Обострения случались в период пробуждения и в период утраты. Названия периодов за ненадобностью забылись. Пробуждение было красивым, наполненным ароматами тёплой земли и цветущих садов, а утрата пахла прелыми листьями, влажным сумраком и первыми легкими морозцами.
Эти запахи провоцировали, въедались, вгрызались до кости, вползали под кожу и будоражили вопреки белым и желтым таблеткам, принимаемым три раза в день.
И если в жару память пунктиром, зыбкими фрагментами высвечивала лица калейдоскопом, что-то знакомое чудилось в них, но невозможно было вспомнить, понять, не хотелось даже хотеть, жара…
Она присела на корточки перед лужей, протянула руку, провела дрожащими пальцами по тонкому, потрескавшемуся лабиринтами льду - надавила пальцем - легкий хруст, лед кусочками, хрупкий, отодвинула, освобождая пятипалую ссохшуюся ладонь клена, потянула к себе, прижалась к ней лицом и не смогла сдержать крик, затряслась размашистой дрожью рыданий. Каруселью в сознании резкий телефонный звонок и бьющиеся в стекло сухие листья. И, как в старых фильмах, громкая тревожная музыка, нависшие черные тучи, ветер - передающие душевные переживания так навязчиво и так отчетливо, как в кино. И ледяная половина кровати. Походкой больной собаки от кровати к окну…
Как описать утрату? Где найти слова? Может, это бодрящее прохладой утро в окружении серых деревьев? Или это лист клена, упавший наземь? Или потерявший краски мир? Или слезы дождя по стеклу?
После укола, почти во сне, привиделось, что сильно дуло из окна. Она затыкала рамы поролоновыми полосками, заклеивала по старинке бумагой, так хотелось тепла…