Это цитата сообщения sfsdfd Оригинальное сообщение

Илья РЕЗНИК: «Один за другим мужья Пугачевой просили меня: «Верни Аллу!»

— Скажите, Илья Рахмиэлевич, а кто кому больше дал: вы Пугачевой или, наоборот, Пугачева вам?

— Думаю, этот альянс был взаимовыгодным. С Аллой я познакомился в 72-м году, уже будучи автором песен «Золушка», «Яблони в цвету»...

— «У-у-у!.. Яблони в цвету — весны творенье...».

— Пугачева с оркестром Лундстрема приехала в Питер, и я попросил ее показать Галине Ненашевой мою песню «Любовь должна быть доброй». (Галина жила в трехкомнатном люксе, а Алла — там же, но в форменной конуре с окнами на задний двор). Мы пришли к Гале, а та нас с этим творением выгнала, и вот идем по гостинице «Октябрьская»...

«Алла, — говорю, — ну возьми тогда эту песню себе». Аллочка хмыкнула: «А мне она тоже не нравится». — «Ну хочешь, что-нибудь другое бери». А у меня в задрипанном гитарном чехле — я играл тогда на гитаре, поэтому везде с ней ходил, — лежали несколько клавиров (мы с композитором что-то писали, а потом кому-то показывали). Я вынул один: «Вот «Посидим, поокаем» есть — посмотришь?». Она кивнула: «Ну ладно» — и в 74-м году вышла с этой песней на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. (Поет): «Ай, хорошо! Ай, хорошо!»...

С 72-го года пошло-поехало: сначала у нас с Аллочкой телефонная связь была, а потом стали ездить — то она ко мне в Питер, то я к ней в Москву... Песни буквально потоком хлынули: «Приезжай хоть на денек», «Звездное лето», «Журавлик»... Сотрудничество становилось все теснее, активнее, и она уговаривала: «Перебирайся в Москву — это необходимо». Когда я полгода у нее жил, мы написали невероятно много.

— Пугачева хорошо понимала, что такое Москва...

— ...и сознавала, что надо быть рядом. Когда я получил кооперативную квартиру в Крылатском, Алла расстроилась: «Знаю, знаю... Приглашаешь, говоришь: «Вот тебе ключ», а сам потом сменишь замки». (Тут она не права, конечно, была).

Для Аллы написано множество стихотворений, и я считаю, что ее как композитора недооценивают: она не хуже всех Паулсов и этих — кто там еще есть?

— Николаев...

[250x185] «Раймонд подарил Алле всего 10 песен, а кажется, целый мир — там же какое качество!»

— Игорь молодец, не спорю, но она в одном ряду с замечательными композиторами стоит, с тем же Меладзе... У нее же не просто песни — шедевры. Из того, что вместе мы написали, — «Три счастливых дня», «Как тревожен этот путь», «Звездное лето», «Лестница». Или (напевает):

Куда все уходят, куда
Бегут, как подземные реки.
А кажется мне, не реки.
Куда все уходят, куда?..

Я вот патронирую Всероссийский конкурс «Маленькая страна» (в нем участвуют дети от 12 до 17 лет, которые приезжают в Москву и в двух турах поют только мои песни), так вот, каждая третья из выбранных конкурсантами написана Пугачевой.

— Какую роль в становлении Аллы Борисовны сыграл Раймонд Паулс?

— Ну, он же у нас был, так сказать... (Пауза). Нет, мелодии у него замечательные — такие песни, как «Миллион алых роз», «Маэстро», «Старинные часы», мог написать только великий мелодист.

— Мне кажется, вы с Пугачевой за человека его не считали...

— Я-то как раз считал — это она отмахивалась: «А, снова твой хуторянин...». Я, наоборот, знал, что этот союз надо беречь и сохранять как можно дольше. Раймонд подарил Алле всего 10 песен, а кажется, целый мир — там же какое качество!

— Фильм «Пришла и говорю», главную роль в котором сыграла Алла Борисовна, снят именно по вашему сценарию, но получился, увы, спорным...

— Ты так считаешь?

— Во всяком случае, явлением он не стал...

— ...потому что разногласия были. Изначально пригласили другого сценариста, однако... С ним произошла какая-то запутанная история, этот человек отпал, и киношники были в отчаянии, не знали, куда деваться: деньги-то уже вложены. Я спасал ситуацию и работал, как всегда, бесплатно. «Давайте-ка, — предложил, — снимем хороший фильм-концерт, чтобы каждая песня шла отдельно, самостоятельным номером». Идея состояла в том, чтобы сделать 15 вещей, как-то связать их и то, что в результате получится, художественным фильмом не называть, а «Мосфильм» назвал. Естественно, наше детище на полноценную картину не тянет, но песни оттуда прижились. В любом случае это лента историческая. Во-первых, ее посмотрело ни много ни мало 30 миллионов зрителей...

