ЮДИФЬ И ОЛОФЕРН

   Это случилось в тяжелые времена изгнания из Иерусалима. Кровожадность правившего тогда в Вавилоне Навуходоносора не знала границ. Ни разорение Иерусалима, ни захват многочисленных земель не могли насытить его небывалую алчность. Намереваясь подчинить себе все территории, располагавшиеся к западу от Вавилона, он, уверенный в своем особо  царственном предназначении на земле, решил одержать победу одним только словом. Послы, высланные на запад, должны были донести до людей приказ великого правителя: покориться без сражения и признать Навуходоносора первым и единственным своим господином.

   Однако послы вернулись ни с чем. Царь в страшном бешенстве казнил их и принял решение – быть беспощадным в своей борьбе со строптивыми подданными, вернее, теми, кого он заранее записал в свои подданные.

   О выборе того, кто осуществит его кровавый план, царь ни секунды не раздумывал. В тот же час перед ним предстал Олоферн – талантливый полководец – жестокий и бесстрашный. Сложенный, как бог, двадцатипятилетний красавец, не знавший ни одного поражения – ни на поле сражения, ни на любовных фронтах, элегантно поблескивая своей военной амуницией, преданно и восторженно смотрел в глаза своего господина.

- Хорош, очень хорош! – с нескрываемым восторгом любовался правитель командующим войсками. – Признайся, Олоферн, что для тебя – выполнение моего приказа – дань чести и долгу или…

- Для меня это счастье! – мой господин.

- Что для тебя счастье – служить мне или…

- Служить тебе в первую очередь!

- А еще что? Скажи честно,  я хочу понять твою воинственную, мятежную душу.

- Для меня покорение земель – это страсть, какой не знал я ни разу на ложе любви. Но покорение своими руками, своим мечом. В жарком кровавом бою я как будто обретаю крылья. Моя жестокость не знает границ, как не знает и злости. Для меня битва – это искусство, в котором я чувствую свою силу, и чем тяжелее победа, тем она желаннее. Азарт – вот что движет мной во время схватки, и, когда силы противника равны моим и даже превосходят их, - вот тогда бьется сердце, вырываясь из груди, и испытываю я ни с чем несравнимый экстаз.

   Навуходоносор приказал принести две чаши вина, почтив, таким образом, Олоферна.

- Что же, в добрый путь, мой достойный муж. Тебя ждет новая победа. И новые почести и награды.

   Глядя вслед уходящему полководцу, царь испытывал смешанные чувства – гордости и зависти. «Однако он еще никогда не любил», - подумал умудренный житейским опытом правитель.

   В одном из обреченных на захват городе – Вефулии – жила известная и загадочная Юдифь. Настолько же желанная для всех мужчин, насколько недоступная. Красота ее была необыкновенной. Вообще вряд ли было хоть что-то обыкновенное в этой прекрасной женщине. Она не ведала половинчатых страстей и чувств. Своего мужа она любила больше всего на свете, больше жизни. Но к тому времени, Юдифь уже три года как носила вдовий траур. Все радости жизни померкли для нее с потерей любимого. Ища причину божьего наказания, вдова обвиняла свою красоту, которой так легкомысленно гордилась. Все знали, что прежде, не нарушая супружеских обязанностей, Юдифь была кокеткой и порой вселяла надежды в сердца влюбленных мужчин. Однако надежды эти разбивались, как волны о скалы, потому как рождены они были лишь неуемной жаждой жизни и брызжущей наружу радостью юной женщины.

   Итак, признав красоту виновницей всех своих бед, убитая горем вдова стала усиленно поститься и умерщвлять свою плоть. Бледность легла на нежные щеки Юдифи, заострились черты лица, но красота не меркла, а лишь стала какой-то слегка надломленной и поистине – еще более выразительной, изящной и утонченной. Красота, соединенная с аскезой и трауром, способствовала всеобщей славе этой женщины, гораздо большей, чем когда-то ее невинное кокетство.

   Время, как известно, лечит любые раны. В тот год Юдифь почувствовала приближение весны, ощутила дуновение ласкового южного ветра, а по вечерам не в силах была оторвать восторженных глаз от розово-золотистого заката. Сердце ее как будто возродилось для чего-то нового, неизведанного. Женщина по привычке носила траур, но прежняя жажда жизни все больше и больше пробивалась наружу, как ключ из-под земли. И чего-то ждала ее изголодавшаяся по счастью и нежности душа. Чего-то большого и сильного.

