Приехали боссы из-за моря, объясняют, что ножом и бритвой можно пораниться, у принтеров есть острые углы, а кофе горячий и можно обжечся.
Представьте, фифочку в Лондоне. Она обжигает пальчики кофе и консилиум решает, что делать - нафиг уволить или или дать 10 000 за моральный ущерб.

БЕГ В ЗОЛОТОМ ТУМАНЕ
Сергей опустил Федю на поросшую травой высокую обочину тропы, облокотился об него и, отдышавшись, начал рассказ:
“Однажды, сдавал я технику безопасности заместителю начальника экспедиции Едешко. Этот человек, это надо видеть, мало чем отличался от гориллы, разве был не таким волосатым и ростом много повыше. А так - губы клювом, глаза, веки - горилльи, гориллья походка и рост под два метра. Еще рассказывали, что не одна баба сбегала от его немыслимых размеров члена. На пьяных междусобойчиках он, говорят, показывал фокус: втискивал его в граненый стакан, размахивался и разбивал тару вдребезги об дверной косяк!”
- Погоди, Серый, с фокусами! Похоже, этот летун опять не дышит!
- Давай, посмотрим, - вздохнул Сергей и, вынув из моего нагрудного кармана осколок зеркала, поднес его к носу Феди. - Нет, дышит еще! - довольно равнодушно констатировал он через минуту. - Смотри, как лошадь надышал. Пошли, что ли? По дороге дорасскажу.
Побрызгав в сторону, он помог взвалить Федю мне на плечи и заговорил:
“Так вот, на все вопросы я ответил, все было нормально, пока не дошел до последнего вопроса, а именно, до способов искусственного дыхания.
- Способ изо рта в рот, - говорю, - наиболее эффективный...
- А что при этом делать надо? - масляно улыбаясь и заглядывая в мои глаза, спрашивает Едешко.
- Ну, это просто! - отвечаю я, улыбнувшись легкому вопросу. - Надо бережно положить пострадавшего на спину и вдыхать воздух ему в рот, через чистенький носовой платочек желательно. И дышать в него, пока не очнется или не посинеет от безвременно наступившей смерти.
- Врешь! Не правильно! Помрет он! Точно, помрет! Давай, двоечник, на мне попробуй, - радостно закричал Едешко и лег на кушетку трупом, горилла чертова, глаза закатил, как в морге, губы только страстью трепещут. Члены комиссии в предвкушении незабываемого зрелища “Старший геолог Кивелиди оживляет травмированную гориллу” со своих мест привстали, подталкивать меня к нему стали.
- Ну, нет! Я жить хочу, а ему земля пусть будет пухом, - воскликнул я и в легкой панике к двери бросился.
- Нос, нос пострадавшему зажимать надо! - сразу ожив, закричал мне в след Едешко. - На всю жизнь теперь запомнишь! И я запомнил. До сих пор его трепещущие губищи перед глазами стоят, ко мне тянутся...