрешите выполнять?
Петя выпятил губу и уставился на меня величественным взором, решая, не слишком ли мягкое наказание?
- Я свободен?
- Солдат, не собираешься ли ты дезертировать? – прищурился князь.
- Никак нет, - чёрт, как он узнал? Информация просочилась, не иначе наш разговор подслушивали.
- Это плохо. - Петя как-то сник. – Я бы дезертировал вместе с тобой. У меня эта война уже в печёнках. Хочу домой, в родовой замок, где пышногрудые служанки приносят по утрам кофе и виноград, конюхи снаряжают любимого жеребца, а псари еле сдерживают свору легавых, ожидающих, когда же я соизволю поохотиться на вепря в бескрайних угодьях. Солдат, забери меня с этих полей залитых кровью бравых вояк. Я устал. Я смертельно устал.
- Какой пример вы подаёте армии? – пристыдил я князя. – Прекратите истерику!
- А то у меня есть опыт побега.
Голос его изменился, появился гнусавый акцент и он заговорщицки зашептал мне в ухо:
- Я бежал из замка Иф. Это не так просто, как тебе кажется. Дёрнуть отсюда – сущий пустяк. У меня даже план есть – убиваем весь персонал и предателей, поднимаем бунт, взрываем манипуляционную и спускаемся вниз на связанных простынях. Всё. Что может быть проще? И нам остаётся только забрать сокровища и уехать в Гваделупу.
- Почему в Гваделупу?
- Как это почему? Нас там никто не станет искать, а ещё там ром, бананы и морской виноград. Доплывём туда на связанных пластиковых бутылках. У меня даже есть карта Тихого океана. Не заблудимся. Ну как?
- Граф, я рассмотрю ваше предложение, но не сегодня.
- Ой, мутишь ты что-то, - Петя погрозил мне пальцем. – Может, приказать тебя казнить?
- Всё, Петь, отвянь. Надоел.
- Я буду за тобой наблюдать, учти. Вольно, пошёл вон.
И тут же, забыв обо мне, он привязался к Старику Энурезу, вечно пахнущему мочой, молчаливому и грустному, и стал предлагать ему звание Маршала всего за три сигареты. Я быстренько ретировался в палату, чтобы взвесить за и против. Если о предстоящем побеге кто-то знает, кроме меня, то всё может пойти не так. Через жопу может пойти, а это чревато душем Шарко, одиночкой и лоботомией, если меня застукают. Может, убить Петьку? Утопить в унитазе и освободить таки на волю тысячу чертей.

Петьку топить не надо

В девять прозвенел звонок к отбою. Идиоты расползлись по палатам и распластались на койках, дружно сомкнув глаза. Кто-то, вымотанный беспокойным днём и беспорядками в мозгах, сразу провалился в чёрные дыры сна, кто-то улетал в собственные миры, чтобы забыться там в объятьях фантастических грёз, некоторые просто смотрели сквозь закрытые веки на ползающих по потолку мух. Я же считал секунды, чтобы не заблудиться во времени. До двадцати трёх ноль семь оставалось семь тысяч двенадцать…одиннадцать…десять… Секунды стали превращаться в слоников, пасущихся на горных склонах. Каждую секунду умирал слоник и с грохотом скатывался в бездонную пропасть. Это было так мило и умиротворённо, что я неожиданно задремал, и мне снилось, что я птичка, вырвавшаяся из клетки, и, будто, лечу над зелёным лугом, вдыхаю свободу, а за мной следят снизу кровожадные монстры и грозят мне когтистыми пальцами, но им меня не достать, и я показываю им дули и гажу на их некрасивые морды, и вдруг на горизонте появляется чёрная-пречёрная туча, ветер усиливается, и крылышки мои уже не в состоянии порхать, и я падаю в глухом пике, мотор мой сдох и керосин на исходе. А высотомер сломался и показывает до боли знакомые цифры – 2307. Эти цифры горят адским пламенем и ревут пожарной сиреной.
И тут я проснулся! Чёрт, слоников на горе осталось совсем мало, и они сыплются всё быстрее и быстрее, просто пачками летят в бездну, хлопая огромными ушами.
Время! Побег! Приёмное отделение! Открытая дверь! Вперёд!
Я вскочил с койки и помчал на всех парах по пустому коридору. До двери, ведущей на лестницу. Там, перепрыгивая через три ступеньки, поскакал вниз. Вот она заветная дверь. Чуть приоткрыта, через щель брошена на потёртый линолеум узкая полоса света. Я остановился и, прижавшись к стене, медленно стал пробираться к цели.
- Стоять! Бояться! – голос за спиной ножом полоснул по нервам. – Куда собрался?!
Это провал! Бог меня подставил. Как я мог довериться тому, в кого я толком и не верю! Гапон! Провокатор! Ничего, встретимся ещё на том свете – всё припомню! Недолго осталось.
Я оглянулся и в тёмном силуэте, прижавшемся, как и я, к стене, узнал Петьку Тысячу Чертей.
