И дольше века длится... тень

МОЛОЧКО Елена

Жить просто: надо знать, что кто–то умнее, талантливее тебя. Жить сложно: человеку смириться с этим всегда очень трудно.

Когда прошлой осенью в нашей газете было опубликовано интервью со знаменитым в Европе художником Борисом Заборовым, больше 20 лет назад уехавшим в Париж («Лунная соната», «СБ» от 18 сентября 2004 г.), я поняла, что наша творческая среда в лице ее некоторых представителей рождает порой такие амбиции, что диву даешься. «Зачем вы делаете ему «пиар»?!» «А почему, собственно, вы о нем волнуетесь? Может, лучше художника Репина в наш музей привезти?» Или совсем недвусмысленно: «Он сам уехал... А теперь хочет вернуться под фанфары?!» Анонимно (не для печати) реплик я наслушалась разнообразнейших. Это, впрочем, лишний раз утвердило в мысли, что с публикацией интервью мы попали в точку. Имя Бориса Заборова в художественной среде настоящей, здоровой, как бы сказали раньше, на слуху, с его творчеством у нас знакомы довольно подробно, о его успехах информированы и в Министерстве культуры, и в Союзе художников.

Сорок лет Борис Заборов прожил в Минске. Имел квартиру, мастерскую — как все. Получал заказы — как большинство. Выставлялся на вернисажах — на общих основаниях. А потом взял и уехал в Париж — один из немногих. А потом и вовсе выпал из общего ряда — прославился. По–настоящему, без домашних натяжек, без протекции и вышестоящего «одобрям–с». Волны известности Заборова покатились на Запад и Восток. Такая уж у Парижа планида: о своих избранниках он заставляет узнавать весь мир. Можно сколь угодно шикать на это обстоятельство, но традиции, понятное дело, уже не сломать. Впрочем, проблема, конечно, не в том, признает ли кто–то за Парижем право быть законодателем имен и тенденций в изобразительном искусстве или не признает. В Минске камень преткновения конкретно в имени Заборова и в той круговой обороне, толоконной, простите, упрямости, которая по извечной традиции проявляется к вырвавшимся вперед одиночкам. А еще, увы, в определенной перестраховке, да и в лености мысли, мешающих пригласить (а может, и попросить, корона не упадет — ведь признанный талант!) мэтра на выставку.

Так увидим ли мы живопись Заборова в Минске, или все будет, как со многими прославленными соотечественниками прошлого, картины которых хранятся с почетом теперь в музеях Варшавы, Санкт–Петербурга, Парижа, Москвы — везде, только не на родине? И отсутствуют они у нас в запасниках по банальнейшим причинам: равнодушию одних и зависти других. Да, по–прежнему уплывает наше достояние к деловитым, оборотистым, хватким соседям... Интересно получается с Заборовым в России. Москва и Петербург, к слову, за последние 10 лет три раза приглашали Бориса Заборова с выставками в свои лучшие музеи. Там Заборов уже котируется ни много ни мало как «российский художник, живущий ныне в Париже». Славно! Наша толерантность в данном случае, похоже, оборачивается элементарной убогостью: нам чужого не надо, мы без боя и свое отдадим... Когда я попросила директора Национального художественного музея Владимира Прокопцова ответить на вопрос о выставке Бориса Заборова, он наотрез отказался говорить на эту тему. Удобная позиция. Нет комментария — нет проблемы. Но и события нет! Да, приезжала к нам «Третьяковка», да, показали небольшую экспозицию Шилова, Сарьяна, был Сидоров, Давыдов... За это нужно сказать спасибо г–ну Прокопцову. Как вообще за принципиальную позицию по многим вопросам: например, спасения картин в деревенской галерее Гурины Мозырского района, где полотна лучших художников Беларуси подвергаются прямой опасности уничтожения. Но ведь и в отношении выставки Бориса Заборова речь тоже в каком–то смысле идет о спасении — имени от забвения, несправедливого умалчивания. Тем более что мы ведь столица, а не провинция. Председатель Белорусского союза художников Владимир Басалыга тоже не захотел разговаривать со мной на тему возможной выставки Заборова. Я понимаю... «О чем шумите вы, прекрасные витии?» Заборов? Нет такой фамилии в нашем союзе, значит, и на мировом арт–рынке нет.

