You think for a moment that this is a good area to make camp and tent to your wounds, but you are suddenly overcome with sense of uneasiness. You conclude that resting in this area is not a good idea. Eschalon Book I | |
Пускать все на самотек — излюбленная тактика моего поведения. Когда мы с ней лежали на диване в зале, я думал о чем угодно, кроме моей роли здесь: как она жила все это время, какую чушь я несу, не обидится ли общая подруга и как они с ней, общаются ли еще, что она предпримет дальше. Было ощущение повтора, будто я уже лежал так с кем-то, но не на диване в зале, а на кровати в спальне, и от этого все казалось каким-то противно знакомым, предсказуемым и изученным. То, что я загадывал, могло произойти, а могло и не произойти — большой разницы нет, я бы не стал расстраиваться ни в одном из случаев. «А посмотри, небо какое!» Я выгнул шею по направлению к балкону; с низкого дивана из положения лежа всего и видно было, что кусок высокого неба над районом. И небесная гладь будто горела, покрываясь подпалинами, пузырясь и обугливаясь — там, на самой границе, на широком шлейфе между днем и ночью. Мы целовались. Как-то это очень логично произошло. А потом просто лежали обнявшись, с абсолютной пустотой в головах. По коридору затопала бабушка, и мы спешно отодвинулись друг от друга, делая вид, будто так оно всегда и было. «А дед-то, помнишь, с третьего этажа? жив еще.» Ага, видел. Он прошаркал по лестнице немногим раньше меня. А я опять застрял в подъезде, выломав перила и повиснув в пролете, уцепившись за двадцатисантиметровый отступ. Очень страшно, когда площадки сами собой меняют размеры, а ступеньки осыпаются под ногами прямо в пустоту, в пространство, которое тебе еще лететь и лететь. Поэтому судорожно сводит пальцы, схватившие первый неподвижный предмет в поле зрения, поэтому ноги отказываются слушаться, поэтому в груди ворочается ужас. А в той квартире наверху серо и уныло. Как бывает в чужом пустом доме, откуда уходишь каждое утро. Гулял среди шестиэтажных тополей и хрущевок чуть пониже, по выщербленным бетонным дорожкам и вздувшимся тротуарам. Здесь прошло мое детство. Звонила Света, долго с ней вспоминали номер UIN'а на оплату интернета. Я остался во всем виноват. Мы лежали в зарослях каких-то сорняков. Вокруг по-летнему быстро темнело, но небо еще оставалось светлым. Я близоруко щурился на курчавые облака, рукой пытаясь поймать летающую вокруг головы муху, если только это была муха, а не блик или пятнышко в моих глазах. Один раз почти проснулся, в этот момент я резко ослеп и перекатился на бок, бормоча что-то невразумительное, но зрение быстро восстановилось, и я пришел в сознание. Не знаю, правда, как это увязать с тем фактом, что наш отряд выдвинулся на позицию на юге. Мы пригнувшись пробежали по полю вдоль полуразрушенного каменного забора, за которым густо росли тополя и курсировали патрули. Здесь возникла небольшая заминка, потому что, куда бежать дальше, было непонятно. В итоге мы скопом нырнули в раскидистые кусты справа; эти кусты располагались как раз посреди недавно подстриженного поля, между забором и жилим строением. У кого-то из зарослей остались торчать ноги или головы; мы в панике перетасовывались, так как невдалеке был замечен вражеский элемент, но места было мало, и чьи-то другие ноги вырастали с обратной стороны кустов. Спасло нас, что интеллект у этих бойцов очень страдает: мы не только остались незамеченными, но и по-тихому схватили проходящего мимо офицера. Он оказался довольно высокого ранга. Непонятно только, что он делал тут без охраны и куда теперь его девать... |