- Тссс… - Он приставил палец к губам. – Это я. Наша задача взять его живьём.
- Кого его?
- Много будешь знать…
И он стал жестикулировать, как спецназовцы на задании, типа ты туда, я сюда, будь внимателен…или что-то в этом духе. Идиот, увязался на мою голову.
- Иди спать, придурок, - прошептал я. Но он короткими перебежками начал приближаться к двери, не обращая на меня никакого внимания. Заглянул в просвет и показал большой палец. Как я понял, всё в порядке – путь свободен.
Петька открыл дверь и исчез в кабинете; я поспешил за ним.
Возле стены стоял стол, на столе – лампа, а под лампой, примостив голову на регистрационный журнал, спала дежурная медсестра. Лица не видно, только белая докторская шапочка на макушке. Дверь на улицу открыта, и видно освещённый фонарём двор, а дальше – пугающая чернота кустов, и небо, усеянное звёздами, и монотонная песня цикады.
Мы замерли на мгновенье и стали на цыпочках пробираться к выходу.
И вдруг медсестра зашевелилась и медленно подняла голову. Под шапочкой вместо сонного женского лица с размазанной помадой оказалась хищная морда чудовища, с проваленным носом, впавшими, покрытыми бельмами гнилыми глазами без зрачков, безгубая пасть с жёлтыми кривыми клыками, гнойного цвета слюна стекала на журнал, разъедая в нём дыры.
- Стоять! Бояться! Куда собрались! – прошипел монстр и упёрся когтистыми лапами в стол, собираясь встать и сожрать нас вместе с тапочками.
Голова моя закружилась, предвещая скорый обморок; я прислонился спиной к стене и не мог пошевелиться. Вот и всё, прощай долбанная жизнь, твоя миссия закончена, спасибо, что заглянули.
И тут Петя хищно улыбнулся и, наставив на чудище указательный палец, сказал:
- Бджжжж!
Горе-медсестру отбросило к стене, во лбу зияла дыра, а на обоях расплескалась кровавая каша, смешанная с клочками волос.
Петя снова выстрелил.
- Пух! – пуля снесла половину черепа вместе с шапочкой.
- Ни хрена себе, - удивился Петя и по-ковбойски сдул с пальца дымок. - Нет, не ешь меня, твою мать!
Монстриха всё ещё тянула к нам костлявые руки, и третий выстрел в грудь успокоил её навсегда. Тело опустилось обратно на стул, голова с вырванным затылком упала обратно на журнал, заливая его кровью.
- Бежим! – крикнул я и потянул торжествующего Петра за собой. Но тот не мог налюбоваться огнестрельным перстом. Я схватил его за воротник халата и с силой дёрнул к выходу.
Уже оказавшись на улице, мы оглянулись и увидели мирно спящую медсестру. Никакой крови, никаких испачканных обоев, никаких когтей на руках. Только белая шапочка, слегка поднимается и опускается в такт дыхания.
- Это всё таблетки, - констатировал Пётр, - Байер Фарма знает своё дело.

Слежку я заметил сразу, как только мы перелезли забор и оказались на пустой неосвещённой улице. Над головами промелькнула летучая мышь и растаяла в темноте. Только луна матово отражалась в трамвайных рельсах и горели огни далёких многоэтажек. Но нас уже засекли, я уверен.
За дорогой начинался частный сектор, и мы нырнули в улочку, побежали, петляя между кустами и не обращая внимания на поднявших лай собак. Всё равно нас уже засекли. Пока главное уйти от погони, а потом уже думать, как избавиться от хвоста. Остановились мы только когда поняли, что никто за нами и не гнался, и что мы заблудились. Битый час мы шастали в поиске выхода из лабиринта улиц. Собаки уже не обращали на нас внимания. Попив воды из колонки, решили применить научный метод т стали искать мох на деревьях, чтобы понять, где север. Искать приходилось наощупь, мы лапали стволы яблонь, вишен и абрикосов, но бесполезно.
Попытка сориентироваться с помощью звёзд тоже ни к чему не привела: звёзды рождались и умирали по своим, никому не известным, законам, перемещались и перемешивались, тускнели и вспыхивали на глазах. Даже Млечный Путь петлял и извивался подобный ползущему гаду.

ну блин,такими маленькими дозами

сегодня не будет(( я выжатый лямон
вообще некогда писать

goos, ну и фиг с тобой

Слежку я заметил сразу, как только мы перелезли забор и оказались на пустой неосвещённой улице. Над головами промелькнула летучая мышь и растаяла в темноте. Только луна матово отражалась в трамвайных рельсах и горели огни далёких многоэтажек. Но нас уже засекли, я уверен.