— ...на минуточку!..

[250x170] Илья Резник, Муслим Магомаев, Алла Пугачева — эпоха в песенной музыке

— а во-вторых, она воспринимается уже как воспоминание о молодости — сейчас с интересом смотришь, какими мы были. Я ведь себе там тоже ролишки придумал: то на контрабасе играл, то режиссера изображал, а разве не любопытно, какие песни и как исполнялись, какой Алла тогда была? Она же исторический персонаж, поэтому этот фильм очень ценный.

— Как вам кажется, живя вместе с женой у Аллы Борисовны дома, вы ее не стесняли?

— Нет, хотя с нами был также сын.

— Так вы еще и с ребенком свалились ей, бедной, на голову?

— Да, и когда допоздна музицировали и Алла громко играла, говорил грозно: «Тихо, Максим спит — ему завтра в школу». Она тут же звук убавляла (шепотом): «Да, да! Хорошо».

— Это все на Тверской происходило?

— Да, у нас был там домашний театрик, а какие случались импровизации! Помню эпизод гениальный. Часа в три ночи Алла кричит: «Илюшка, ты спишь?!». — «Нет, — отвечаю, — а что?». — «Давай чего-нибудь поедим». Я быстро соображаю: «Что-то надо придумать». Открываю шкаф, вынимаю лохмотья какие-то... Старый халат напяливаю, рисую себе усы, брови, надеваю продавленный картуз и в таком виде выхожу в гостиную. Смотрю: навстречу идут одетый под жиголо Болдин и размалеванная, как проститутка с Пляс Пигаль Алла.

Не проронив ни слова, даже не улыбнувшись, мы садимся за стол. Люська, которая и тогда вела у Аллы хозяйство, приносит еду, и мы, три колоритных бомжа, на полном серьезе до четырех утра едим колбасу, какие-то салаты. Люська в конце прибежала: «По рублю!», и мы степенно вынули по целковому и отдали...

— Весело у вас было!

[236x250] «Ты и я — мы оба правы...»

— Конечно, причем такие импровизации происходили постоянно: между нами установилась просто телепатическая связь.

Помню, у нас было шесть или семь концертов в Ижевске. На стадионе в середине поля установили «язык», огромную сцену, а на трибунах — по 50 тысяч зрителей: это подавалось как эстрадный театр Пугачевой. Однажды мы всей труппой минут восемь наблюдали там НЛО...

— Это сколько же надо было накануне принять на грудь?

— Нет-нет, мы в абсолютно нормальном состоянии были. НЛО действительно прилетал — как мы шутили, посмотреть Аллино выступление.

— Инопланетяне хоть аплодировали?

— Не знаю, но когда после концерта мы возвращались на четырех машинах в гостиницу, увидели вдруг огненный шар бледно-розового цвета. Высыпали и музыканты, и мы с Аллой — смотрели все. Он висел, а потом раз! — и резко, как это всегда бывает, скрылся за облаками.

Я, собственно, это к чему веду? В начале этих «солянок» Володя Пресняков пел «Стюардессу» и «Странника», а потом с какими-то смешными приблатненными песнями выходил я и в заключение читал «Посвящение»:

Эпитеты, метафоры,
Гекзаметры и ямбы
Несут певице амфоры
С нектаром дифирамбов...

Стихотворение заканчивалось словами:

А завтра снова пир сердцам,
Чуть двинется кулиса,
И вдохновенно выйдет к нам
Любимая актриса.

После этой фразы — фьють! — появлялась Алла в балахоне своем, и где-то концерте на пятом меня осенило: «А не слишком ли скромно — «любимая актриса»? Такое поклонение, почитание, успех бешеный! Прочту-ка сегодня: «Великая актриса».

Вовка отпел, я выхожу, все делаю, как обычно, а в конце говорю: «...и вдохновенно выйдет к нам...» — но вместо «великая» выпаливаю: «любимая!». Сам удивился, почему так сказал...

Вечером сидим в обкомовском особняке — мы с Аллой о нем частушку придумали: «Раньше жили коммунисты, а теперь живут артисты». Там у нас даже прислуга была — та, что слуг народа обслуживала: они же о нас радели...

— ...не забывая себя...

