Костик, тебе в копилку =)

Столько у нас всякого от Петра Первого пошло, что и перечислить невозможно... Вот хотя бы матицу взять — почему её так называют? А из-за Петра Первого и называют так...

Матица

Он ведь ростом высокий был, а потолки любил низкие. Во всех дворцах, где Пётр останавливался, обязательно второй, низкий потолок делали. И обязательно — с балкой посредине.

Ходит царь по помещению, голову пригибает, чтобы в балку не удариться, но начнёт государственные дела обсуждать, увлечётся — обязательно лбом в эту балку врежется. И сразу — указ сочинит. Или канал прикажет вырыть в лесу, или город на болоте построить. А иногда и по военной части какое распоряжение отдаст или просто — казнить прикажет кого-нибудь. Так и сыплются указы с него.

Приближённые царя подметили это и начали между собой эту балку матицей называть. Потому как хотя она и из дуба вытесана, а всё равно — мать всем петровским указам.

И матерились при этом. Но тихонько матерились. Чтобы Пётр не услышал...

Почему культуру на Руси не удалось завести

Пётр Первый с детства мыться не любил.

— Недосуг мне, мамка! — бывало, говорил он Наталье Кирилловне. — В солдатов играть надобно.

А когда подрос, когда в Европу съездил, понял Пётр, что не только недостаток времени его от мытья отвращал.

— Тепереча мне весь вред бань открылся... — сказал он тогда сподвижнику своему Меншикову. — Всю культуру в бане соскрести можно ненароком. В Европах-то давно уже постигли сие, давно от бань отстали, а мы, дураки, до сих пор моемся. Как ты, Алексашка, думаешь, коли запретить в бане мыться, враз ведь с Европой в культуре сравняемся?

— Сравняться-то, небось, сравняемся, мин херц... — подумав, ответил Меншиков. — Только, может, не ломиться нам сразу, а умнее поступить? Может, налогом бани обложить, мин херц, как бороды? Кто не желает к культуре приобщаться, пускай платит... Опять же и казне прибыток. Можно будет ещё иностранцев каких завезти...

Подумавши, Пётр Первый согласился со своим сподвижником.

И в результате бани не запретили, а только обложили очень большим налогом. Прибыток казна действительно получила немалый, но европейская культура из-за этого плохо приживалась на Руси.

Поездит какой-нибудь боярин по Европе, вернётся назад культурный весь — вши с него так и сыплются, а сходит в баню — и всю культуру с себя смоет... И опять бескультурно живёт.

Пётр Великий видел это, но исправить ничего не мог — уж больно доход хороший казна от налога на бани получала...

Петровские указы

Однажды заграничные купцы сказали Петру, что они бы охотнее брали широкое полотно, а не узкое, которое глупые крестьяне в этой стране ткут. Пётр похвалил за подсказку.

— Я и не знал... — сказал он, — что такое злоумышление у меня в державе совершается. Нет, камарады дорогие, вы и представить не можете, каким глупым и вороватым народом я управлять понужден. Так и глядят, чтобы урон казне нанести.

И, схватив перо, тут же указ написал, чтобы не смели ткать узкого полотна — им, дескать, это доподлинно известно стало, в культурных странах брезгуют.

Велел он приближённым проследить за исполнением приказа, а сам отдохнуть поехал за границу. Через месяц возвращается назад и ничего понять не может — по всем деревням солдаты избы ломают.

— Что такое? — разгневался Пётр. — Кто позволил?!

А ему: так, мол, и так, ваш указ, Ваше Величество, исполняем: ткацкий станок, на котором указанное вами полотно прясть можно, в избы не вмещается, так пускай глупые крестьяне новые дома себе строят, где его, значит, поставить можно будет.

— Воры! — зашумел Пётр. — Да вы что, злодеи, удумали?! Из чего я флот строить буду, если вы весь лес на избы изведёте?

Ногами затопал, глазищами заворочал, плечом задёргал — насилу успокоили... Велели солдатам избы в покое оставить, а крестьянам разрешили по-прежнему узкое полотно прясть.

Конечно, указ пришлось отменить, — Пётр I умный царь был, понимал, что ежели все его указы исполнять будут, то от России скоро ничего не останется...

Пётр Первый — курильщик

До Петра Первого цари в России не курили. И моды такой не знали. А Пётр Алексеевич рано к табаку приохотился...

Говорят, что он и сестру свою, царевну Софью, из-за этого с престола свергнул. Софья увидела Петра с трубкой в зубах и пригрозила уши надрать. Маленький Петя испугался, собрал солдат и прогнал Софью. После этого он уже не таясь курил.

Сидит, бывало, на троне с трубкой в зубах и радуется, что сколько угодно теперь курить может.

Но мать, жена и родственники жены всё равно Петра осуждали.

— Где это видано, — судачили они, — чтобы царь русский табак курил?! Словно и не царь ты, а амператор какой-то...

Досадно было Петру это брюзжание слушать, а возразить ничего не мог. Действительно, никогда раньше не курили русские государи. Но и от табака отстать не хотелось. Зря, что ли, сестру с престола согнал?

— Да не печалься ты, мин херц! — утешал Петра его верный сподвижник Меншиков. — Амператор так амператор... Чего же делать теперь? Не бросать же трубку!

Пётр Первый подумал и согласился со сподвижником — объявил себя первым русским императором.

Это очень важный момент в русской истории. Переломный...