За дорогой начинался частный сектор, и мы нырнули в улочку, побежали, петляя между кустами и не обращая внимания на поднявших лай собак. Всё равно мы уже на мушке. Сейчас главное уйти от погони, а потом уже думать, как избавиться от хвоста. Остановились мы только когда поняли, что никто за нами и не гнался, и что мы заблудились. Битый час шастали в поиске выхода из лабиринта улиц. Собаки уже не обращали на нас внимания. Попив воды из колонки, решили применить научный метод и стали искать мох на деревьях, чтобы понять, где север. Делать это приходилось наощупь, мы лапали стволы яблонь, вишен и абрикосов, но бесполезно.
Попытка сориентироваться с помощью звёзд тоже ни к чему не привела: звёзды рождались и умирали по своим, никому не известным, законам, перемещались и перемешивались, тускнели и вспыхивали на глазах. Даже Млечный Путь петлял и извивался подобный ползущему гаду.
- И что дальше? – запаниковал Петя. – Так мы никогда не попадём на полюс и не сможем установить наш флаг. Где же этот чёртов север?
Он упал на колени и стал рыться в траве.
- Ты что ищешь там? – спросил я.
- Не знаю. Север мы найти не можем, значит нужно искать что-нибудь другое.
- А зачем тебе дался этот север?
Он посмотрел на меня, как на полного идиота:
- Это как зачем? А ты сам не понимаешь? Там я смогу избавиться от нордофобии. Я останусь там жить, и меня больше не будет мучать этот ужасный недуг.
- Что за хрень?
- Нордофобия. Боязнь севера. Очень редкая болезнь. Ею болеет полчеловека из трёх миллиардов. Единственный способ побороть её – отправиться на самую макушку мира – на полюс. Там нет севера, понимаешь? Там нет даже востока и запада. Только юг. Во все стороны сплошной юг. Красота!
- Петя, остынь. Нам не нужно на север. Нам нужно ко мне домой.
- Какой я тебе Петя? Я Фритьоф Нансен, норвежский гуманист и филантроп, лауреат, кстати, Нобелевской премии, да.
- Ясно. Господин Фритьорф, компас тебе в руки. У меня совсем иные планы.
Я пошёл по ночной улице. План был прост - идти никуда не сворачивая. Куда-нибудь я должен выйти. Это точно.
Петя поднялся и поплёлся за мной, умоляя не бросать его одного в этой ледяной пустыни, полной диких тюленей и хищных лемингов, мол, одному здесь не выжить, что он мне ещё пригодится. Что когда закончится провизия, я смогу его съесть, например. Эта идея мне понравилась, и я его простил. Пусть будет. Ходячая тушенка не помешает.
Нансен принялся рассказывать взахлёб о своей скандальной диссертации на тему нервных элементов, их структур и взаимосвязей в центральной нервной системе асцидий и миксин. Потом вообще перешёл на незнакомый язык, скорее всего гренландский.
Я не слушал его, раздумывая о том, что донесли обо мне чёртовы летучие мыши. Нужно быть крайне осторожным, возможно даже побриться наголо и отрастить бороду, а в идеале нужна пластическая операция.
Наконец мы вышли в район многоэтажек, затем на проспект Гагарина, а отсюда до дома рукой подать. Оставаться там надолго я не собирался, чтобы не подставлять жену, но не помешало бы переодеться, так как в линялых больничных халатах и дырявых дерматиновых тапочках далеко не уйти.
Во всем доме свет был включен только в моей квартире. В спальне. Я представил, как жена не может уснуть, уткнувшись заплаканным лицом в подушку, как она скучает по мне, по нашими скучным монотонным вечерам, по ссорам и скандалам, по язвительным комплиментам и пивным вечерам в компании моих нетрезвых приятелей.
Дверь открыла Люська, завёрнутая в простыню, удивлённая, с мятой причёской и с бокалом в руке.
- Скучала? – спросил я и, отодвинув её, зашёл внутрь. За мной втиснулся мой неожиданный компаньон.
- Блин, исскучалась вся. Ты чего припёрся? Говорил, тридцать лет тебя не будет.
- Я на минутку. Только вещи взять.
- Василий Иванович, - представился Петя и попытался галантно поцеловать моей жене ручку.
- Людмила. Может, утром придёте? - Люська отрезала нам путь к спальне, где находился шкаф. Увидев, что нас просто так не вытолкать, она всем корпусом оттесняла нас к кухне.
- Давайте, кофейку попьёте. Посидите, а я пока вещи принесу. Тебе и зимние тоже?
- Все давай.
Люся ушла в спальню, я принялся готовит кофе, а Петя нашёл пакет и стал выгребать из холодильника жратву.
- О! Сервелатик, сыр, полбутылки кефира, шампаское. Ты смотри, не «Советское», а французское. Коньячок, мандаринки, так, а это что? Икорка чёрная, очень хорошо.
- Икорка? – удивился я. – Коньячок? Да я отроду её не ел, и шампанское французское пил раз в жизни, и то во сне. Откуда?
- Это неважно. Главное – чем больше мы запасёмся провиантом, тем позже ты меня съешь .
В холодильнике осталась лишь банка с размазанным по стенкам вареньем. Всё остальное переместилось в пакет. Петя принялся за стол. Смахнул полпачки «Парламента» и высыпал на продукты соль из солонки.
