[266x620]
Сегодня я умерла. Наконец-то. И почему люди так боятся уходить из этой жизни? Один момент - и обретаешь свободу, ту самую, которой нет определения и места на земле; это свет, тепло, легкость, в общем, совокупность всего положительного, это явление я бы назвала Бесконечным Добром. Но купаться в нем мне пришлось недолго.
Я вновь оказалась в привычной обстановке, но только не чувствовала почвы под ногами. Я повисла в воздухе. И вдруг увидела вроде как себя, но спящую на диване и с очень бледным лицом. Подлетев ближе, я осознала, что это не я, а всего лишь мое бездыханное тело, над которым рыдали сестра и дочь. Я кружила вокруг них, пытаясь обратить на себя внимание и уверить, что я живая и счастливая, но все было напрасно. Тогда я громко воскликнула: "Ну, проявите же христианскую любовь! Хотя бы сейчас не думайте о себе! Не мучьте меня! Ведь так больно видеть ваши слезы!.."
Послышался звонок в дверь. Это моя внучка вернулась из института. "И она расплачется.." - приготовившись к худшему, подумала я.
- А давай поспорим, - раздался знакомый голос.
Я обернулась и не поверила своим глазам: передо мной стоял мой муж, который отдал Богу душу десять лет назад.
- Толя, какой ты молоденький! - Удивилась я.
- Ты так же молода, дорогая. Просто не видишь себя со стороны. Возраст тела и души - разные вещи. А теперь посмотри на Оленьку.
Внучка сидела около моего тела и приговаривала: "Ну вот и все, бабуля. Тебя здесь, в этой земной оболочке, уже нет..." И по ее щеке тихо скатилась слеза.
- Толя, как это? Она меня совсем не любит?
- Ты же сама не хотела, чтоб по тебе плакали?!
- Но все-таки...
- Объясню: Ольга держится не потому что она равнодушна, а потому что в Бога верует и знает, что смерть - это великое избавление. Она твои страдания во время мытарств молитвой облегчит. Это и будет высшим проявлением заботы и любви.
- Откуда же у нее в двадцать лет такое знание?
- А ты на душу ее посмотри - поймешь.
Лучше б я не смотрела! Вместо молоденькой девушки передо мной предстала женщина лет сорока, с поседевшей головой, глубоким, сосредоточенным взглядом и лицом, которое уже успела поцарапать морщинами старость. Я кричала от негодования: " Не может быть! Оленька! Где же твое милое личико? Где же твои русые локоны?"
- Тише, тише... - обнимая, успокаивал меня муж. - Сознательная молодежь сейчас рано старится. А ты заметила, что она не побоялась зайти в комнату, где ее бабушка-покойница лежала?
- Не обижай меня таким словом!
- Ну, прости. И все же, заметила?
- Да. Она и секунды не раздумывала.
- В том-то и мудрость нашей внучки. Она знает, кто поистине страшен.
- Кто?
- Смотри.
В квартиру зашел высокий, до безобразия худой мужчина; походкой шакала он прошел несколько метров и, бросив на мое тело зоркий, будто оценивающий жертву, взгляд, сказал с какой-то ехидной интонацией: "Да, крупная женщина..."
- Толя, почему он так говорит?
- Он дает понять нашей дочери и зятю, что ему будет тяжело нести твое тело.
- Куда?
- Для начала - в машину. Ты не поняла? Это служба трупоперевозки.
Далее я наблюдала, как эта нехристь с шакальими повадками и его такой же товарищ заворачивали мое тело в простыни, потому что, как мне объяснил муж, эти службы экономят на специальных пакетах, впрочем, так же, как и на уважении к умершим.
Мой зять предлагал им деньги за благополучную, аккуратную доставку моего тела в морг, но в ответ получил: "Обычно нам дают втрое больше". Так и ушли ни с чем.
- Дорогая, тебе лучше не смотреть, чем это все закончится, - посоветовал Толя, но опаздал: я видела, как небрежно, ударяя обо все, что попадалось на пути, эти звери тащили мое тело. Я разрыдалась:
- Вандалы! Зачем они рушат храм, в котором я, душа, жила еще совсем недавно! Зачем, зачем они издеваются?!
- Их душит жажда денег, и они не задумываются о том, что после смерти над их телами также надругаются. Однако мне было тяжелей наблюдать, как губят именно тебя, душу.
- Когда? Где?
- В психиатрической больнице. Помнишь? У тебя была легкая форма шизофрении. Так вот я места себе не находил, когда твое тело пичкали психотропными таблетками, которые тебе не помогали, потому что не подходили. Я видел, как мелеют озера твоих глаз... А как я метался, когда тебя перевозили в другую больницу, оперировали, отнимая почку! Эти т.н. психиатры не следили за состоянием твоего здоровья, не брали анализы, а только кормили таблетками, которыми нельзя было кормить. Когда ты лежала в реанимации, я молил Всех Святых о твоем выздоровлении, но оно оказалось недолгим.
- Я так и не знаю, отчего умерла.
- От небрежности медиков. Тебя выпустили из больницы, но ничего не прописали: ни аспирин, который разжижает кровь, ни уколы... В итоге - тромб. И вот ты здесь.
- Господи, помилуй! Сколько зла на свете! Нет ни призвания, ни долга, ни жалости... Выходит, я не умерла... Меня убили?
- Да. И сколько таких убийств совершается каждый день! Вон, смотри - еще одна душа отлетела. Пока еще никак не опомнится. Да, больно ей будет осознавать причину своего ухода из жизни...
- Почему?
- Глупая какая-то смерть. Ну, представь: час-пик в метро. Кто-то прижал, а сердце не выдержало. Вроде как и нет виноватых. Хотя есть, конечно, есть виноватые...
- Но что же со всем этим делать? У меня ведь в этом страшном мире сестра, дочь и внучка остались!
- Отмучаются когда-нибудь и они. Оленьку мне особенно жалко. Ей, как журналисту, Господь весь наш разговор передаст; она облечет его в соответствующую форму и опубликует...со слабой надеждой на исправление общечеловеческих пороков. Она ведь уже слишком взрослая. Она все понимает.