— Их повара и горничные на несколько дней к нам перешли, а мы же к этому не привыкли. Ну, сидим ужинаем, и Алла вдруг спрашивает: «Илюшка, хотел сказать «великая»?». От неожиданности у меня вилка из рук выпала — узнать это она могла только телепатически.

У нас много было таких необъяснимых моментов, когда мы без слов понимали друг друга. Помню, в «Олимпийском» Алла пела несколько моих новых песен, и чтобы послушать, как они будут звучать, я поднялся на 52-й ряд и уселся на верхотуре.

Со сцены выглядел малюсеньким пятнышком — меня нельзя было рассмотреть... Когда Пугачева запела «И в этом вся моя вина», я машинально стал про себя ей подпевать и вдруг понял, что слова вылетели из головы.

Слышу, Алла — синхронно со мной! — их тоже забыла: спела вместо второго куплета ля-ля-ля-ля! После концерта зашел к ней в гримерку, а она говорит: «Илюшка, больше не сиди во время моего выступления в зале — лучше жди меня за кулисами». Настолько мы в творческом отношении друг друга чувствовали.

— Любой, кто видел вашу пару по телевизору, на сцене или в каких-то жизненных ситуациях, неизбежно приходил к мысли: «У них роман». Было что-то, Илья Рахмиэлевич, или...

— ...нет! Об этом, кстати, и мама Аллы мечтала, но я старался... (Пауза). Я всегда знал о ее романах, она о моих, мы все друг другу рассказывали...

— Столько лет вместе — неужели ни разу не было ситуации...

— ...нет! Понимаешь, у нас изначально братские отношения — я воспринимал ее как товарища, как сестру...

— И никогда ни малейших поползновений к чему-то большему?

— Как брат и сестра мы двигались параллельно: у каждого был свой шлейф увлечений...

— Вы вот проговорились, что о романах Пугачевой все знали — много их у Аллы Борисовны было?

— Не много, но все основательные. Она человек такой — твердо стоит на земле, в облаках не витает. Недавно в программе «Две звезды» вышли ее поздравлять Филипп и Болдин. Они пели: «Я поднимаю свой бокал...

— ...чтоб выпить за твое здоровье»...

— Да, после чего Алла сказала: «Это мой третий муж, а это четвертый». Галкин из ложи добавил: «А я пятый»...

— Это правда, что, когда у нее, замужней дамы, случались романы на стороне, ее мужья просили вас: «Верни Аллу!»?

— Действительно, два таких случая было. В первый раз я давал сольник в Политехническом музее, и на выходе меня подловил Стефанович... Какой же это год был? Кажется, 78-й. Он вез меня в машине и все повторял: «Верни Аллу! Верни Аллу!».

— С кем же она в то время была?

— Он думал — со мной.

— Ах, вот оно что!..

— Считал меня искусителем, но я-то знал, что в это время там уже Болдин гулял. «Саша, — уверял его, — я тут ни при чем». — «Ну извини». Потом как-то Алла звонит: «Встреть меня». Я в Домодедово поехал: они возвращались из Новокузнецка, и с ней уже был Кузьмин.

— При живом Болдине?

— Ну да. Женя со мной сел — я был за рулем, а Алла куда-то с Кузьминым бегала: они ворковали там, миловались... Женька просит: «Илья, помоги мне вернуть Аллу». — «Видишь, — отвечаю, — как Бог справедлив... Сначала ты украл ее у Стефановича, а теперь и у тебя украли. Все вернулось на круги своя...». Ничто на земле не проходит бесследно...

— Роман с Кузьминым был в ее жизни, на ваш взгляд, самым ярким?

— Не знаю, но помню Вовку, который с гитарой сидел до полуночи, — он много тогда сочинял. У них были романтические отношения — «Две звезды» они пели такие влюбленные, радостные, а сейчас, мне кажется, ее душевное состояние позитивное благодаря Максиму Галкину. Не знаю, роман у них — не роман, но эта дружба очень способствует Аллиному оптимизму. Она все время весела, смешлива, а до того раздраженной казалась...

— Сказывается интеллектуальная подпитка — правда?

— Да, безусловно, плюс у Максима мощная внутренняя энергетика.

— Пугачева обладает поистине гипнотическим влиянием на людей и может заставить поверить их во что угодно — например, в то, что вышла замуж за Киркорова... Вы знали, что на самом деле это не брак был, а удачный пиар-ход?

— Ну почему — как по мне, так брак: самый что ни на есть настоящий... Когда на «Евровидение» ехали, они, помню, обнимались в гостинице, по полу валялись...

— ...но при этом в одном гостиничном номере никогда не жили...