   Тем временем многотысячная конница и пешие войска Олоферна двигались в сторону Вефулии, уничтожая все и всех на своем пути. И его колесницы, наводившие ужас на мирное население, про которые ходили страшные легенды. Следы чудовищного опустошения оставляли после себя не знающие милосердия, свирепые воины, во всем подражающие своему полководцу. Жители Ливии, Киликии, Месопотамии, царства Иовал приняли решение сдаться, покориться всецело воле Навуходоносора. Послы, высланные навстречу войскам, выразили не только полную покорность, но и, униженно пав ниц перед Олоферном и осыпая его дарами, просили пощады. Но ничто не трогало железного сердца надменного полководца. Свирепые расправы, грабежи и насилия учинялись везде, где, подобно саранче, появлялась  непобедимая армия.

   Следующей мишенью, на которую нацелилась армада Олоферна, была Вефулия. В городе царило смятение. Однако отважные жители и не думали сдаваться. Воинственное население приняло твердое решение: стоять до последнего. Лишиться свободы только вместе с жизнью. Лазутчики Олоферна донесли главнокомандующему об этом решении. Уверенного в победе полководца, однако, не столько разозлила, сколько позабавила подобная отвага. Решив проверить, долго ли продержатся горожане, Олоферн отказался от штурма,  задумав уморить их голодом и жаждой. В конце концов, эта новая игра подогревала интерес пресытившегося боями и победами полководца. Разбив лагерь, окруживший Вефулию и отрезавший ей все доступы к полям и источникам воды, командующий со своей армией выжидал.

   Положение города очень скоро сделалось критическим. Все закрома были опустошены, запасы воды израсходованы. Но вефулияне держались стойко. Не поколебали их твердости появившиеся умершие от голода. Теперь Олоферну было просто любопытно: сколько выдержит город блокаду и когда будет окончательно сломлен его дух.

   Олоферн был уверен в предстоящей победе. К побежденным народам он никогда не питал никакой ненависти. Сама стихия войны привлекала его, смертельная схватка разжигала его буйную кровь, жаждущую страстей и не находящую их в обыденной жизни. Адреналин и азарт – вот что питало интерес к жизни этого совсем молодого, но закаленного в боях воина, прирожденного победителя.

   Однако казалось, он нуждается в отдыхе. И не физическая усталость была тому причиной – он не ведал ее. Распластав на траве свое красивое мускулистое тело, Олоферн жадно всматривался в небо своим огненным взором, будто искал там чего-то, что не достает в его бурной жизни, богатой событиями и впечатлениями, жизни, о какой может только мечтать мужчина, рожденный быть первым. Чего жаждала его ненасытная, мятежная душа? Он и сам не ведал. Почему пение птиц так волновало его, а запахи трав и цветов так кружили голову? Никому не мог он признаться в том, какое странное волнение охватывало его, когда вечерняя заря испепеляла небо, какая непонятная и незнакомая грусть сочилась в его огрубевшее сердце с лунным сиянием. Олоферн стыдился этих чуждых ему прежде внутренних порывов и вместе с тем тайно упивался ими, как безотчетным предчувствием чего-то светлого и прекрасного. Все его существо изнемогало от сладкого и тревожного ожидания, а чего – он не знал.

     А между тем, обессилевшие от голода и жажды жители Вефулии задыхались от смрада разлагающихся трупов, заполонивших все уголки города. Крики отчаяния с утра до вечера доносились из окон. Бороться дальше не было сил. Все чаще стали говорить о сдаче.

   И тогда Юдифь решила, что звездный час в ее жизни совсем близко.  Спасти свой народ с помощью коварства, хитрости и женских чар – участь, о которой натура, ищущая в жизни особых красок и ощущений, может только  мечтать. Всю ночь она вынашивала свой жестокий план, а на утро решила поделиться им со старейшинами. И они, поняв то, что эта отважная и прекрасная женщина может спасти город, отсрочили капитуляцию.

     Юдифь испытала давно неведомое чувство наслаждения, очищая ссохшееся тело настоями трав и натирая его маслами. Старательно полировала ногти, подводила глаза, расчесывала волосы. С забытым трепетом доставала из сундуков слежавшиеся наряды, украшала себя изысканными драгоценностями. Что-то поистине демоническое было в легкой улыбке, которая порой вспыхивала и играла на ее тонко очерченных, выразительных, ярких губах. Да, она желала спасти свой город. Но чего она жаждала еще? Известно ли было это ей самой? Как одержимая, она впивалась огненным взором в начищенный до зеркального блеска медный диск и удивлялась своему звонкому торжествующему смеху, любуясь своей ослепительной, безупречной и губительной красотой, которая, как оказалось, только сейчас расцвела, заиграв всей гаммой самых нежных и самых глубоких красок.     Она пойдет к своему врагу, очарует его, соблазнит, а после… убьет.

Ждите  продолжения.А я жду ваших положительных отзывов. Ваша Ольга Воронцова.