В наших краях несколько мегамест. Но первые три ступени пьедестела, по моему личному рейтингу, занимают города Н, П и С. Именно в таком порядке – первое, второе и третье места соответственно. Эта командировка была в город П…

Наши со Снежком отъезды из столицы по делам службы начинались всегда традиционно. Мы встречались на вокзале под табло, приобретали дорпаек – пару беленькой, курку гриль и еще чего по вкусу, занимали свою купешку и под стук колес начинали путешествие за новыми знаниями. В этот раз все должно было идти по плану, если бы не одно но. Снежок толи день рождения какое-то успел посетить перед отъездом, толи еще что-то, но к поезду он прибыл уже… Не то, чтобы насвиняченный, но весьма весел. Гораздо веселее меня, трезвого аки стеклышко, грамм примерно на 300-400 – не меньше. Впрочем, это не помешало нам совершить обычную затарку и к тому времени, когда поезд тронулся, столик в купе выглядел привычно в своем неприличии. Но аппетитно. По крайне мере, по моему субъективному разумению трезвому и голодному.

«За дорогу», «За нас - пиздатых», «Ну будем»… Снежка хватило на эти три незамысловатых тоста и даже ногу цыпленка недожрал. «Я пока пропущу», - сообщил Снежок убийственную для меня новость и захрапел. Я остался в тоскливом одиночестве…

Эх, кто не тешил себя фантазиями о дорожных приключениях? Сяду в поезд, в купе шикарная барышня, мило воркуем и сами не заметили, как заключили друг друга в страстные объятия… Но на поверку всегда оказывается, что в купе в лучшем случае два командировочных работяги нажрались водки и мирно воняют нестиранными носками. Вариант хуже – дородная тетушка, постоянно жующая что-то из авоськи и непрестанно что-то пиздящая, пиздящая и пиздящая. Ну и совсем уж засада – молодая семья при чаде и теще (свекрови) вся с виду такая приличная, что не то, чтобы бухнуть вместе, а повернуться лишний раз на полке страшно. Не дай Господи малолетнего ублюдка разбудить потом до самого финиша хера с два уснешь и говна не оберешься… Хотя мамка, молодая в смысле, совсем ни хуя себе. Да и глазками стреляет, сучка. Но куда уж тут?

Все же мое положение было лучше. Рассчитывал, конечно, на большую движуху, но, видать, не судьба. Снежок дрых, но на столе еще было и я, тоскуя, тянул из стакана, шедро добавляя в него из бутылки. Потом из второй. И вкус жизни вливался в меня, как у классика, стремительным домкратом.

Захотелось покурить.

Больно задев плечом дверной косяк, я вышел из купе. В коридоре качнуло еще раз. В тамбуре еще. Чуть сильнее. Но я удержался, инстинктивно дернув рукой в сторону поручня, и схватив при этом что-то теплое. Поворачиваюсь, мать чесная. Деффка.

- Пардон, принцесса. Я не нарочно. Рефлекс.

- Не волнуйтесь. Все в порядке. Может у вас зажигалка есть?

Она потянулась ко мне помятой сигареткой. Видать давно огня ждала. Мы затянулись. Никотин слегка катализировал реакцию усвоения алкоголя в организме и я взглянул на случайную попутчицу с иного угла. Хм...

- Вам не говорили раньше, что вы удивительно похожи на Анжелику Варум?

- Я-а-а-а? – деффка в непонятке округлила глаза.

Лишь спустя изрядное количество месяцев, а может год с лишним, я осознал природу ее искреннего удивления. В городе П мы встретились еще раз и в условленном месте искал глазами малышку, похожую на Варум. Какое там Варум? Там и на Бабкину даже намека не оказалось. Ну, может время свое берет. В поезде она была Варум. Я играл в босоногого мальчика, танцующего тарантеллу.

- А-а-а-а… Да… Мне часто об этом говорят. – справилась сотамбурница с секундным замешательством.

- Да-да, есть некоторое сходство. Но ваш шарм более естественный. Это природный дар. Варум о таком может только мечтать. Поверьте, я общался с Ликой в приватной, так сказать, обстановке. Без сценического макияжа ее невозможно узнать. И… скажу вам по секрету, округлость ее форм, несколько ненатуральна. Вы бы ей дали сто очков вперед.