- Готово, - кухонный мародёр устало опустился на стул и отхлебнул приготовленный мною кофе.
И тут в дверном проёме явилось тело в футболке и трусах – лысоватый пузатый мужик. Из-за его спины испуганно выглядывала Люся.
- А ну прекратить погром! – рявкнул нежданный гость. – Вернули всё на место. Быстро!
- Ты кто? – спросил я.
- Я… - мужик осёкся, подбирая слова, и этой паузой воспользовался Петя. Он вскочил со стула, сурово сдвинул брови и заорал:
- Ах ты, контра! Молчать, заткнуться! Фамилия?! Звание?! Предъявить документы! Смирно! Да ты знаешь, с кем разговариваешь?Да я тебя сейчас по закону военного времени прямо на месте… - и он выхватил из несуществующих ножен воображаемую саблю.
На миг я испугался - показалось, что эта нереальная сабля вполне реально разрубит мужика пополам. Тот тоже отпрянул от неожиданности, чуть не сбив с ног Люську. А Петя не унимался, он кричал об экспроприации, о вреде буржуазии и продажной интеллигенции, о победе мировой революции и о том, что все, наевшие такое пузо за счёт рабского труда пролетариата будут висеть на фонарных столбах, а если столбов не хватит, то электрификацию всей страны запустят усиленными темпами, только чтоб столбов побольше было. И при этом виртуозно размахивал саблей.
Люся затолкала мужика обратно в спальню и вернулась к нам.
- Что за хмырь? – спросил Петя.
- Не твоё дело, - отрезала Людмила.
- Что за хмырь? – повторил я.
- Серёжа, понимаешь, это мой знакомый. Только ты не подумай чего. Когда ты уехал, меня совсем запугали. Какие-то странные звонки по телефону, какие-то люди приходили, интересовались тобой, за мной по пятам шлялись какие-то угрюмые личности. И Виктор Степанович великодушно согласился пожить у нас, пока не уляжется. Но между нами ничего нет. Честно. Ты мне веришь?
- Да ладно, прости. Я же не знал. Думал, может, ты уже любовника завела. Но если так, то ничего страшного. Ладно, вещи собрала?
- Да, там в коридоре.
- Ну, свидимся. Передай другу огромное спасибо, что заботится о тебе.Всё шмотьё уместилось в большую сумку.
- О! А вот и моя бурка! – обрадовался Петя, снял с вешалки серый пиджак и набросил на плечи. – Ещё бы папаху найти.
- Петь, это не мой пиджак, - сказал я.
- Конечно, не твой. Это мой..мой бурка, короче. Ну, что, уходим в джунгли? Приятно было познакомиться.
- Не доверяю я ему, - подытожил наш визит Петя, когда мы вышли на улицу. – Не знаю, что не так, но мужик этот непростой. Нужно было его прикончить. Слышь, - он дёрнул меня за кукав, - как думаешь, не его конь стоит?
Указательный палец указал на стоящий под нашими окнами «Опель».
- Скорее всего.
- Будем надеяться, что его. А у меня тут как раз для него штучка есть.
И он провёл чем-то металлически по капоту, оставляя кривую нервную линию. Завыла сигнализация и мы побежали подальше от родимого гнезда. И спиной я чувствовал, что в окне моей спальни стоит этот недобитый буржуй и следит за нами.

Переоделись мы, укрывшись между гаражами. Я выбрал любимую рубашку, белую в мелкий цветочек и брюки, которые остались с выпускного; это же сколько лет прошло, а брюки остались; когда-то модные, слегка расклешённые, из синтетики с отливом. Это же надо – выпускной не помню вообще, только штаны, как напоминание о среднем образовании. Из обуви – растоптанные босоножки.
Петя долго рылся в сумке, наконец, извлёк жёлтую футболку, которую я покупал в секонхенде, с надписью на английском, которая переводилась как « Сантехпомощь в любое время дня и ночи» и мои любимые треники с вытянутыми коленями. Так как Петя был на голову ниже меня и намного худее, всё это висело на нём, как на вешалке, и я сразу дал ему новое имя Петя Тремпель.
- Отлично, - резюмировал он, подкатил штаны, напялил пиджак и стал перекладывать что-то из карманов больничного халата в карманы пиджака.
- Что это ту тебя? – поинтересовался я.
- Это таблетки, я связал медсестру и выгреб всё, что было в тумбочке. Нам нельзя прерывать курс лечения, иначе мы совсем сойдём с ума.
Этот факт меня сильно порадовал, я так привык к пилюлям, что бывало, плакал по ночам, когда меня лишали «сладенького».
- Дай парочку, - попросил я.
- Самому мало.
- У меня время приёма лекарств, ты не можешь отказать больному. Ты же давал клятву Гиппократа. Давал?
- Какую-то давал. Клялся больше никогда не ссать в рукомойник на кухне. Это она? Гиппократа?
- Да, именно.
