Это было сотни лет назад.

Кожа на пальцах очень болела. Мы сдирали ее с тощих фаланг, оголяя серые неровные кости. Сумерки давно уже сменились рассветом, но мы все не могли остановиться; упивались криками своих изнемогающих жертв. Это был последний день нашей власти над миром.



На следующее утро нам было предписано начать новую жизнь, совсем не похожую на ту, к которой мы привыкли. Новая жизнь сулила нам неизменную доброжелательную улыбку при равнодушных взглядах. Нас обязали научиться носить маску душевного смирения на наших мизантропичных лицах, искаженных яростной жаждой убийства.

Кто они такие, чтоб нас менять? Закрасить оболочку можно, но суть останется прежней. Чтоб надломить ее, придется уничтожить нас физически. Всё оттого, что мы не можем жить иначе. Нас изгнали из света дней – мы будем действовать ночами, когда они теряют свою бдительность. Нам жизненно необходима их кровь, хотя мы не любим вкус крови. Нам просто нравится смотреть на растекающиеся лужи насыщенного красного цвета.

Всё что нам остаётся – рисовать себя с чистого листа, на котором чуть заметно проступили знаки исчерпавшей себя жизни, продавившиеся от нажима нашей сути.
В этот раз мы можем слепить себя на свой лад, вовсе не обязательно подчиняться людскому закону крови.

Нам не к чему быть чьими-то детьми, мы сами по себе, ведь внутри нас есть полный комплект идолов – бог, смерть и страх. Мы можем быть кем угодно в рамках своего звериного начала.

Истинным пацифистом станет лишь тот, кто был разрушителем и убийцей. Иначе никак не узнать, насколько отвратительными покажутся вопли, багровые жидкости и запах смерти. Любовь ко всему живому, внушаемая детям – это иллюзия, в которую их заставляют верить. Они и сами не знают, насколько остры их зубы и сильны руки.

Нас теперь мало, все перерисованные стали вами. Слепили себе новый мир, придумали иную вечность, но не смогли почему-то наделить её душой. Здесь пахнет прелостью. И даже городской ветер не способен рассеять безысходность вашего положения. Хотите быть чем-то другим. Возможно, вас просто не устраивает человеческое начало, а может прокляты или ущербны.
В любом случае, всё кажется не таким уж важным, когда речь заходит об убийстве. Отбирать чужую жизнь, чтоб убеждаться в существовании собственной – наша неизменная религия, ушедшая глубже в ваше подсознание – то о чем вы молчите, но то чего жаждет естество.


Смотрите же, я перед вами, я голоден и совсем без сил. Моё тело повержено ломкой по прошлому.. Жажда медленно выпивает меня до самого дна. Одна и та же мысль вертится в моей голове – пустота серебрится, отсутствие гипнотизирует сознание. Я побывал в тех местах, куда не залетали листья, убитые декабрём. Непроглядная тьма бесконечных тунеллей – ползал по трубам, осознавая шероховатость поверхности их стен, и понятия не имея о том, что они сплетены в кольцо. За вечность я успел много раз восхититься собой и еще больше - возненавидеть себя. И смерть моя близка уже, я ощущаю, что из нас двоих она самая живая. Я не выбираю путь подчинения людям – я выбираю путь подчинения смерти. Я так долго был ее властителем, что давно пора позволить себе слабость стать её заключенным..