После этих слов мой взгляд, бесцеремонно упершийся в вырез ее кофты (а там, действительно, было куда упереться) уже не мог показаться нескромным. И эту мысль она подтвердила прогибом спинки так, чтобы вырез этот расползся еще шире.

- Да и голос ее, скажу вам, без дополнительной цифровой обработки, весьма зауряден. – Я выпустил струйку дыма и несколько колец. – Готов спорить на что угодно, вы бы и здесь оказались на высоте.

Она откинула голову назад и прикрыла глаза. На ее губах заиграла чуть лукавая улыбка. По этому тонкому намеку я понял, что передо мной Монсеррат Кабалье – не меньше. Ясен, пень, здесь я имею в виду не габариты.

- Спойте, кудесница, - робко попросил я и она не заставила себя просить дважды.

На первой же взятой ею ноте я пожалел, что не сравнил ее с Волочковой. Пара баскетбольных прыжков в тамбуре движущегося вагона выглядели бы менее безобидными, чем воронье карканье, безжалостной бормашиной сверлящее мои барабанные перепонки.

- А-а-а-ах, ка-а-а-ак, хо-о-о-оче-е-е-тся верну-у-у-уться-а-а-а в городо-о-о-ок…

В этот момент я готов был отдать все сокровища мира, что бы затесаться в любой, самый заштатный поселок городского типа лишь бы обрести умиротворение в тишине. Но природная деликатность не позволяла мне прервать поток застоявшегося таланта. Однако, не в силах больше терпеть, порывисто распахнул дверь перехода в другой вагон и вместе со свежим воздухом в тамбур ворвалась пьянящая мелодия перестука колес. Она наконец-то заткнулась.

- Прекрасно… Никогда не слышал ничего подобного. – я тер покрасневший глаз, поймавший вместе с воздушной волной из межвагонного прохода сигаретный пепел. Сошло за навернувшуюся слезу умиления.

- Я еще вот это могу…

Но я не дал вновь расчехлить иерихонскую трубу.

- Позже, жемчужина. Будем наслаждаться постепенно. Вы просто находка. Это необходимо отметить. Не соблаговолите ли посетить мою скромную дорожную обитель?

Она сделала вид, что не решается. Я обещал быть галантным, заверив, что скромная доля благородного алкоголя придаст нашей дальнейшей культурологической беседе чуть больше свободы и немножко шарма.

- Я выпиваю крайне редко и только белое сухое вино.

- У меня как раз белое. Только белое. Поразительное сходство, я кроме белого к иным напиткам так же отношусь несколько настороженно.

Окрыленные невероятной тождественностью вкусов мы выпорхнули из тамбура.

Снежок нас не ждал. Да и я, признаться, как-то подзабыл о его существовании. Дверь купе отошла в сторону, и нас накрыл густой, сочный храп. Волосатая нога Снежка отвалилась из под простыни прямо на проход. Я несильно ее пнул. Конечность юркнула на свое законное место, Снежок затих. Но не проснулся.

- Кто это? – обескураженная нимфа нервно захлопала ресницами.

- Не обращайте внимания. Это сопродюсер. У нас был тяжелый день и он просто был не в силах бороться со сном.

Пустая бутылка из под водки на столе и початая вторая безмолвно подтверждали истинность моих слов.

- Сопродюсер? Вы занимаетесь…?

- Концертной деятельностью. Сейчас как раз ездим по регионам в поисках участников нового проекта. И, знаете, похоже в П нам ехать уже незачем. У меня такое впечатление, что я уже нашел то, что нам нужно. – Я снова впялился в вырез кофты, она дисциплинированно прогнулась.

- За встречу. – Я плеснул по пол стакана водки и протянул одну посудину неожиданной находке.

Та машинально схватила тару и опомнилась лишь когда готова была опрокинуть посудину в свою луженную глотку.

- Ой, это что водка?
- Белая. Как обещал.
- Но я вино…
- А вот лимончик. Будет как вино.