Весьма конструктивно ответили тогда на публикацию «СБ» и из Министерства культуры. «Выставочная деятельность Национального художественного музея Республики Беларусь осуществляется в соответствии с перспективными планами работы в рамках средств, выделенных музею на осуществление программы пропаганды художественного творчества ведущих белорусских и зарубежных художников».

И далее: «Что касается вопроса организации персональной выставки Бориса Заборова, то конкретных предложений о ее проведении в г. Минске ни в Министерство культуры, ни в Национальный художественный музей не поступало ни от автора, ни от других физических или юридических лиц, правомочных решать этот вопрос».

Что ж, все правильно, нечего возразить. Только хочется получить ответ на главный вопрос: сможет ли белорусский любитель искусства познакомиться с работами минчанина Заборова? Или для этого нужно ехать в «Третьяковку» либо в петербургский Русский музей, где с большой помпой выставляют нашего земляка? А вообще, позволю себе без гнева и пристрастия задать вполне резонный вопрос: кто мешает нашему главному музею (г–н Прокопцов В.И., человек, к слову говоря, очень много делающий для популяризации шедевров, особенно белорусских) внести все это дело в «перспективный план», созвониться с Заборовым (по нашим сведениям, у г–на Прокопцова есть для этих целей служебный телефон) и тем самым сдвинуть дело с мертвой точки?

Как мне показалось после ответа, подписанного заместителем министра культуры В.Гедройцем, министерство, в принципе, совсем не против организации выставки. Мне кажется, найдутся в этом случае и меценаты. Да ведь и сам Борис Заборов — я разговаривала с ним несколько раз — отнюдь не ставит каких–то условий «по гонорару». Так что пресловутое «финансирование» не выглядит в данном случае непреодолимым препятствием, и не стоит об этом даже говорить... Если же всех этих простейших административно–выставочных действий проведено не будет, то среди причин придется считать материи, не имеющие отношения ни к искусству, ни тем более к желанию дать возможность белорусской публике познакомиться с творчеством признанного всем миром земляка.

Кстати, немало известных людей в стране, которые внесли солидный вклад в культуру Беларуси, солидарны с позицией «СБ» в этом вопросе.


Гавриил Ващенко, народный художник, лауреат Государственной премии:

— Мое мнение — безусловное «да». Бориса Заборова надо приглашать и выставлять в музее. И гордиться, что наша земля вскормила этого художника.

Нина Мазай, Чрезвычайный и Полномочный Посол Беларуси в Канаде:

— Мне посчастливилось побывать в мастерской Бориса — она находится в 20–м округе, в симпатичном тупичке, который на русский переводится как Цыплячий. Собственно, почти все белорусские чиновники в мою бытность во Франции послом приезжали в Париж, бывали в мастерской Бориса. Барьера в общении не было. Напротив, всегда заходила речь о выставке в Минске! Это было обоюдное желание сторон. Жаль, что до сих пор не удалось осуществить идею... Хотя Борис по приглашению уже приезжал в Беларусь — на первый Шагаловский пленэр — и подарил Витебску свою картину. Творческая судьба Заборова сложилась во Франции очень удачно, но это, на мой взгляд, плоды эволюции, а не революции: из Беларуси он уехал уже зрелой, сформировавшейся личностью. Мотивы отъездов–приездов нас в данном случае не должны интересовать. Есть главный мотив — искусство. Заборов никогда не работал на конъюнктуру, тем более на моду — надо отдать ему должное. Прославившиеся за рубежом соотечественники должны выставляться в Минске как можно чаще...

Вячеслав Волич (Чернухо), дирижер Национального академического театра оперы:

— Я знаком с Борисом Заборовым лично и знаю: Родина для него — это глубоко и серьезно. Когда прошлой весной он выставлялся в Русском музее Петербурга, я поехал на открытие. Мы общались, художник сожалел, что в приветственных речах не прозвучал город Минск, где родился, где получил первые художественные впечатления. Конечно, парижский этап творчества Заборова — это колоссально. В будущем он тщательно проанализируется критиками. Ну а минский? Уверен, белорусским периодом, несомненно, заинтересуются. И выяснится: мы даже не смогли (не захотели?) достойно принять художника мирового класса...