- Тогда держи, - Петя открыл баночку и насыпал мне в ладонь штук десять. Просто праздник: врачи постоянно жадничали и давали по одной. А одной разве наешься? Я закинул всю горсть в рот.
- И себе, - Петя доел остатки. – За скорейшее выздоровление.
Светало. Приближающееся утро разъедало темноту ночи и растворяло в себе несчастные звёзды. Часов у нас не было, а к восьми необходимо быть в другом конце города, чтобы получить инструкции. И я пошагал в сторону проспекта. Идти с каждым шагом становилось всё легче и легче, иногда казалось, что шаги мои становятся всё длиннее, стоило лишь оттолкнуться, как можно парить над землёй, иногда прикасаясь к ней кончиками пальцев, чтобы очередной раз оттолкнуться и снова планировать дальше. Деревья с доброй завистью хлопали в зелёные ладоши, проснувшаяся ранняя пташка запела арию из «Турандота»:
«Tonight I'm gonna have myself a real good time
I feel alive and the world it's turning inside out, Yeah!
I'm floating around in ecstasy
So don't stop me now, don't stop me
Cause I'm having a good time, having a good time»
Я остановился на мгновенье насладиться пичужьими трелями, как сзади кто-то сказал громовым голосом, тщательно растягивая слова:
- Акы–рпв-ные глдаюю-киии.
Я аж подпрыгнул от неожиданности и чуть не взлетел выше деревьев. Но это был всего-навсего Петя, он медленно открывал рот, и оттуда вываливались громкие вязкие бессвязные звуки. И ещё он протягивал кошелёк.
- Что это? – попытался спросить я, но слова не давались, они тянулись, трансформировались, и у меня получилась невнятная фраза с визжащими долгими гласными и бесформенным жирным вопросительным знаком в конце.
Петя совал мне в руку кошелёк. Осознав, что аудиоконтакт в данный момент затруднителен, я взял портмоне и заглянул внутрь. Он был битком набит бумажками, похожими на деньги, но такие купюры раньше мне не попадались: с глубоким тиснением, золочёными узорами и портретом незнакомого бородатого мужика с рогатым шлемом на голове. Номинал я не разобрал, так как буквы оказались незнакомыми - корявые и угловатые каракули. В ладонь выпало ещё несколько монет из жёлтого метала, выкованные пьяным кузнецом с пудовой кувалдой, такие они были мятые и неровные.
Что с этим всем делать, я не знал и вернул кошелёк Пете, указал пальцем направление, и мы поскакали на встречу со связным. Уже совсем рассвело, и я вдруг увидел, что город совсем не тот. То есть, я узнавал улицы, но дома совсем не похожи на те, которые были раньше. Унылые пятиэтажки и серые кубы высоток преобразились, вместо них стояли выложенные из камня, средневековые здания с маленькими окошками и черепичными крышами. Над обшитыми металлическими лентами дверьми висели кованые вывески. И никакой рекламы кока-колы, адидаса и пургена. Это пугало больше всего. Без рекламы становилось тяжело дышать и нагнетало беспокоящее чувство потери чего-то жизненно важного.
Появились первые люди, одетые в балахоны и рваньё, стучали деревянной обувь по брусчатке. Опущенные головы, потупленные взгляды, согбенные спины, словно призраки, словно остатки бредового сна. Сзади застучали копыта, и нас обогнала карета с зашторенными окнами. Затем на встречу из-за угла выехал толстый мужик на чёрном мерине. Наряд на нём был странный – джинсы и вышитый золотом кафтан. На голове – шляпа с перьями. Спустя несколько минут всадников становилось всё больше, лошади ржали, высекали подковами искры, а их хозяева вальяжно раскачивались в сёдлах. Пешие прижимались к стенам, чтобы не дай бог не попасть под копыта или не получить плетью по шее. И только на нас не обращал внимания никто.
Смена обстановки меня как-то не особо смутила, я по прежнему уверенно ориентировался и все странности воспринимались как де жа вю, словно я тут бывал уже не раз, только забыл, а может, видел по телику, а может, это всё таблетки.
До пункта назначения осталось минут сорок ходу. Это же надо было выбрать точку в другом краю города. Порхать становилось всё сложнее и пришлось перейти на шаг, снова появились современные здания и автомобили, и реклама, она самая, родимая. Лошади исчезли, а наряды прохожих ласкали взгляд привычностью.
- Долго нам ещё? – спросил Петя.
- Не очень, скоро будем на месте.
Я обрадовался, что снова могу понимать и воспринимать человеческую речь.
Мы шли вдоль заводского забора, длинного и пыльного, дальше должен быть пустырь, а за ним райончик из старых полуразваленных зданий, гнидников, как называл я такие дома. Там жили в основном алкаши и цыгане, довольные своей уединённостью от кичливой цивилизации. Узнав у прохожего, который час, поняли, что спешить совершенно не стоит. И пошли в развалочку.
Петя снова достал из кармана кошелёк.
