Я разменивал радость, как по заученному,
Ничего не откладывая в долгий прок,
Пока ветер, до дыр продувающий Купчино,
Не нагнал меня на выходе из метро.
Налетел, подхватил и вдруг как–то рассеянно
Обнял, ослабив тугие круги,
И печали мои отфутболил к северу,
Где земли безвыходны и наги.
И сказал этот ветер мне, ошарашенному:
«Послушай, мне кажется, нам по пути.
Я в провожатые не напрашиваюсь,
Но надёжнее друга тебе не найти.»
«Смотри, как я манипулирую тучами,
Тасую жетоны дворцов и пивных.» —
Так пел он и тихо меня окручивал
Питоньими кольцами продувных.
Я узнал этот ветер, он был мне знаком —
Синий пот и зарубка на южном резце.
Он давно хотел стать моим проводником —
Оборвать мои цепи, обозначить мне цель.
«Мне известно всё до последней дроби, —
Говорил он и лезвием лез под пальто. —
Я знаю, что кто–то тебя торопит,
И я даже могу догадаться, кто.
Мне видны два крыла на дне твоей сумки.
Но, послушай, пора уже плавать без ласт!
Оставь эти детские предрассудки, —
Крылья ведь, в сущности, тот же балласт!»
Он толкнул меня в спину, расплющил взасос,
Вдел печальную розу в петлицу ветров,
Резко поднял под купол и плавно понёс
Подвесными тоннелями анти–метро.
Так он нёс меня, нёс и пьянел от важности,
Раздувая меха, раздавая долги,
А внизу удивлялись: как же взять я отважился
Встречный ветер в попутные проводники!
Звёзды ловко звенели своими подковами,
Купоросили космос, сметали икру,
Но, чем надёжнее ветер меня упаковывал,
Тем бессмысленней небо валилось из рук.
Сердце ныло по нотам, покуда закат
Терпеливо стекал с небоскрёбовых плеч.
И казалось, что, если лететь наугад,
Траектория жизни закругляется в смерч.
Научил меня ветер взлетать, когда хочется,
Научил опускаться, когда надоест,
Промышлять добротой, отрабатывать творчеством,
Не жалея, срываться с насиженных мест.
Но у самых ворот, где небес оправа
Жжёт живыми пунктирами мёртвых петель,
Я сказал ему: «Стоп. И в ногах есть правда.
Опускай меня, майна! Не могу без людей.»
Он исчез так же ветрено, как и возник, —
Не обиделся, просто сверкнул — и ушёл.
Мой стихийный попутчик, полубог–проводник,
Притяжением пущенный на произвол...
Вот таким вот икаром, таким вот кучером
Я вернулся — с нокаутом в полный накал..
И бесцельно бродя по залысинам Купчино,
Поминаемый ветром, негромко икал.
Мать–зима высыпала из траурных пепельниц
Серый снег на гомункулы спящих коммун,
А в трамвайном кольце близоруко белели ниц
Два крыла, уже не нужные никому.
А ветер как раньше молод и дерзок, приносит кому то мечты и поцелуи, и в небо неудержимо так рвется! Дерется за каждый миг своей непоколебимой свободы и настолько же быстро и просто сдается…перед тем кто летать соберется…лишь перед тем кто летать соберется…жаль меня уже ты не помнишь…падший ангел…сколько ты стоишь? И скольких не стоишь?...Улицы и огни, машины, клубы, квартиры, души и мечты, чужие подоконники, опавшие листья, грустные затяжные дожди, кофе, нелепые сны…тают как сахар …рубашка, джинсы, ощущение…и надежда…надежда…надежда…надежда поэта…