Сегодня я была счастлива. Унылая холодная погода сменилась сияющим солнечным днём. И я совершенно безоговорочно влюбилась в эти горы, реку, траву. Больше не было необходимости добавлять ярких цветов, чтобы "не так скучно". Теперь мне всё нравилось как есть. Я грелась на солнце, отбивалась от подрамника, сдуваемого ветром, игнорировала тупые вопросы туристов, пила кофе из термоса и рисовала в своё удовольствие. А потом ко мне подошла одноклассница, чьими работами я всегда втайне восхищаюсь, и сказала, что ей очень нравится моя работа. Лучше уже и быть не могло! До обеда я закончила оба холста, и отнесла их в гостиничный холл, где каждый вечер учителя проводят разбор полётов. Каково же было моё разочарование, когда без яркого солнечного света моя картина оказалось блеклой и неразборчивой. Только что всё было просто отлично, и вот уже всё изменилось. Я не придумала ничего лучше, как в следующий раз постараться свести количество белил к минимуму, и пошла обедать. Еда делает все разочарования не такими горькими. После обеда я взяла уже третий подрамник, рюкзак, этюдник, и пошла вдоль реки. С удивлением поняла, что мне нравится ходить одной. Никто не подгоняет меня, если я хочу задержаться, и не тормозит, когда мне хочется вперёд. Ещё одним открытием стало то, что в отличие от прошлого года, этюдник больше не кажется непосильной ношей. А ведь к тому весу добавилось больше красок, кистей, запасные бутылки с растворителями, термос и складной стул. Просто я стала сильнее, а мои накаченные руки - не просто красивый рельеф. Высохшее устье реки казалось красивым, но я боялась постигшей меня утром неудачи и не могла найти нужного ощущения. И тогда на том берегу я увидела лошадей. Бросив вещи на землю, я перешла по узкому мосту, сложенного из светлых круглых камней, взобралась на пригорок, и поинтересовалась ценой. Сторговавшись на стоимости, в три раза меньше начальной, я вскочила в седло. Проигнорировала наставления держаться за ручку, подняла поводья, и пустила лошадь рысью. Мои бёдра в ритм поднимались в седле, и никакой тряски, лишь равномерное покачивание. Жидкое густое светящееся счастье, льющееся светом с небес, из белой лошадиной гривы, из выгоревших на солнце камней, из жухлой травы, из бликов на воде. Когда я спустилась с лошади после пяти больших кругов рысью, с непривычки я еле могла свести бёдра но теперь я точно знала, как мне дальше рисовать. Так, как хочется. Лишь бы мне был хорошо. Всё казалось прекрасным, самым лучшим, самым замечательным местом на земле. Я выбрала случайный кусок, где были так тронувшие меня река, трауа, камни, горы. Больше я не старалась, я просто отдавалась процессу так, как только что неслась на лошади. Я закончила всё в последние минуты, когда солнце скрылось за горой. Оказалось, что всего три часа пополудни. Не особо вглядываясь в то, что получилось, я отнесла вещи в гостиницу, оставила куртку и шапку, и пошла гулять. Наслаждалась каждым камнем, каждым клочком высокой травы. И не понимала, как я могла быть такой равнодушной? Как мне могли эти горы казаться скучными, а пейзаж унылым? Как я могла быть такой чёрствой? *** Вечером учитель сказал, что первые две работы - слишком белые. Я только досадливо морщилась, ведь при утреннем солнечном свете они выглядели совсем иначе. А про третью работу, которую я написала днём, и к которой не прикладывала особых усилий, сказал, что она вышла просто отлично. Ещё одно волшебное чудо. *** Я боюсь, что больше у меня так не получится. Но я всё равно буду рисовать. *** Сегодня я ни разу его не видела. И это придавало мне сил. Больше я не стану искать его внимания. *** Когда я утром столкнулось с Ан Ман в коридоре, то спросила её: - Где будешь сегодня рисовать? - Да тут, вблизи гостиницы, - ответила она, и прямиком направилась к микроавтобусу, который заказали несколько человек, чтобы поехать рисовать куда-то далеко.