- Видал? Кто-то мне во фрак подбросил.
- Там какие-то бумажки странные.
- Ничего не странные. Обычные баксы.
Он открыл бумажник и принялся пересчитывать.
- Неплохо. Две тысячи долларов. С копейками. Конечно, по сравнению с моими капиталами это капля в море, но в данный момент я доволен и этим. Знаешь, с какой суммы я начинал бизнес? Полтора таллера, которые я украл в булочной на улице Цайль. Главное – правильно вложить. Я бы мог их пропить или проиграть в карты, или дать проститутке, чтобы посмотреть на сиськи, но я сделал верную инвестицию. Теперь же у меня самая мощная сеть банков в мире. Я, можно сказать, правлю миром. Финансовый бог. Если бы в самом начале у меня была такая котлета, то я бы сейчас…
Я его не слушал. Я думал, как правильно потратить находку. Необходимо купить пирожки, пиво, сигареты, носки и трёхколёсный велосипед. Я помню, как мать говорила мне в детстве: «Обязательно куплю тебе велик, когда деньги будут». Денег у неё так и не было никогда, а теперь они есть у меня. Мечты сбываются.
- А вот ещё что мне подбросили в карман.
У меня в руках оказалась красная корочка с государственным гербом. С фотографии смотрел недавний знакомец, благородно согласившийся охранять мою жену от неприятностей. Бобров Андрей Николаевич. Полковник. Контора. Начальник отдела сверхсекретных изысканий. И печать с черепом и костями.
- И вот ещё. – Петя показал мобильник. Тоненький, с огромным экраном и без кнопок. Вот бы мне такой вшить в башку. Там, наверное, и игрушек побольше. А то «Змейка» утомила, если честно.
- Выбрось, - приказал я, скорее от зависти.
- Нет. Нельзя. Его придётся съесть, чтобы он никому не достался.
- Тогда ешь.
- Позже, я пока не голоден.
Вот и нужный нам дом. Да, я ожидал несколько иное строение.

Перед нами предстала куча строительного мусора, сваленная среди уцелевших стен. Двор зарос высоким бурьяном. Остатки крыши опасно свисали с остатков дома. В тёмной глубине бывшей комнаты виднелись зловещие силуэты мебели. Заходить внутрь совсем не хотелось.
- Это логово Сатаны, - сказал Петя. – Я туда не пойду. Сперва нужно вызвать экзорциста и бульдозер.
- Тебе и не обязательно идти. Это моя миссия. Если я не вернусь – считай меня сумасшедшим и скажи жене, что завещаю ей коллекцию спичечных коробков, любимую мельхиоровую ложку и пачку порнографических карт, которую я спрятал на антресолях.
- Прощай, друг. Я к тебе так привязался.
Петя смахнул скупую слезу.
Убедившись, что за нами никто не следит, я отправился в экспедицию. Осторожно ступая по опавшей дранке, мазанной кизяками с соломой, по сгнившим брёвнам и битому стеклу, я пробрался в самую глубь дома. Уцелевшее окно с мутными стёклами почти не пропускало свет. Перекошенный шкаф со слегка приоткрытой дверцей вызвал детские воспоминания о том, как я мочился в постель от мысли, что в моём шкафу жил Бука, голодный и немытый, обожающий полакомиться непослушными маленькими мальчиками. А под кроватью хоронился Бабайка с когтистыми волосатыми лапами.
Я сделал семь глубоких вдохов по системе агни-йоги и сразу полегчало. Детские страхи развеялись, но появились взрослые. Представилось, что прямо сейчас решит обвалиться потолок, потом – что меня могут арестовать за мародёрство, потом – что здесь засада, и звонил совсем не Бог, и вся эта афёра – всего лишь подстава, чтобы выманить меня из дурдома. Захотелось выскочить и бежать куда глаза глядят, вопить о помощи и спасении души. Ещё семь вдохов успокоили меня совсем, и захотелось прилечь на драный диван, из чрева которого торчала пружина, и давануть несколько часов.
В комнате никого не было, и тут я заметил ещё одну дверь. Потянув ржавую ручку, я обнаружил ещё одно помещение, похожее на большую кладовку. Мебели там не было, лишь сваленная в углу куча какого-то тряпья. Воняло мочой, кислятиной и сыростью.
- Что надо? – вдруг сказала эта куча.
Голоса. Снова я слышу голоса. Это мой воспалённый мозг, не нужно реагировать.
- Я спрашиваю – что надо? – настойчиво не унималось тряпьё.
Не буду же я разговаривать с хламом. И тут куча зашевелилась и от неё отделился силуэт, взмахнувший руками и пытающийся встать на ноги.
- Мама, - вырвалось у меня. Нужно бежать, но ноги не слушались, и сердце от страха чуть не лопнуло.
- Нет тут никакой мамы.
