Существо, выглядевшее как чёрный с белым кот, которого словно забыли раскрасить, было как лепесток снега в кудрях зимней ночи, когда стаял весь снег, а новый ещё не намело. Кот этот склонен был подозревать всех в коварстве и двоедушии, и жизнь рассчиталась с ним звонкой монетой. Передняя лапа кота была сильно повреждена, так, что опускать её на землю он и не пытался. Хвост был сломан в нескольких местах, а сросся неправильно, из-за чего казался изогнутой водосточной трубой. Под чёрной шерстью обнаружилось бы немало ран и застарелых шрамов. Но всей боли этого создания не передашь. Оно уже не умело улыбаться, а могло только приветливо скалиться; истоптанный песок под его лапами весь был в его собственных следах – он исходил здесь всё вдоль и поперек. Кот уже давно перестал прислушиваться к тому, что клянчит сердце, ведь здесь не достать даже цветов себе на могилу. Изорванное сердце этого кота примолкло и никак не заявляло о себе. А ведь раньше кот мог переволноваться за розу, что выкинул ещё живой…

Но сейчас клыки кота были сколоты, словно он грыз железное дерево; а глаза, эти серые, ни в чём незаинтересованные глаза, видели только седые будни.

Что убило в нём всё, что когда-то делало его радостным - даже за кузнечика, благополучно забравшегося на травинку? Он теперь существовал, как птица, которой "добрые" охотники всё же оставили одно крыло, и тогда сородичи из жалости скинули её в пропасть, но она и там не разбилась. А всё лежит и лежит, у самого клюва струится прыгучий ручей, а ей невдомек, что можно немного подвинуться и нестись вместе с ним до водопада, который отточил скалы под ним кинжалами. У этого водопада можно ещё раз попробовать раскрыть смоченное водой крыло и осколок второго, и, кто знает, взлететь или упасть, подхваченной струями ручья, и пронзить грудь скалами…