Русские цари табак в рот не брали, а императоры очень даже завзятыми курильщиками были.

И без этого русскую историю никак понять невозможно.

Казни петровские

Пётр Первый не был жестоким царём.

Наоборот, очень у него отходчивое сердце было. Повесил он однажды своего сподвижника, а наутро уже и раскаялся. Пошёл, покаяться решил перед повешенным.

— Эх! — сказал он. — Знаю я, что тоже погрешаю и часто бываю вспыльчивым и торопливым. Но я ведь не сержусь, если меня удержат в такую минуту... Пошто же вот ты, например... — взгляд Петра остановился на сыне повешенного сановника. — Отчего, я тебя вопрошаю, не удержал меня?!

Но молодой человек потупился от страха, оробел совсем, и Пётр Первый окончательно разгневался.

— Повесьте его рядом с отцом! — сказал он. — Чего он меня в грех ввёл? Он по сути и есть тиран, а не я!

Приближённые Петра немедленно исполнили повеление — повесили молодого человека. Одним тираном на Руси меньше стало.

"Бедное животное есть человек..." — горестно сказал тогда Пётр, но больше в тот день никого не вешал.

Винные бабы

Нe только народ, но и сам Пётр Первый от своих указов страдал.

Как выпьет, бывало, сразу с приближёнными к бабам едет. А наутро первым делом солдат зовёт, чтобы баб этих на мануфактуру в вечную работу сдали. А как же иначе? И жалко ему баб бывает, а против своего же указа пойти не может. По указу-то положено винных баб на мануфактуры сдавать.

И будущая императрица Екатерина Алексеевна тоже под страхом этого указа долго жила — всё ждала, что и её на мануфактуру сдадут.

Такая вот при Петре Первом и у императриц жизнь была.

Хорошая вещь

Напившись, Пётр иногда плакаться Шафирову, другу закадычному, начинал.

— Что за жизнь такая моя ахти бедная! — рыдал, бывало. — Бабу и ту из любовниц дали, когда ею все — и Шереметев этот, и Алексашка Меншиков — попользовались уже! Девков-то и не было у меня никого. Одна Дуська-царица, да и та в монахини ушла. Ох, бедной я, бедной...

— А зачем тебе, государь, девки? — утешал его Шафиров. — Многo ли пользы от девков будет? Сифилису и того не завести... Так бы и жил без европейского политесу.

— Это верно... — вынужден был соглашаться Пётр. — А что, канцлер? Думаешь, стоящая вещь — сифилис этот?

— Это, Пётр Алексеевич, большого образования знак. С сифилисом-то человек быстро умнеть начинает.

— Это верно... — согласился с ним Пётр. — Я и сам чувствую, что прибывает ума...

Сирота

Не только Пётр чувствовал себя порою несчастным, его сподвижники тоже любили при случае поплакаться.

Вот и фельдмаршал Шереметев, когда ему на восьмой десяток перевалило, вспомнил вдруг, что он круглая сирота, один как перст, без отца, без матери на белом свете...

Пётр очень жалел своего фельдмаршала и тоже зачастую вместе с ним плакал от огорчения. А чтобы утешить сироту, то орденом его наградит, то новое поместье пожалует.

И вот за это светлейший князь Меншиков фельдмаршала очень не любил.

— Не, ня надо, ня надо этого старого хрена в кумпанию звать... — обычно говорил он.

— Отчего же, светлейший?! — недоумевали приближённые князя.

— Ня надо! — отвечал Меншиков. — Не люблю сирот. Жадные они...

Пряники

Но Меншикова понять можно.

До того он при Петре обеднел, что иногда, как в молодости, пряниками приторговывать ходил.

Наберёт в лоток калачей разных, пряников и с лотком и выйдет прямо в свою приёмную, где бояре да купцы с утра толпятся.

— Покупайте! — кричит. — Налетайте, гостюшки дорогие. Что пряник, что калач тыщу рублей и стоит всего...

И быстро у него всё с лотка расхватывали.

А и то сказать, с раннего утра в приёмной сидят, так проголодавшись ведь.

Прибыльщик

Пётр Первый очень заграничную жизнь любил, и из-за этого ему всё время денег не хватало. Вот и получалось, что порою совсем в разорение приходил. Сядет тогда и плачет, что у него денег нет, и как придворные ни стараются — ничем утешить царя не могут.

И прибыльщики тоже ничего толкового предложить не могут.

— Может, на бани налог установить? — говорит один.

— Пошёл вон, дурак! — сердится царь. — Давно уже за бани платят.

— А за свадьбы?!

— И за свадьбы платят!

— Тогда за трубы!

— И на трубы налог есть!

— А пускай, царь-государь, и за то, что русский ты, тоже платят!

— За ето? — оживился царь. — За ето, кажись, ещё не платят. А ну, Шафиров, пиши указ. Всех, кто русское платье шьёт, — на каторгу. Кто скобы, гвозди продаёт, чтобы сапоги подбивать, — туда же. А не хотят, пускай налог платят!

Подписал указ и возвеселился сразу.

— Этак, — говорит, — и денег больше будет, и к Европам поближе станем. А всё ведь экземплей этот меня надоумил. Вот ведь экземплей — так всем экземплеям экземплей будет!

Это государь правильно сказал.

Много ещё таких экземплеев в русском народе водится.

Николай КОНЯЕВ, Санкт-Петербург.