— Нет, жили!.. Ну не знаю, сказать не могу, во всяком случае, за сексуальной и личной жизнью моих друзей не слежу. Я даже в театральном институте только на четвертом курсе узнал, кто с кем спал на первом.

— Все прошло мимо?

— Мимо — я очень деликатно к этому отношусь.

— К кому-либо из мужчин вы Аллу Борисовну ревновали?

— Ну да — когда Челобанов со своей кодлой странных людей появился. Они уводили ее в каком-то другом, не нашем, так сказать, направлении, отнимали у песни.

— Тем не менее это, похоже, творческая была ревность, а чисто мужская присутствовала?

— Нет, никогда, да и у Аллы ничего такого не возникало...

— Это она вам сказала?

— Мне так кажется... Посмотри, какие мы на фотографиях: целуемся, обнимаемся, друзья закадычные, отношения теплые, но не более... Если бы искра вспыхнула, вместе с ней отгорело бы творчество, век его был бы недолог. Интуитивно мы это понимали... 

 — С Аллой Борисовной, я знаю, у вас тоже была крупная ссора...

— И не одна!

— Что послужило причиной — она не явилась на ваш грандиозный концерт?

— Да, что-то такое было: на какой-то мой юбилей не пришла. Филя приехал, а вот она — нет.

— Но почему?

— Откуда я знаю? У нее тогда надвигалась новая программа: может, не хотела засвечивать песню, которую собиралась петь?

— Сколько же вы не общались?

— Год-полтора.

— Немало — и кто сделал шаг к примирению первым?

— После размолвок при встрече мы не начинаем выяснять отношения, а спрашиваем: «Ну что? Как дела?». Слава Богу, сейчас таких глупостей себе уже не позволяем.

— В соавторстве с Паулсом вы написали несколько замечательных песен для Валеры Леонтьева...

— Для Лаймы больше...

— Вы явно скромничаете: у Леонтьева были вещи прекрасные...

— Ну да... «Лето на излете солнечных дней...

— ...но вы снова ждете...

— ...песни моей...». Может, давай вместе споем?

— За таким столом — обязательно. Яркий период с Леонтьевым был?

— Нет — Валера такой, знаешь... Он как-то особняком стоял, мы не очень дружили. Это все шло через Раймонда, который говорил: «Вот, для Валеры надо...». — «Надо? Ну что ж, давай». Потом «Вернисаж» родился — получился дуэт с Вайкуле...


— Вы однажды сказали: «Именно я сделал Вайкуле карьеру, а Паулс ее всегда шугал. В Юрмале было варьете, мы всей шоблой туда приезжали: я с маленьким Максимом, Алла с Кристиной, Раймонд с Ланой, и так семь лет подряд. Лайма там пела латышские и английские песни, у нее подмостки были два на два метра...

— ...если не меньше...

— Я сказал Паулсу, что Вайкуле хочет на большую сцену, на что он ответил: «Ее место там, где она есть». Так все и было?

— Я никогда не вру, но Лайме надо отдать должное, потому что все эти годы она говорила: «Мы с Раймондом...», «Я и Раймонд...». Недавно у меня в Питере прошла программа «Встречи на Моховой» — ее Ургант вел... На большом экране были сюрпризы: Алла там говорила какие-то хорошие обо мне слова, Филя, еще какие-то люди, так вот, Лайма впервые сказала: «Илюша был моим продюсером — таскал меня по редакторам, проталкивал на телевидение и радио».

— Зачем вы это делали?

— Ну как? Мы столько написали для Лаймы: «Ночной костер», «Еще не вечер», «Вернисаж», «Чарли», «Я за тебя молюсь» — все, что угодно. Это же наши общие детища — ну чего же?

— Она вам как женщина нравилась?

— Как женщина — нет!

— Да что ж такое?!

— Лайма — холодная, отстраненная... У нее были поклонники — музыканты, хм-хм...

— Но чем-то она вас наверняка вдохновляла — иначе столько бы не писали...

— (Раздраженно). Мы писали назло Пугачевой!

— Ах, вот оно что... Ну, наконец-то!

— Мы тогда с ней поругались, и я сказал: «Раймонд, давай Алке отомстим — сделаем сейчас с тобой звезду...».

— То есть певица Вайкуле родилась как противовес Пугачевой?

— Она не может быть противовесом! С Аллой никто не сравнится — это особая статья, но у Лаймы была своя ниша.

— Алла Борисовна простила вам то, что назло ей с вашей легкой руки Вайкуле стала знаменитой?