- Ну разве что лимончик… И она в два глотка осушила стаканюку. Я был на седьмом небе от счастья, осознав, что сегодня мой день.

Я никогда не был на корриде. Я и родео-то в живую ни разу не видел. Но катался на аттракционе, где типа бык вертится как уж на сковородке, а ты должен удержаться на нем как можно дольше. Она была круче чем бык. Такого самозабвенного подмаха я раньше никогда не видел, и вряд ли увижу в будущем. Она двигала тазом вверх и вниз, как пневматический пресс в промышленной кузне. Над ней я порхал так, что едва не бился задницей о верхнюю полку. На взлете мой хуй то и дело вылетал из ее теплой норы и, возвращаясь с орбиты, стоило немало трудов попасть в место старта. Но, похоже, именно это ей и вставляло. По крайней мере, когда она оказалась сверху, амплитуда движений ничуть не изменилась. Теперь она была наездницей и скакала, будто под ней был не я, а 80 кило раскаленных гвоздей. Она теряла меня в прыжке и мастерски ловила при приземлении. Моя Варум была настоящим снайпером прицельной ебли. И, кончая, самозабвенно голосила, не хуже, чем в тамбуре про городок. Но здесь ее соло было очень к месту.

Чуть подустав, она соскользнула с шампура и эстафету разврата приняли ее уста. Я был на верху блаженства и приготовился к финалу. И в тот момент, когда весь я от кончиков пальцев ног, до волосяных луковиц готов был кульминировать, по купе вновь разлился раскатистый храп. Но не мирный, а какой-то встревоженно-озадаченный. Она остановилась и, не освобождая рта, вопросительно взглянула на меня исподлобья. Мол, че за хрень такая и как дальше быть? Я погладил ее по голове, моргнул обоими глазами, мол все пучком и натянул простыню на свой срам, покрыв заодно и ее коробку для мозгов и моего члена. Чуть подвигался, давая понять, что можно и нужно продолжать и она поняла меня правильно. Я откинулся на подушку, повернул голову и глянул на Снежка.

Он уже не храпел. Похоже, что даже не дышал. Вообще, Снежок – большой интеллектуал. Но тем и страшнее мне было увидеть крайне уебанское выражение, застывшее на его физиономии. Он жмурился, вглядывался, приподнимал очки и тер сонные глаза, водружал окуляры на место и снова всматривался и ни хуя не понимал. То ли сон, то ли явь, то ли белая горячка. Я перевел взгляд туда, куда пялился он. Натюрморт действительно впечатляющий. Этакий холм под простыней, размером со среднюю дыню, там, где должен быть мой хуй. Причем, бугор этот методично двигается вверх и вниз, издавая мычаще-причмокивающие звуки. А на уровне моих пяток, над ними точнее, возвышается голая женская жопа. Спина же так же прикрыта белой материей. Есть от чего охуеть, если ты мирно заснул под стук колес с полукило полуспирта внутри и продрых не более полутора часов. Пока сведешь в мозгу увиденное с осознанным можно и двинуться.

Но Снежок – чел закаленный. Мой приветственный жест: типа доброе утро и все в поряде привел его в чувства. Снег понял что не спит, и не слетел с катушек. Понаблюдав еще какое-то время за жопой и холмом, он порывисто, но бесшумно сел на койке. Натянул трики и бочком двинулся к выходу из купе, по дороге моргая и кидая мне маяка, мол, выходи. Жду за дверью. Я показал, что понял.

Прошло еще минут пять. Я слетал к звездам, вернулся и отдышался. Сказал вокалистке, что ненадолго выйду, изобразил, как мне показалось, самую теплую улыбку, на какую только способен, нежно сказал ей «отдыхай, кудесница», спрятал микрофон в штаны и вышел. Снежок ждал меня у самых дверей купе, подпрыгивая и подергиваясь, будто его со всех сторон нещадно жрут вши.

