***

Я иду по пыльному, пышащему зноем городу. В потном, судорожно сжатом кулаке - мобильник, в голове - пустота. В груди тяжело ворочается, видимо, капитально устраиваясь на ночлег огненноиглый еж. Или, скорее, целая семья ежей. Не знаю, как еще выразить то, что я чувствую.
Останавливаюсь в таком же, как и весь город, пыльном и душном сквере. Осторожно подношу к глазам зажатый в кулаке мобильник, боясь разжать ладонь и снова увидеть. Ее.
Смска. Долгожданная. После трех дней, ночей, суток, вечностей, прошедших со дня нашей ссоры. После тяжелого, давящего на мозг и душу молчания, безответных звонков, смсок, тишины в аське - одна единственная смска. Короткая и убойно емкая, не оставляющая никаких шансов:
"Прости... но я не вернусь..."
Буквы, складывающиеся в слова непримирения, в приговор, не подлежащий обжалованию - ранят, жгут, терзают даже сквозь давно потухший экран мобильного, сквозь до боли, до судороги сжатый кулак..
Разжать, разжать... сквозь стон, стиснув зубы, преодолев себя - разжать побелевшие пальцы, смаргивая странную соленую влагу, снова вчитаться - вдруг не понял, ошибся? Вдруг?..
Но нет. Перед глазами, уже ничего не различающими сквозь странную мутную пелену, словно въедаясь в мозг, разрывая его - буквы. Слова. Приговор. Окончательный и не подлежащий обжалованию. И только робкое - почему? Шепотом, едва ли вслух - и одновременно - пронзительным криком смертельно раненой души:
"По-че-му, господи?!!"
Отточенно-резкая, словно раскаленный клинок, вспышка боли. Под дых, перехватывая дыхание, заставляя упасть на колени, роняя на горячий асфальт бездушную коробочку, хранящую в себе эти безжалостные слова:
"Я. Не. Вернусь..."
Клинок вгрызается в тело, выше, левее, туда, где бьется - все еще упрямо бьется - сердце. Разрывая, раздирая когтями на части, заливая кровью все вокруг. Или - это только перед глазами кровавая пелена?
Мир уменьшается, скручивается, словно я смотрю на него сквозь диафрагму фотоаппарата. Шум города становиться все глуше, словно отодвигается. Откуда-то издалека доносится смутное:
- Эй, парень! Ты чего это? Перегрелся?
А чужие, ловкие пальцы обшаривают, освобождают от того, что когда-то казалось важным и нужным. В том, другом, далеком мире, который я уже не вижу сквозь заполнившую глазницы, мозг, душу темноту. Тяжелую и душную. И только ослепительно сияющие в этой темноте буквы гаснут - одна за одной, вспыхивая напоследок обжигающими молниями... взрывами... осколками памяти...
"Прости... но... я... не... вернусь..."
И губы, еще живые на мертвом уже теле в ответ:
- Прощай... и... прости...

"Вот, чёрт! Неужто - загнулся?"
Взгляд на подобранный с асфальта мобильник.
"Вызвать скорую? Мож, откачают еще?"
Тело на асфальте дергается в последний раз и замирает распластанной, сбитой в полете птицей.
"Кажись, отмучился... чёрт! Чёрт! Вот влип! Чёрррт! Валить отсюда! Срочно! Пока никто не видел!"
И уже на ходу, засовывая часы, потертый бумажник, цепку с подвеской-зодиаком в карман, взгляд на экран чужого мобильника.
Смска. Короткая и емкая. И, сквозь зубы, оглянувшись на замершее на асфальте тело:
"Вот, сссука!"
Короткая, быстрая пробежка по кнопкам, нажать на отправку - и на том конце, изведшаяся в ожидании ответа девчонка вздрагивает, едва не роняя судорожно зажатый с утра в кулачке мобильник. Подхватывает, а пальцы сами нажимают - "прочитать сообщение".
Смска. Короткая и емкая. Отточенно-резкая. Как удар:
"Сука ты! Убила парня..."