Мама рассказывала ему, что где-то там, в небе, высоко-высоко, есть Вышний свет. И он, ещё ребёнок, ловя первые в своей жизни солнечные лучи, по наивности думал, что это он – Вышний. Ведь горячее жёлтое Солнце – оно высоко-высоко… Но мама, дав ему за такие рассуждения шуточный подзатыльник мягкой лапой, объяснила, что Вышний свет так просто не увидишь. Что его удостоятся при жизни только самые лучшие из них, и абсолютно все – когда умрут… Ему, маленькому котёнку, чёрно-белому, как папа (по словам мамы) и длиннохвостому, как мама (по словам хозяйки), не хотелось думать о смерти. Хотелось бегать за катушкой ниток, лежать на нагретых солнцем половицах (и всё-таки Солнце – Вышний свет! Или что-то, очень к нему близкое), пить молоко и следить за медлительными снежными хлопьями за окном.
А потом они подросли, и их одного за другим разобрали по другим домам. Его забрали очень добрые люди, назвали звучным именем Макс, на которое было легко откликаться, но в первую ночь котёнок заскучал по маме и братьям-сёстрам. Так заскучал, что кошачья тоска вырвалась протяжным тоненьким мявом. Тогда к нему пришёл бесхвостый (не все люди добрые), цвета кофе с молоком, взрослый пушистый кот и заговорил. Заговорил по-кошачьи, и люди, даже такие добрые, не смогли ни услышать, ни понять. Имя кота было типичным: Пушок, и он снисходительно откликался. Пушок сам так сказал: снисходительно. Он вообще советовал быть не слишком требовательным к людям, и только три вещи необходимо требовать: гулять, домой и есть, так как без этого никуда… А скучать, пообещал Пушок, тебе не придётся. О чём скучать, если вокруг столько народу (это он о котах, а их, кроме Макса и Пушка, было ещё два, и одна кошка, никогда никого не привечавшая, но со всеми матерински добрая), а сам Макс ещё очень молод, и люди у него добрые… Тут Пушок грустно вздохнул и лизнул лапу. Он не стал ничего рассказывать, а расспрашивать Макс постеснялся.
Пушок был прав. Огромный, толстый и тоже пушистый Мартын, бесхвостый Пушок, гладкий полосатый Барсик и такая же полосатая, но длинношёрстная кошка по имени Кошка приняли Максика, как своего. Уже через час котёнок знал в доме все ходы-выходы и все лазейки, даже нашёл свою. Правда, там, куда он в подъезде просочился, его поймала какая-то девушка, затормошила, посадила к себе на плечо… Уже позже он узнал, что подъезд – территория общая, там бывают разные люди, а пока он на всякий случай испугался и замяукал. Никто из котов его не услышал. Тогда Макс спрыгнул с плеча пленительницы и шмыгнул через лазейку обратно. Потом любопытство перебороло осторожность… И так, пока не пришёл хозяин и не забрал растопырившегося кота домой.
Так пошли день за днём. Форточка, сухая сирень под окном, вниз по кривому, удобному стволу – и на двор до вечера: уворачиваться от здоровенных, пахнущих пылью, резиной и бензином машин, удирать от назойливых детей, ухаживать за робкими хозяйскими кошками и лупить самонадеянных окрестных котов. Только от одного всех остерегал старый Мартын: бегать через улицу за домом. «Люди как-то переходят, а котам не следует и соваться. Машины…» - и большой толстый Мартын отворачивался и надолго замолкал или принимался вылизывать свою и без того блестящую шубу.
Среди котов в соседних дворах был один, никак не меньше Мартына, но с коротким хвостом и цвета Барсика. Макс решил было, что ему тоже встретились плохие люди, но добродушный Серый сказал, что он такой с рождения, его хвост. Однажды Макс и Серый для порядка подрались. И та девушка, что ловила когда-то Макса-котёнка, очень смеялась, когда Серый, встав на самые кончики совершенно прямых лап, чтобы казаться выше, шёл на Макса, распластавшегося по асфальту, чтобы казаться шире. Но тут они поорали-поорали, потоптались и мирно разошлись. Друзья всё же…
А потом Серый не пришёл. Тогда Макс впервые увидел хозяйку подавленной. Он приставал ко всем, чтобы узнать, что случилось, и только Кошка обронила: «Улица»… И принялась умывать мордочку, чтобы не было видно её кошачьих слёз. Макс вспомнил огромные, горячие, отвратительно пахнущие колёса, такие страшные и такие надёжные, если надо прятаться от собак, представил, что случилось на дороге, и вздрогнул. Тогда он и рассказал о Вышнем свете, всё, что слышал от матери. Коты слушали, и вздыхал Пушок, перестала умываться Кошка, Мартын залез на форточку и слушал оттуда, а Барсик просто сидел. Он вообще был молчун, Барсик.