- Дуп, без базара, ты пойми… Ну, когда ты на ней скакал – мне было по хую. Когда она на тебе – тоже. Ну, или почти. Сиськами она болтала, блядь, я ебу. Ну да хуй с ними. Но когда она вниз нырнула… Тут уж блядь, извини. Какой нормальный человек это выдержит. Ну и вот… Пиздец…

Снег показал глазами вниз. Его оттопыренные хуем трики не то что по швам, готовы были лопнуть по живому.

- Брат, говно вопрос. – отвечаю. – Я курить. Надолго. Давай.

Концовка диалога Снега уже не трогала, он сиганул в купе, а я неспешно отправился в тамбур.

Курил я, действительно, долго. Первую сигаретку тянул неспешно, с наслаждением. Покурить после хорошего поебоса завсегда в масть. Вторая тоже зашла гладенько. Третья уже не так вкусно, как первые две, но терпимо. Прикинул, стою уже минут 15-20. Ну, думаю, все у Снежка тили-тили. Даже если еще и не завершил, посижу тихо, водки ебну, понаблюдаю. Мо, и сам присоединюсь, если настрой появится. Захожу, а в купе такая кульминация. Снежок с койки подрывается с воплем: «Че-о-о-о-о»? Бьется башкой о верхнюю полку, взвывает и снова певице: «Да ты охуела»! Вылетает из купе и уже через плечо: "Ебанутая!"

Я смотрю, Варум лежит в койке, простыня стянута до пупа, сиськи наружу. Пиздатые такие сиськи. И лыбится во все 32. Че, думаю, Снежка не устроило? Ну и пошел за ним. А он в тамбуре курит нервно и трет такую канитель.

- Прикинь, захожу, улыбается. Думаю, все заебца. Присел на край ну и как обычно: руками поводил по простыне. Минут 5 все как бы и в кассу все идет. Даже, вроде как приторчала малек. Я руку под простынь, а она ноги тиск и вставляет: «Понимаешь, я одного люблю». Я охуел, и ей – да ты, не парься, мы же, типа, братья. А у самого уже кипит все, что пиздец. Аж яйца сводит. И тут она выдает: «Все равно, не могу я так. Но ты не расстраивайся. Хочешь, я тебе грудь покажу»? И простынь так хуяк вниз до пупа. И это на мой наскипидаренный хуй! Е-ба-ну-та-я!!!

Да, с такими майсами в одиночку ебаться как-то не с руки. Сказал я своей певице о завершении дуэта, обнадежил, что увидимся всенепременно. Слово продюсера – крепче микшерского пульта. И продолжили со Снежком путь при стакане. На полустанке каком-то запасы пополнили и душевно так ехали. Тосты говорили. Меня с пьяну че-то торкнуло за мужскую дружбу и солидарность, да за женскую преданность речуги толкать. А Снежок злился почему-то…


P.S. Пусть не введет вас в заблуждение сия сага, относительно сущности, характера и возможностей Снежка. На моей памяти не подфартило ему в деле поебоса только дважды. Вот в этом поезде, а потом еще разок в славном городе П. Когда я снова с Варумкой этой пересекся. Может какая колдунья она – когда рядом появлялась, то у Снега все с хера на жопу переворачивается. Но об этом позже. А вообще, Снег – сила. И из последующих зарисовок вы убедитесь в этом всенепременно.

Очень душевно... я аж всплакнул, вспомнив былое...

Была командировка в город Н. Прекрасный молодой и современный городок, выросший почти на голом месте по случаю строительства нефтеперерабатывающего завода. Туда-то мы и наезжали временами. Директор – человек крупной формации, с костью вместо языка, преобладанием в лексиконе слов хуй, бля и заеблипиздец. Душевный человек. Сейчас сидит в тюрьме. Впрочем, речь не о нем.

Традиция предписывала посещать в день приезда кабак, название которого для человека не местного может показаться странным. Что-то вроде просеки, или вырубки. В общем, типа какой-то дырки в лесу, но на нашенском наречии слово вполне благозвучное и, даже, романтичное. В «Дырке» на большой каменной лестнице, ведущей на второй этаж к обеденному и танцевальному залам, нас гостеприимно встретил в сиську пьяный мент. Он громко мычал, силясь воспроизвести требование предъявить документы. Мы послали его на хуй и прошли к столику. Ни чем не рисковали. Хоть мент и был увешан рацией, наручниками, дубиной, газобалоном и даже «Макаром», торчавшим из расстегнутой кобуры, выпустить из рук перила хера с два бы он решился. Потому как лестница крутая и без опоры стоять на ней ему было опасно.

