Часть первая. Мегре.

1. Сердце забилось
Мегре чувствовал себя неважно. Осень ломала погоду, сердце побаливало, голова - тоже, и утром профессор Перен рекомендовал ему подольше оставаться в постели. Из одного лишь чувства противления комиссар встал — суставы в коленях хрустнули, — включил радиоприемник, послушал: «…прошедшей ночью в предгорных районах нашего департамента прошли продолжительные ливни… дороги во многих местах размыты, перекрыты обвалами и оползнями… семь населенных пунктов остались без электричества. Общий материальный ущерб по подсчетам соответствующих органов достигает пятидесяти двух миллионов франков…» После новостей запел бархатный Дасен. Выключив приемник, Мегре прокашлялся, на непослушных ногах подошел к окну, выходившему на север, стал смотреть.
Парк…
В нем он знал каждую дорожку, каждую скамейку, не говоря уж о статуях греческих богинь, насмотренных им до блеска. За парком поднимался сосновый лес, гревший взгляд комиссара, потому что он заслонял ограду...
«Почему она, вовсе не видная из этого окна, гнетет меня, почему я всегда чувствую ее сердцем? — задумался он, потирая ноющее сердце. — Потому что я отгорожен ею от супруги?..
Нет, не из-за этого… Мадам Мегре звонит постоянно, да и скоро приедет на пару дней.
Потому что я не могу, как обычно в пятницу, сходить в кафе на улице Соваж и посидеть там в одиночестве, вспоминая Флор? Да нет, наверное, нет…
Может, мне не хватает работы, от которой меня упрятали за этой оградой?
Да, черт побери! И полно себя обманывать.
Тебе, дивизионный комиссар Мегре, не хватает твоей работы, тебе не хватает преступлений. Тебе не хватает преступников, потерпевших и подозреваемых.
Тебе не хватает свидетельств, улик и признаний, тебе не хватает эксгумаций и баллистических экспертиз. Вот что тебе не хватает, господин Мегре!
Да, Мегре… Неужели ты — всего лишь комиссар полиции, ловец жуликов и убийц? И больше никто? Почему твои мысли, твое тело принадлежат только сыску? Почему тебе чужды живопись, музыка, путешествия, природа? Почему, наконец, ты всю жизнь, постоянно влюбляясь, прожил с одной единственной женщиной?.. Потому что так полицейскому, окопавшемуся в тебе, легче работать, думать, раскрывать?..
Да. Он, этот полицейский, отсек от тебя все, что мешало ему работать. Чтобы стать кем-нибудь, кем-нибудь успешным — успешным врачом, успешным юристом, успешным полицейским, наконец, — знает он, — надо от многого отречься.
Мегре вспомнил своего инспектора, толстяка Торранса.
Шумного Торранса с неистребимой его жадностью к жизни и деловой хваткой, которые сделали его владельцем частного сыскного агентства, весьма солидного. Как он приезжал к Мегре на огромном красном «Крайслере», всегда с красивой женщиной на заднем сидении! Он умел жить этот Торранс…