Валерий Шкарубо, художник, лауреат Государственной премии:

— Я двумя руками «за», как и все мое поколение, думаю. С художественной точки зрения выставка картин Заборова в музее была бы событием. Он прожил в Минске большую часть своей жизни, в будущем году ему исполняется 70 — вот и повод отличный для приглашения. А то, получается, опять наступаем на те же грабли: Шагала в стране нет, ну и Заборова не будет. Я познакомился с Борисом, будучи в Париже по делам. Мы встретились и... проговорили часа три! Он подарил мне альбом: от такого человека — это раритет... Я оставил ему свои каталоги. Через некоторое время получаю вдруг из Парижа письмо. Борис по своей инициативе внимательнейшим образом отнесся к моим репродукциям, рассмотрел, проанализировал, дал много толковых советов. В этом году я ездил к нему на выставку в Питер: общение с таким художником очень ценно. Ну а его творчество, бесспорно, заслуживает выставок в лучших залах.

Зоя Литвинова, художник, заслуженный деятель искусств:

— Я считаю, что человек, которого приглашает полмира, заслужил выставиться в музее Минска. Конечно, я знакома с творчеством Заборова. Роскошно! Как говорится, жил и состоялся. Я рада за Бориса. Это здорово: он доказал, что его творчество — это явление, но мы по привычке чего–то ждем, мнемся... Неужели непонятно, что глупо и недальновидно отказываться от такого имени?

Газета "Беларусь Сегодня"