Чуть позже мент лестницу все же опробовал. Ближе к полуночи, когда танцы-заебанцы близятся к апогею хаоса, в «Лесную дырку» на усиление банальному, одинокому ППСнику завсегда подтягивалась пара ОМОНовцев. «Лейтенант! Ах ты сука, разлюбимая», - искренней радости бойцов не было предела. С каким упоением они пиздили упитого коллегу… Профессионально, но бережно. Сначала отлепили от перил и отпустили. И с любопытством созерцали итог эксперимента. Он был предсказуем. Мент по вороньи растопырил руки, но для сохранения равновесия этого оказалось недостаточно. Пластика движения вниз завораживала. То есть, завораживало именно отсутствие всякой пластики. Как только ступени выдержали? Самому-то ни хуя. Нормальный человек убился бы. А менту хули? Он при исполнении крепче кокосового ореха. А пьяному менту – вообще все по барабану. Потому ОМОНовцы у подножия сходен еще поиграли им слегка то ли в пинг-понг, то ли в лапту. Хули, они сержанты, а тут целый лейтинант в ебло просит. Как не уважить? Ну и уходили сердешного. Когда в «бобик» закидывали тот даже шевелиться почти перестал. Уснул наверное…

Но это позже было. А пока мы со Снежком зашли в жральный зал с намереньем вкусить очаровательных фирменных пельмешек. Ну и запить их как и полагается по-сибирски. Пельмени, ведь, блюдо сибирское. Стало быть без градуса не употребляются. Старожилы говорят, если пельмени без водки жрать – поперк горла встанут. И это в лучшем случае. В худшем – поперек жопы. И тогда край. В одно мгновенье не просрешься. А в тайге долго срать – смерть. Хули, морозы то невъебные, а ты тут голой жопой медведей смущаешь. Говно-то, если его быстро не выдавить, еще до выхода замерзает, а за ним и сральник коченеет с яйцами. Так и будешь до весны сидеть снежным королем. У нас-то не Сибирь, конечно. И не тайга. Но пельмень поперек жопы в любых широтах мармеладкой за щекой не покажется. Поэтому мы со снежком исконный рецепт потребления не нарушали. Щедро сдабривали едомое питомым.

Сидим, мы, значит, чревоугодничаем, зал по тиху заполняется. И получается, что везде за столами уже под завязку, а за нашим со Снежком только нас двое. И тут в жральню вплывает пара уебанов. Одного ваще не помню, а второй колоритный весь такой. Тощий, волосатый, с козлиной бородой и хуйней такой в руках на трубу похожей, в которой всякие чертежи-ватманы носят. Тубус называется. И стоит эта жертва инжениринга, еблом крутит растерянно, места себе не находит ни хуя, а спросить можно ли подсесть за стол, видать, стесняется. Хули, интеллигент трезвый. Датые интеллигенты себя иначе ведут.

Ну, думаю, надо помочь убогому. Встаю и на весь зал ору: «Гсподин с тубусом, пожалуйте за наш столик». Тот не всосал поначалу, что к нему базар, глянул на свою трубу, на меня, потом руку к своей впалой груди приложил, мол, это вы меня? «Вас, - ору. -Не стесняйтесь. Присаживайтесь. И для тубуса вашего место найдется». Тот сказанное как-то по-своему понял. Собутыльника по плечу хлопнул, типа пошли, для тебя тоже делянка есть. А нам по хуй. У нас со Снежком приступ человеколюбия. И налетела на нас дурь. Не сговариваясь, мы решили быть высокоморальными и невъебно образованными.

- А что вы, господин с Тубусом, думаете о национальном самосознании?

