Ездоки санного поезда предавались двум извечным российским удовольствиям - дорожному пению и дорожной беседе. Эрасту Петровичу подумалось: уж не из этого ли корня произрастает вся отечественная словесность, с её неспешностью, душевными копаниями и беспредельной раскрепощенностью мысли? Где еще мог несвободной страны? Лишь в дороге, где нет ни барина, ни начальника, ни семьи. А расстояния огромны, природа сурова, одиночество беспредельно. Едешь в телеге, почтовой карете или,того лучше,в зимней кибитке - сердце щемит, мыслям привольно. Как человеку с человеком по душам не поговорить? Можно откровенно, можно и наплести с три короба, ибо главное не правдивость, а обстоятельность рассказа, потому что торопиться некуда. Иссякнут темы для разговора - самое время затянуть песню, и тоже длинную, протяжную, да с немудрящей философией: про черного ворона, про двенадцать разбойников или про догорающую Луну.

Это из рассказа Перед Концом Света Бориса Акунина

Дело в том, что этот рассказ я читал в феврале прошедшего года, находясь в поезде. И за год мне не попалось лучшего описания этого состояния, когда в дороге, зимней ночью, что тебе чувствуется, что слушается, о чем говорится с попутчиками. И что видится в окне, в быстро проносящихся одиноких фонарях, уютных деревушках и жутковатых заводах.. Что мерещится там - во тьме.. И как тянет выпрыгнуть в окно и застыть во времени и пространстве в этом безлюдном лесу или поле, где твоё одиночество и страх неизвестного ощущается особенно остро.. Да и черт его знает, кого ты там встретишь- на обочине ночной дороги..
[700x525]