— Она мудрая женщина, мало того... Когда-то для «Рождественских встреч» я сам записал песню «Я за тебя молюсь». За шесть минут, с одного дубля! (Алка кричала: «У Илюшки учитесь, как надо записывать!»). В «Олимпийском» меня сняли очень красиво, в смокинге, но она, представь, этот номер вырезала, потому что не очень любит, когда кто-то мешает ей оставаться на вершине в одиночестве, быть самой-самой...

— Вас — друга, соавтора, родного фактически человека — и вырезала?

— Да ладно.... Я спросил: «Ну и чего ты, Алла, добилась? Так бы я с этой песней вышел, а теперь ее спела Лайма».

— Вы никогда сгоряча, в порыве гнева не говорили ей обидные слова?

— Нет — просто уходил, и все.

— Воспитание не позволяло или трезвый расчет?

— Воспитание, конечно, — мы же питерские.

— Блестящий, на мой взгляд, композитор Эдуард Ханок написал в свое время книгу «Пу-га-чев-щи-на», где без экивоков назвал Аллу Борисовну бандершей советской эстрады и выдал много нелестных, но очень точных, мне кажется, характеристик другим артистам, композиторам и поэтам...

— В этом случае мой любимый соавтор просто негодяй, потому что великую актрису так оскорблять негоже. Я заставлял его извиниться, он каялся перед Аллой, но потом ее снова оплевывал. Эдик со своей «теорией волны» ведет себя недостойно мужчины — не говорю уж о том, что в упомянутой тобой книге он написал, что в нашем триумвирате с Аллой и Паулсом я был дерьмом каким-то...

— ...да вы что!..

— ...третьим, эдаким связующим звеном — словом, очень нелестно обо мне отозвался...

— «Теория волны», по-вашему, существует или это плод больного воображения?

— Можно я анекдот расскажу? В бочке, прости, с испражнениями сидит человек.

— Ханок?

— Не важно, и к нему то и дело подходят люди. «Слушай, — советуют, — давай туда бросим веревку и тебя вытащим», а он в ответ: «Да отстаньте!». Идут мимо другие, тоже бедолагу жалеют: «Давай, — предлагают, — положим какое-то бревнышко, и ты по нему вылезешь». Его аж перекосило: «Уходите прочь!». Только прогнал, третьи на помощь спешат, а сиделец кричит им: «Да поймите, живу я здесь! Живу!!!». Вот привычнее Эдику в таком состоянии, не понимает он, что нельзя жить с дерьмом на душе.

— Тем не менее он чертовски талантлив — ведь так?

— Я бы сказал, стихийно одарен: написал несколько хитов замечательных. Кстати, «Малиновка», оказывается, не его песня — недавно я слышал, как ее автором объявили Добрынина.

— Не может быть! Еще у Эдуарда Семеновича есть «Журавлик», «А я лягу-прилягу», «Потолок ледяной, дверь скрипучая...

— ...а из окон Ханок синий-синий»... А-а-а, вспомнил — добрынинская вещь называется «Ягода-малина».

Существует ли «Теория волны»? Ну какая теория? Это жизнь, где есть все и под любую теорию можно наскрести уйму примеров. Хочешь, сейчас выведу закон случайности? Вот я раньше знал о Гордоне, много о нем слышал, а потом мне позвонил Магомаев, и ты, Дима, как раз у него был в гостях. Я еще подумал тогда: «Гордон обязательно должен у меня появиться», и, как видишь, прав оказался — ты здесь.

Ханок пишет о том, что существует на самом деле, но при чем тут «Теория волны» — это жизнь во всем ее многообразии. Смешно подсчитывать, кто из исполнителей на второй волне, кто на третьей... Вот мы с Фадеевым написали Алле песню «Спасибо, любовь» — как она гениально поет! С чего это вдруг Эдику показалось, что у Пугачевой волна остаточная, — на каком основании? Сейчас вот она «Одуванчик» исполнила — не помню, кто автор, но это прелесть! Алла все равно на вершине, и никто еще очень долго не сможет ее обогнать.

— Актеры, говорят, сукины дети — это относится и к певцам?

— Те вообще в квадрате.

— Но хоть кто-нибудь из эстрадных звезд оставил о себе хорошее впечатление?

— Только Алла настоящий товарищ — к остальным у меня ничего: ни дружбы, ни даже симпатии... Ну еще Вовка Пресняков (он очень трепетно ко мне относится, при встрече всегда: «Дядя Илюша...») и, конечно же, Филя. Нет, оказывается, несколько человек есть.

Дмитрий ГОРДОН
«Бульвар Гордона»