Потом история понемногу забылась, зато пришла во двор маленькая трёхцветная кошечка. Она даже на вид была не совсем здорова, а когда хозяйка вынесла для неё лекарства, всё стало ясно окончательно. Но… но кошечка была такая красивая, у неё были такие оранжевые глаза, под цвет пятен на мягкой шкурке, что Макс не сдержался – стал за ней ухаживать. Он пытался ей петь, всюду за ней ходил, но стоило приблизиться – следовал возмущённый мяв, а то и удар пёстрой лапы. Девушка неожиданно приняла сторону кошечки, и в её руках появилась противная бутылка, полная холодной воды и со специальной крышкой. Как только Макс приближался, его окатывал фейерверк сверкавших на солнышке брызг! Приходилось отступать. Как и при ударах кошечкиной лапы…
Но кошечка в их дворе жила недолго. И когда она пропала, Макс принялся её искать. Котов в округе сколько угодно, а кошек… У Макса были большие виды на трёхцветную барышню, хоть пока ей и не до него. Ничего, их хозяйка умеет лечить, она поправится… если вернётся. Если она не ушла в Вышний свет. Макс запаниковал. Кто-то пустил слух, что вроде видел кошечку на другой стороне улицы. Тогда соседский чёрный кот… ну, он не совсем кот, но родился-то котом!.. Так вот, этот кот отговаривал Макса от попытки вылазки на ту сторону улицы. А уличный бело-полосатый кот, живший на территории ближайшей школы и потому звавший себя в шутку Завхозом, - тот, наоборот, подначивал его, хвастался, что перебегал улицу шесть раз, то есть три, если считать туда и сюда, и всё прохаживался насчёт «домашних котиков»… Он не был злым, этот Завхоз, он просто всегда всем говорил поперёк. Тогда Макс решился. Он три дня сидел на углу дома, следя, когда машин на улице меньше всего. Меньше всего было вечером, но они носились, как на пожар. Подгадать-то можно. Можно рассчитать… И вот настал день. И пришёл вечер. Машин стало ощутимо меньше. Кот подошёл к краю дороги…
Можно рассчитать и подгадать, когда не будет машин. Но нельзя подгадать, когда будут собаки. И когда к Максу кинулся стаффордшир, заорав, как будто ему придавили его тощий хвост, а миниатюрная хозяйка пса, крича не тише, повисла на поводке, и парочка начала слишком быстро приближаться, кот машинально отскочил в сторону. В стороне не было ни кустов, ни сухой сирени (да и на месте её не было – спилили), а путь к единственному возле дороги дереву перекрыл стаффордшир. Спасаясь от собачьих зубов, Макс кинулся через улицу, не видя окружающего.
…Удар. Страшный, ломающий рёбра, сминающий такое гибкое и такое непрочное тело, отшвыривает Макса в сторону. И нельзя встать, даже отползти… Что-то просвистело мимо, обдавая знакомым резиновым запахом колёс. Из последних сил кот приподнял отяжелевшую голову – и увидел белое сияние, отражающееся в мелко блестящей от начинающегося дождя поверхности асфальта. Белый свет двигался, казалось, именно к нему. «Вышний свет…» - успел подумать Макс.

 

Водитель сдал к обочине, завизжав тормозами, стирая покрышки. Машинально дёрнул из замка зажигания ключи и кинулся к чёрному комку на дороге. Это не он, водитель точно знал, но, чёрт возьми!..
Кот уже не двигался. Человек осторожно потрогал его остывающую шею – пульса нет. Чёрная шерсть намокала, белая наливалась краснотой. И тёмная лужа вокруг.
- Эх, котик, что же ты, как же ты… - пожилой водитель искренне сожалел, и небесная влага текла по морщинкам на лице. Он кинулся к багажнику, бормоча «что ж ты так, как же я…». Там были резиновые перчатки. Он перенёс тело Макса на обочину, выкинул перчатки в ближайшую урну и снова сел за руль. Машина стронулась с места, а впереди капота обтекаемой формы, заставляя ярко вспыхивать усиливающуюся морось, протянулись от фар два луча белого света