Мегре обернулся к зеркалу, висевшему на стене, стал рассматривать лицо, фигуру, волосы, взъерошенные после сна. Смотрел он долго, и с какого-то момента ему стало казаться, что перед ним вовсе не дивизионный комиссар полиции Мегре, которого даже в ночной рубашке и домашних тапочках со смешными помпончиками, тапочках от мадам Мегре, признает каждый ажан, уголовник и репортер, а совсем другой человек. Другой человек, который неизвестно зачем обратился в комиссара полиции.
— Интересно, кем был этот человек? — подошел он ближе к зеркалу, не отрывая взгляда от своего лица. — Инженером с чертежами в голове? Нет, не похоже. Честолюбивым художником? Ну конечно! Артистом, звездой Большого театра Акс-ле-Терм ? Чушь. Смешным бухгалтером с кожаными накладками на локтях?.. Да, скорее всего, бухгалтером. Бухгалтером, прилежно вычислявшим сальдо, дебеты и кредиты, бухгалтером, считавшим себя Шерлоком Холмсом инвентаризаций и Пинкертоном внезапных ревизий.
Настроение Мегре поднялось. «А неплохую карьеру этот тип сделал, — улыбался он, вернувшись к окну. — Из бухгалтера крохотной фирмы по производству… по производству кондомов — вышел в дивизионные комиссары, стал всемирно известным сыщиком. И время ведь еще не вышло… Я еще поработаю, что бы там не говорил профессор Перен. «Вы должны стать просто человеком с обычным образом жизни, обычными привычками и интересами, вы должны, понять, что комиссар Мегре оккупировал ваш мозг, ваше тело, это он привел вас к инфаркту, и готов вести к следующему»… Да он просто завидует моей известности… И боится, что я… Однако, что это?!»
Мысли Мегре пресеклись. Из леса выбежал человек, несомненно, весьма взволнованный. Всмотревшись, комиссар узнал в нем Люку из 34-го номера. Собственно, бегущего к дому человека лет сорока, худощавого, с виноватой непреходящей улыбкой, слабо освещавшей лицо, звали господином Луи де Мааром. Это Мегре, тоскуя по коллегам, назвал инспектором Люкой привязавшегося к нему человека. Увидев комиссара в окне, Люка призывно замахал рукой, когда Мегре в ответ помахал своей, принялся жестами изображать нечто продолговатое и расположенное горизонтально.
Сердце Мегре забилось, как у бегуна на старте — он понял: в лесу нашлось то, чего ему так не доставало в этой безукоризненно дезинфицированной чертовой дыре - обнаружен потерпевший, может быть, даже покойник. Спешно накинув поверх ночной рубашки парадный халат с позументами и золотым шитьем — подарок мадам Мегре к последнему юбилею, он прошел в гостиную и уселся там в кресло лицом к входной двери.

Комиссар не обманулся – влетевший вскоре Люка, возбужденно блестя глазами, рассказал следующее:
— После обеда я, как обычно, пошел в лес прогуляться. И в самой глуши, ну, там, за дубами, метрах в десяти от тропы, увидел ворох хвороста, которого два дня назад определенно не было. Он высился как надгробие, как маленькая египетская пирамида, и меня потянуло посмотреть, нет ли чего под ним. Я подошел, откинул хворост ногой и увидел труп…
Люка замолк — в гостиную вошел худощавый человек лет пятидесяти в белом халате, пахшем крахмальной стерильностью, докторской шапочке с крохотным красным крестиком, светлых брюках, из-под которых выглядывали черные, до блеска начищенные полуботинки. Это был профессор Перен, глава клиники. В его черных глубоко посаженных глазах виделся любопытный ум, недюжинное упорство, готовность сострадать, боль, когда-то перенесенную, еще что-то. В данный момент в этом букете царствовал триумвират растерянности, раздражения и антипатии к неопределенности.
— Вижу, вы уже знаете, что случилось, — сказал профессор, остановившись посереди комнаты.
— Да, Люка доложил мне, господин Перен. Полагаю, надо звонить в полицию, — улыбнулся Мегре, вспомнив нескладного Перена из «Невезучих».
— Я звонил только что, — неровный от волнения голос профессора вызвал бы у любой ножовки родственные чувства. — Мне сказали, что вчерашний ливень вызвал в горах сход семи оползней и многочисленные обвалы, и проехать к нам, в лучшем случае, можно будет лишь дня через три, когда дорогу расчистят с помощью тяжелой техники и подрывных работ…
— У них есть полицейские вертолеты… — глянув в зеркало, Мегре испытал желание самому себе подмигнуть.
Перен достал из кармана серебряную коробочку, извлек из нее крохотную белую пилюлю, проглотил. Спрятав коробочку, сказал.
— Я говорил об этом прокурору. Он ответил, что погода нелетная… И что у нас есть бригадный комиссар Мегре, — черные глаза профессора вдавились в глаза комиссара.
Далеко в горах громыхнуло.
— В таком случае, бригадному комиссару Мегре нужны фотограф и понятые.
— Они ждут вас в фойе первого этажа, — простер руку в сторону двери профессор. — Прошу вас, комиссар!
— Подождите меня там, — направился Мегре к плательному шкафу.
Через десять минут он спустился. На нем был черный плащ — в каждом кармане по трубке, — черный же котелок и сапоги. В санатории все это — свой новый crime investigation kit, он надел в первый раз.
....
Продолжение по заявке.

Часть вторая. Пуаро.
Часть третья. Жеглов.