По полу покатилась пустая бутылка, монстр поднимался, заполняя собой половину чулана. От вони помокрели глаза и запершило в горле. Немного придя в себя, я стал пятиться, обдумывая, как выскочить отсюда, чтобы не споткнуться, не наступить на гвоздь, или не снести и так хлипкие стены. Чудище вытянуло руки и пошло на меня.
- Ты из ЖЭКа? – спросило оно.
- Не, я не Жека, я Серёга.
- Серёга. Понятно. Курить есть?
И тут меня осенило. Это же обычный бомж, и я забрёл в его берлогу. С бомжом уж я справлюсь как-нибудь.
- Сигарет нет, но можно организовать.
- Так организуй, а то невмоготу уже.
Я выбрался из кладовки и стал пробираться наружу, за мной сопел хозяин этой свалки.
Увидев нас, Петя заорал:
- Берегись! Сзади! Зомби атакуют! Да оглянись же ты.
- Спокойно, это свои.
- Что значит свои? Ты тоже зомби? Он тебя укусил?
- Петь, успокойся. У тебя сигареты есть?
Я выбрался из зарослей бурьяна и присел на кусок бетонной плиты. Бомж стоял невдалеке, как собачонка в ожидании косточки.
- Нет сигарет, но сейчас будут. Слышь, мужик, где здесь магазин или ларёк?
- Там, - рука неопределённо указала направление.
- Я мухой. Серёга, - в полголоса сказал Петя, - если что – их можно убить, лишь снеся голову или повредив мозг. Не подпускай его близко.
И он побежал по улице, оставив меня наедине с этой вонючей фигурой.
- Ты кто? – спросил я.
- Дед Мороз, мля. Отсиживаюсь до зимы.
- Ну, с Новым Годом.
- Ключ под унитазом.
Знакомая фраза. Где я её мог слышать?
- Я рад.
- Ключ под унитазом! – радостно повторил бомж.
- Я не глухой.
- Так это вы! – мужик полез ко мне, то ли пытаясь обнять, то ли сожрать.
- Эй, ты потише, - я вскочил на ноги и потихоньку стал отступать в сторону улицы.
- Да ну, я вас уже заждался.
Чёрт, это и есть тот самый связной! Кто бы мог подумать, что у Бога такая знатная агентура.
Он был одет в засаленный спецовочный костюм, на ногах ботинки без шнурков и, думаю, без подошвы, в бороде – остатки еды, давно не мытые волосы свисали сосульками. И амбре, устойчивое и густое. Если бы не ясные голубые смешливые глаза и белозубая открытая улыбка, я бы закатил скандал, что могли бы прислать кого поароматнее. Конечно, догадался я, это же конспирация! Чтоб никто не догадался.
- Так это вы? – спросил я.
- Я. Меня звать Гавриилом. Я должен передать вам инструкции.
- Отлично. Ну, у вас и видок.
- Да уж, но я привык. Раньше или позже мы все оказываемся в таком положении.
- Кто это «мы»?
- Мы. Ангелы. Падшие.
Ясно, ещё один полоумный.
И тут появился Петя. Я даже не рассчитывал, что он вернётся, думал, что он мчится со всех ног, не оглядываясь, подальше от этого кошмара-клошара. И уже распрощался с мечтой о велосипеде.
Петя достал из пакета газету и принялся накрывать поляну.
- Ах, господа, хозяйка заведенья мне продала чудеснейший набор – вот хлеб, грибы, солёное печенье, сыт твёрдый, колбаса и помидор. К ним баночку пресервов из селёдки, стаканчики, салфетки, сервелата палка, вся в инее литровая бутылка водки, две пачки сигарет и зажигалка. Прошу к столу, отведать оных явст и выпить…вот незадача, а ну ка, подскажите рифму к слову «явств».
Петя стал пощипывать в раздумьях несуществующие бакенбарды.
- Да ладно, Петь, потом придумаем, наливай.
- Нет, не Петром меня мамаша нарекла, совсем другое имя в метрику внесло перо.
- Короче… - рявкнул я.
- Всё умолкаю, ведь живительная влага не терпит ожиданий…
- За знакомство! – поднял я первый тост.
Мы выпили, закусили и открыли пачку «Парламента». Алкоголь сразу настроил на правильную волну. Посторонние запахи уже не так сильно шибали в нос, собутыльники сразу вошли в ранг самых близких людей, оттеснив даже родственников. Хотелось говорить и слушать, сочувствовать и получить долю внимания, потом поговорить о бабах и футболе, о том, какие мудаки у власти, и перемежать это всё анекдотами и истории из жизни. Минус таблеток в том, что они вызывают чисто эгоистичные чувства забытия, а вот водка объединяет. Наверное, если сразу напоить всё население страны за одним столом, то это население сразу наведёт порядок и коллективно решит все проблемы.
После второй рюмки бомж Гавриил принялся рассказывать историю своей жизни.
