Жизненный отрезок очень похож на набросок карандашом. Вот как будто неведомый автор не зная, что таким карандашом надо двигать легко, чтобы очертить основные контуры. Обычно после таких нажимов на наших судьбах остаются шрамы. Да и не только на лицах: у меня на лбу два шрама. Один я получил стоя у двери подъезда, ожидая выхода родителей, другой играючи в жмурки, рванул с завязанными глазами на батарею. Больно, но не критично. Некогда баюкать свою боль и раны, упиваться своими слезами, хотя случалось и такое. Тем более было давно, да неправда. И если тратиться только на свое баюканье, можно пропустить все самое интересное, а самое интересное, как раз вокруг тебя. Что можно запечатлеть карандашами, но не обычными. Есть у меня в запасе такие, они всегда при мне. Их никто у меня их не заберет и вряд ли они когда-нибудь закончатся, я искренне надеюсь, что так и будет. Мне хватит их, чтобы описать весь мир.
У меня с вами разные пути, и это прекрасно, мне вас лучше видно со стороны. Вот, например: выходит на лестницу, сосед Анатолий. Человек пьющий, но аристократичный, это видно по его повадкам. Анатолий выходит покурить, но не держит сигарету меж пальцев. Для этого он использует специальную длинную щепку, раздвоенную на конце так, чтобы можно было вставить туда сигарету. Анатолий среднего роста и худощав. А теперь из квартиры на втором этаже, выползает соседка Клава. Клава ростом чуть выше пенька и глуховата, поэтому разговаривает очень громко.По той же причине у Клавдии постоянно громко разговаривает телевизор, В любое время года, через открытую форточку можно услышать, какая программа идет по первому каналу.
Клава страстная женщина и поэтому, проходя под её окнами, вы рискуете быть сраженным на повал двухсотграммовым снарядом из окна. Это значит, что к ней зашел Анатолий и у них случился вундер секс, с хрусталем и идейный спор по поводу отличия завалинки от прочей спиртосодержащей продукции. Сосед Анатолия по этажу, все время интересуется по поводу здоровья этой счастливой пары следующим образом: да когда же вы нажретесь с Клавой уже. На что опрашиваемый отвечает, ну так ведь не нажрались же еще. Сосед махнув рукой заводит скутер, и направляется на нем к помойке, точным броском Джордана отправляет пакет в контейнер, и уезжает в даль. Я ухожу по дороге, Анатолий идет за добавкой хрусталя в магазин. У нас разные пути, он за бутылкой, я за строчками про него.
Я вижу перед собой дорогу: я в поиске нужных букв и тем, иду по ней Хочется ярких декораций. Я не против жаркого потного лета, но более я за сочную вечно зеленую весну, заметьте: мы вечно любим то, чего нельзя достичь в идеале.
И как подтверждение после буйного летнего расцвета, приходит осень с синкопированным ритмом дождя по крыше и подоконникам, с резкими перепадами температур, несимметричными выпадами осадков. Наверное, ей я буду верен всегда.
Хорошо выйти осенью под легкий дождь и погрустить, размазывая желто-красную кашу листьев по зеркально-черному асфальту.
Она все время чудится мне, за каждым углом, на каждом перекрестке, эта чудо-женщина слегка за сорок, но все еще хороша собой, чтобы соблазнить и увлечь за собой на ворох, уже изредка сухих листьев, что еще не собрали в кучи дворники.
Она помнит свою весеннюю юность, она не унывает, ей есть что вспомнить. Как весной за ней, короткоюбчатой, жеманной, вульгарной, сладковатой на вкус, как ваниль, бежали такие же как и она юнцы. Обнимали, гладили, целовали и проведя с ней ослепительную ночь…разбежавшись в лето, быстро взрослея, забывая про неё, убегали во взрослую жизнь.
Она помнит каждого из них, каждый страстный вздох, влажный поцелуй, крик на вершине наслаждения. Помнит как ноты, будто бы услышав знакомый мотив, улыбается знакомым звукам и пытается подпеть. Она не грустит об ушедших годах, она радуется тем воспоминаниям, похожим на ноты знакомой мелодии. Она сама и есть ожидание, в осени так много тишины, в паузе между дождями, между порывами ветра, паузе меж облаками, когда видно небо. Она ожидает. Чего? Прихода своей седой подруги, что сменит её на этой сцене.
Она в ожидании своего очередного выхода, уже недолго, поэтому она никогда не торопится, ей всегда будет слегка за сорок.
Тишина между капель дождя, тишина меж порывами ветра, и я верю что мне хватит карандашей, чтоб писать тебя и не раз и не два, а все время.