Полный спектр творчества Бориса Заборова

[показать]
Boris Zaborov
Dina Schedrinskaya
FF606001_02

В Мраморном дворце в рамках программы "Музей Людвига в Русском музее" открыта выставка произведений Бориса Заборова, русского художника, живущего в Париже. В последний раз живопись этого мастера экспонировалась в России на персональной выставке около десяти лет назад. На нынешней выставке представлен наиболее полный спектр его творчества: живопись, станковая графика, коллаж и даже скульптура. На страницах отечественной периодики 60-70-х годов имя Бориса Заборова встречается достаточно часто. Он был вполне успешным графиком: за свои графические серии или иллюстрации к произведениям классической литературы Заборов получал премии, награждался дипломами, они постоянно экспонировались. И только давняя мечта заняться станковой картиной оставалась мечтой - советская власть была лояльна к книжной графике, живопись же находилась под пристальным наблюдением. Заборов происходил из большой семьи художников и искусствоведов , семьи с глубокими и крепкими белорусскими корнями, но в 1981 году принял решение - покинуть родину и эмигрировать в Париж. Для многих русских художников тех лет Париж виделся художественной меккой, центром мировой живописи. Однако, в Париже художнику пришлось утверждаться заново, и это был нелегкий процесс. Перелом в ситуации произошел при разборке привезенного с собой архива. Случайно Заборов наткнулся на забытые папки с коллекцией старинных фотографий. Среди них были семейные, но в основном - случайные, которые он долго собирал: портретные, групповые, пейзажные, чаще всего кабинетного формата. "Мой остановившийся взгляд, пройдя сквозь плоскость изображения, ушел за раму фотографии, как в настежь открытое окно, в безграничное пространство воспоминаний...- вспоминает художник. -Шум Парижа за окном перестал быть слышен, но слуху открылись далекие шелесты прошедших лет. Это неожиданно новое понимание воззвало к жизни"." А на парижском "блошином" рынке, на огромных букинистических развалах, у торговцев антиквариатом Заборов обратил внимание на старые фотографии и дагерротипы, которые открывали некую таинственную, интимную дверцу в прошлое. Отталкиваясь от этих давних свидетелей чужих судеб, он стал воссоздавать свой, особенный, живописный мир, исполненный ностальгии и светлой печали по навсегда утраченному прошлому. Старая фотография стала сначала предметом изучения, а затем на долгие годы основой произведений художника. Он по-разному использует ее: она может лишь стимулировать на создание картины, иногда становится римейком снимка, когда авторский жест "дублирует" его в живописной или графической технике, но в ином формате, она может, наконец, войти непосредственно в произведение, в его живописную ткань, как коллажный прием. В использовании снимка для станковой картины Заборов нашел свою индивидуальную транскрипцию рhoto-based art" а. В созданной им галерее анонимных персонажей - дети, подростки, семейные группы, одинокие старики. Одной из постоянных тем художника становится тема смерти. Иногда художник сохраняет студийный интерьер (занавески, мебель, растения), иногда персонажи помещаются на нейтральном фоне или переносятся в пространство условного пейзажа. Небольшие фотографии вырастают на полотне до монументальных размеров. Они могут сохранить свою монохромность или обрести легкую цветность, намекающую на метод подкраски отпечатков акварелью. Произведения Заборова, исполненные на бумаге, кажутся тем не менее, выполненными на дереве, изъеденным временем и жучком. Художник создает традиционный, классический рисунок, который потом покрывает слоем акриловой краски и через него еще раз прорабатывает поверхность путем расцарапывания и соскребания лишнего. Палитра художника являет набор цветов даже не довоенных, а дореволюционных, выцветших серо-коричневых фотографий. Борис Заборов - художник меняющийся. Если в начальный парижский период коллаж лишь изредка использовался им, то к середине 90-х годов этот прием применяется все чаще и чаще. Этот путь лежит от сопоставления реального фотоотпечатка с живописным портретом к целому ряду подлинных фотографий, старинных писем, почтовых открыток и оборотов фотографий с дарственными надписями. Появляются достаточно необычные произведения, напоминающие традиции русских житийных икон - в центре произведения портрет, а по краям, в "клеймах", фотографии и документы - вымышленный архив персонажа. Все творчество Заборова - сплошная ностальгия. Не только по ушедшей атмосфере, времени, людям. Но и ностальгия - по книгам. Книга является для Заборова своеобразной квинтэссенцией культуры. Хранительница знаний и опыта человечества, интерес к которой и само ее существование и сохранность в эпоху новых технологий , по мнению художника, находится под угрозой. В 2002 году в парижской галерее Vallois была открыта выставка Бориса Заборова "Книга", где он представил скульптурные объекты - руинированные бронзовые книги и альбомы с истлевшими и обтрепанными корешками, со сломанными замками, с полу - утраченными, затертыми названиями и иллюстрациями, книги без выходных данных. Они вопиют о своей беззащитности и нависшей над ними угрозе. Борис Заборов живет во Франции больше двадцати лет. Судьба свела его с известными парижскими галереями Клода Бернара и Патриса Тригано. Последний с завидным постоянством в течение нескольких лет выставлял произведения художника на ФИАКе. Парижский Городской музей современного искусства (во Дворце Токио) в конце 80-х устроил его большую ретроспективную выставку. Известный московский режиссер Анатолий Васильев пригласил художника участвовать в создании спектакля для "Комеди франсез", и в 1992 г. в "Маскараде" Лермонтова актеры играли в костюмах, сшитых по эскизам Заборова. Через несколько лет возникла серия костюмов к "Лукреции Борджиа" Гюго и "Месяцу в деревне" Тургенева. И, наконец, театральный сезон 2001-2002 гг. был отмечен - вновь васильевской - постановкой "Амфитриона" Мольера , к которому художник разработал сценографию. Живя за границей, Борис Заборов стал одним из самых знаменитых, самых покупаемых, самых дорогих художников планеты. Он работает в прекрасной студии, предоставленной ему мэрией города Парижа, он устраивает персональные выставки по всему свету, его работы нарасхват у самых знаменитых галерейщиков...Но остается "Великим затворником": свою комнату на парижском бульваре Османн он выложил изнутри звукоизоляционным материалом, порвав таким образом с современным миром. Укрывшись в своей мастерской, он постоянно рефлексирует о прошлом - в поисках утраченного времени.
Музеи России

Boris Zaborov

Фото : Dina Schedrinskaya

[показать]