- Я был в самом авангарде, на передовой, приближённым самого Господа нашего Иеговы. Сколько мы с ним…а, не важно. Не в том суть. – Ангел смачно затянулся и выпустил кольцо дыма; оно поднялось вверх и зависло над его головой на подобии нимба. – Всё было замечательно – Райские сады, пушистые облака, мягкий климат, пятичасовый рабочий день. Работа не пыльная – сиди себе, бумажки перекладывай, души пересчитывай: сколько в рай, сколько в ад, сколько на реинкарнацию. Премиальные, молоко за вредность, всё как у ангелов. И тут дёрнуло меня попроситься в отпуск. Мол устал, глаз намылили сияющие небеса, скука одолевает, хочется разнообразия, а то так и до нервного срыва недалеко. Иегова говорит – не проблема. Куда хочешь? Ну, я ему и ткнул на глобусе наугад. И попал прямо в Пицунду. Хорошо, говорит Бог, вот тебе путёвка в пансионат «Бзыбь», слетай, отдохни. Только сам знаешь правила. Не мне тебе их рассказывать. Я манатки собрал и вниз, на землю. Прямиком в пансионат. Красота – номер люкс, полный пансион, пять видов полотенец, вид на море и пальмы. Отдыхай – не хочу. Но на второй же день я сорвался. Вокруг столько всего, чего там у нас, на небесах нет – вина абхазские, сигары кубинские, мини-бикини на пляже, вечером дискотека – декольте, короткие юбки, духи «Красная Москва», полумрак и «Скорпионс» - «Тайм, ит нидс тайм, ту вин бэк ё лав эгейн». Голова пошла кругом, лишнего принял, провёл даму в номер, шуры-муры, всё отлично и всего четвертак, потом вернулся продолжать, слово-за слово, устроил мордобой с кровопролитием, пиджак мне порвали, глаз подбили. Я же, когда на Землю попал, все способности свои на небесах оставил. Так я мог одним взглядом мегаполис испепелить, а свистом горы в песок обратить, дыханием море высушить, а тут – трое на одного, и наваляли, будь здоров. Очнулся я в обезьяннике. Ни документов, ни денег, ни здоровья. Менты меня выпустили, когда я им пригрозил, что сровняю их отделение с землёй. Посмеялись и отпустили. А в пансионат не пустили, не признали, говорят – документы предъявите. Еле вещи свои забрал. Пошёл на пляж, загораю, и дёрнуло меня с соседом в картишки перекинуться. В общем, остался я в одних плавках. Всё продул. Короче, психанул я на этого игрока и галькой увесистой башку ему проломил. Убил насмерть. Прямо к Богу с докладом отправил. С пляжа убежал. Денег нет, документов нет, и одеться не успел. Зашёл я в магазинчик на пляже, украл шорты и футболку. Во втором – тапки-вьетнамки. А тут и посыльный сверху явился – к шефу на ковёр, говорит, срочно. И получил я бессрочный срок с поселением на этой долбанной планете. Сначала даже обрадовался – а что, неплохо тут, масса развлечений, женщины, телевизор, бухло, даже наркоту пробовал, народ весёлый, не то, что унылые небожители. Поначалу держался, а потом всё хуже и хуже. На работу без паспорта не берут, в общежитие не селят, вот я и скатился до такой жизни. Но теперь у меня появился шанс вернуться. Вы – моя надежда. Сказали мне сверху – если всё пройдёт как надо – получу амнистию. Только вот незадача вышла…
Гавриил замолчал, сник, закурил очередную сигарету.
- А что за незадача? Мы же здесь…
- Вы-то здесь, ага.
- А что не так?
- Да нет, всё так, только…
- Да говори уже!
- Инструкция, которую я должен был вам передать…в общем, я ею по ошибке зад вытер. Вот!
Петя ах поперхнулся.
- Как это зад? Зачем? Я не знал, что ангелы тоже испражняются.
- Это я там был ангел, а здесь у меня от ангела только вот что…
Гавриил расстегнул куртку и обнажил плечи. На лопатках у него росли два общипанных крылышка, синих, похожих на куриные, которые продают в охлаждённом виде в киоске «Гавриловские цыплята».
- А перья где? – спросил я.
- Общипали, чтоб вернуться не смог.
- Да, Гаврюша, - подвёл я итог, - просрал ты свой шанс.
- Это точно, - кивнул ангел, и мне стало его жаль. За то, что мы каждый день творим, нам ничего, а его спустили в самый унитаз. Несправедливость везде

Захватывает с самого начала. Похоже на смесь артхауса, детектива, черного юмора и еще чего-то. Мне кажется, из такого кино получилось бы хорошее - картинка так и возникает перед глазами. Хотя, конечно, тема и модная навевает мысли о "кукушкином гнезде" и что психи на самом деле не психи, а все как раз наоборот.
Очень умилили слоники из сна - аж похрюкивала от удовольствия; и стишок про еду - прямо шедевр. А где финал почитать?
А! Кста, правильно пишется и говорится договОры, а не договорА. Ничего, что исправила?

Тю, не из сна, а из ожидания окончания секунд! Просто представила параллельно, что можно не барашков считать при бессоннице, а слоников таких, умирающих! )))