- А что господин с Тубусом, скажет по поводу суждения об искусственности создания нашего языка…

- А как господин с Тубусом…

Короче, всякую хуйню несли, а того перло от такого внимания к своей персоне. И не фуфлило его даже то, что мы к нему не иначе, как Господин с тубусом обращаемся. А может потому, что мы ему водку наливали? Они, скромняги, взяли себе по 100 и по сосиске, а у нас графин не пустеет. А души наши щедрые, ну и льем по доброте природной. И Тубус спекся. Ебнулся бородатой рожей в пустую тарелку и не живет. На самом интересном месте, сука. Мы со Снежком только в раж входить стали. Поэтому дальше с мертвым тубосоносцем скучать не стали. Пошли на танцпол. Ну а там все как надо: муз барабанит, фонари сверкают, девки жопами крутят. Наш выход.

Как девок танцевали, перебирали, поили и крутили рассказывать не буду – все стандартно. Не о чем тут распиздячивать. Да и продолжение было модельным: у одной хата пустая, типа сама живет, так что маршрут нарисовался сам собой: кабак – ночник - малина. По приезду как всегда на кухню: колбаса – шоколад – водка - шампанское. И музон какой-то хрипит из старой магнитолы. Потом свет в приглушку и типа лирика. Так прет все нежно, что ни кто и не заметил, как по разные комнаты рассосались. Парами. Естественно, мальчик-девочка, мальчик-девочка. В другие пары мы не играем.

Полная атмосфера праздника! За стеной под снежком диван скрипит, Паганини о таких звуках и ритмах даже не мечтал. Я со своей стороны на полуторке в такт аккомпанирую. Еб-симфония – Вагнер со своим Полетом Валькирии нервно курит в стороне. А у нас крещендо. Все по нарастающей, нарастающей, нарастающей… Пока не заебались. Заебались – притихли. Моя уже в миноре. Нотный стан сложила и сопит ровнехонько мордой на плече. Скрипичный ключ на отдыхе. Отрубаюсь и я потиху. Хули, часов пять уже утра. За окном рассвет дрожит несмело, и сновидения все крепче захватывают моск. Мне хорошо, спокойно, я от реальности все дальше. Я в теплом море, и ласковый ветер облизывает мои плечи. Все крепче. Крепче. А потом совсем спятил, трясет меня уроганом и орет: «На хуй! На хуй, Блядь, отсюда!»

Я сразу и не въехал, что это меня снежок как-то не аккуратно будит. Отрыл глаза, бля, думаю, пиздец братану. Бледный. Волосы торчком. Глаза на выкате. И Орет. Все на хуй, да на хуй. Чисто белая горячка. Я так тихонько ему: «Снег, не кипиши. Поспим и свалим. Дремани чутка и все заебца будет». А он не отступает: «На хуй! В натуре, на хуй! Ебал я такие майсы».

Смотрю, не… Не белка ни хуя. В себе пацан. Делать нечего, оделся и попиздавали мы в предрассветную сырость пока бабы спят.
Идем. Молчим. Снег прямо весь в себя ушел. А я не могу, когда корешь в пришибе. «Че тебя косануло-то», интересуюсь.

- Да все заебись было, - отошел он наконец малек. - Попрыгали, уснули. Я отрубился плотно. И тут чувствую хуйня какая-то мне на грудак давит. И не просто давит, а топчется. Потом за нос схватила. Потом за уши, за волосы. И сквозь сон не рублю ни хуя. А потом глаза открываю а передо мной ебало детское и орет: «Папка. Папка приехал!».

Тут уж я Снегу совсем посочувствовал. Хата трехкомнатная оказалась и в одном из помещений малый дрых лет трех. Есть у него папка в натуре или нет – хуй его знает. Но от скачек-скрипов малый проснулся. И не заревел же - партизан. Тишины дождался и на Снега залез. Ну а дальше я уже рассказывал. Как представлю, что он на меня мог взгромоздиться – холодным потом обливаюсь. Со сна наспиртованного может ведь и совсем кукушку снести. Но Снег - молодца. Крепкий чел. А к бабам тем мы больше не ходили. И не звонили. Ну их на хуй с такими киндер-сюрпризами.

Да...После первого рассказа смеялась...после второго что-то как-то на хи-хи не потянуло...:)