Многие из знакомых моих и друзей умерли, некоторые пока живы, но путь их – в безвестность. Я против таких путей. Когда-нибудь люди, вслед за Николаем Федоровичем Федоровым, придут к убеждению, что всех когда-либо живших людей необходимо воскресить, чтобы человечество было живо не на какую-то часть, а всецело живо. И тогда мои строчки пригодятся.
НАТАША ЧИПРУНОВА
Не помню ясно, как все получилось. Кажется, шел к Сергею Сапову, закадычному другу и однокурснику, и на него наткнулся. С ним была девушка. Ее звали Наташа-фиалочка, то есть училась на филологическом факультете. Мы проводили ее до дома, пошли к магазину за бутылкой.
- Слушай, Сережа, симпатичная у тебя девушка, — сказал я. — Можно я в нее влюблюсь?
- Мне будет тяжело с ней расстаться, ты же видел, как она хороша.
- У тебя же Ольга?
- Ольга – это навсегда, это будни, это жизнь. А Натали – летняя ночь, без нее мне станет зябко. Уже зябко.
- Зябко? Но ведь это можно исправить?
- Ты думаешь?
- Уверен.
Мы зашли в магазин, купили хорошего портвейна, попили его под цветущей акацией. Давая телефон Натальи, Сергей сказал:
- Ни черта у тебя не получится, ибо она virgo sapiens.
- Я буду на нее просто смотреть!
У нас ничего не получилось. Ее красивое личико завораживало, я немел. Однажды она послала меня к Женьке Козлову, учившемуся курсом ниже, чтобы я сказал ему, что она его любит.
Как-то мы встретились в Москве, Наташа рассказала про резню в Душанбе, как полумертвая шла домой и упала в обморок, увидев, что оставляет следы крови. Город был залит ею.
Долгое время Наташа работала в официальной российской газете, получала медаль от Путина. Выудив ее в Инете, я позвонил, мы коротко поговорили. Когда она сказала: Тебе что-нибудь надо? – я положил трубку.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
РЯГУЗОВА.
Ее звали Шурой. На лекции доктора Ф., безотчетно грызшего ногти, она сидела на первой парте. Увидев однажды, что лектор удрученно рассматривает пальцы со сплошь обкусанными ногтями, сняла босоножку и, протянув к кафедре ногу, сказала матерински:
- Можешь мои погрызть!
Это было в Таджикском Государственном университете на лекции по минералогии где-то в начале шестидесятых.
Незамужняя Рягузова жила в квартире напротив, и я ходил к ней смотреть чемпионаты мира по хоккею – родители не разрешали мне просиживать у телевизора да двух ночи, потому что в гостиной, где он стоял, спала сестренка, а двух телевизоров тогда никто не имел.
Рягузова, смотрела все матчи, даже аутсайдерские, и вела в блокноте карандашные записи, отмечая, кто и на какой минуте забил. Иногда, — очень редко, — открыв дверь на мой звонок, она говорила, что сегодня хоккея не будет, и за широкой ее спиной я видел мужчину из мастеровых.
(следующие причины принуждают человека обкусывать ногти: хроническое эмоциональное напряжение, состояние разбалансировки гармоничного телесного и чувственного развития. У «грызунов» при клиническом обследовании выявляется существование неосознанного, так называемого, внутреннего психического конфликта. При его не удачном разрешении в кризисные периоды происходит нарушения их аффективного (чувственного) равновесия. Кроме того, эти эмоциональные переживания приводят к сложности в адаптации к новым внешним условиям. Образно говоря, воссоздаётся ситуация, связанная с его прошлым, его историей психологического развития, которая мешает жить ему в настоящем, когда «ДУША ССОРИТЬСЯ С ТЕЛОМ, НАПАДАЕТ НА НЕГО И ГРЫЗЁТ»).
ИСКАНДЕР ТАИРОВ
На первом курсе, на учебной геологической практике я проигрался в очко в пух и прах. Даже плавки на мне принадлежали Сашке Таирову, разбитному парню и сыну начальника Памирской геологоразведочной экспедиции. Однако я нашел выход из положения, потому что сам был начальником. Начальником Таирова. Играли мы в горах, в нижнем левом углу той самой площади, которую мой отряд должен был покрыть глазомерной топографической съемкой.
- Или ты возвращаешь мне все, или мы до вечера будем тянуть рулетку вон на ту гору, - сказал я подчиненному. - И, само собой разумеется, летально опоздаем на ужин.
- Так съемку все равно надо делать? - недоверчиво посмотрел Таиров.
- Мы сделаем ее без тебя. Тем более, с тобой мы только дурью маемся.
- По рукам! - расцвел Таиров. - Тем более, я мухлевал. Смотри, как это делается.
Через полторы минуты я приобрел навыки, поднявшие меня на уровень шулера средней руки. Таиров радовался моим успехам как ребенок.
ФЕДЯ СЕВЕНАРД
Федя Севенард поспорил с Сашкой Таировым, что съест в один присест десяток сырых картошек. И съел. Но смешно было не то, как он это делал. Смешно было то, что Таиров заставил Федю выпить выигрыш - бутылку забористого портвейна - до последней капли и в один присест. Потом весь лагерь смеялся до упада: нескладный и несмелый Севенард, слова не умевший сказать твердым голосом, побил своего врага (к нему его отвел Таиров), потом признался в любви Томке Сорокиной (к ней его привел Таиров) и, в завершении всего, сделал строгий выговор начальнику лагеря, весившему раз в десять больше. Начальник, выпроводив Таирова вон, принял выговор с пониманием - отец Феди, построивший не одну ГЭС (а потом и питерскую плотину), был коротко знаком с Брежневым.
Через несколько лет Искандер Таиров погиб в маршруте.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
ВИЙ
(Из баек Делирии Тременс)
Студент Хома Брут, философ, закончив очередной курс, направился с друзьями по домам после основательной дружеской попойки. Ехали на перекладных электричках, после последней, глубокой ночью постучались в первый попавшийся дом поночевать. Хозяйкой представилась красавица; она позволила, но в разных комнатах, чтоб спать не мешали – в рюкзачках нежданных гостей звякала посуда, полная воспламеняющейся в желудках жидкости. Перед сном друзья посидели на завалинке, покурили и разошлись по трем сторонам. Хому хозяйка повела первым. Зайдя в комнату, тот повернулся к дверям, чтоб попрощаться с хозяйкой и рядом с ней увидел ее же, но старше лет на сто, то есть форменную ведьму.
- Мля, вот допился! Двоится уже с доплеровским эффектом! – сокрушился Хома и рухнул в услужливо придвинувшуюся кровать.
Через час крепкого сна, он проснулся, услышав заливистый девичий смех.
Открыв глаза, увидел ведьму. Она, вся в старческих пятнах, была в белой шелковой короткой рубашке, в стрингах и балетных пачках. Позади нее корчила рожи хозяйка-красавица, голая и вызывающе белокожая.
Хома залился горючими слезами:
- Белочку схлопотал!.. В расцвете юношеских сил!
Вспоминая (лечащий врач говорил), что больные белой горячкой мгновенно впадают в гнев, выхватил из-под подушки верную свою бейсбольную биту и поломал привидевшуюся парочку в пух и прах. После чего остыл, порылся в рюкзачке, раскопал в прокисшем белье четвертушку, водоворотом перелил ее в горло и тут же забылся мертвым сном.
Очнулся он в пятом часу утра. Вспомнил все, поплакав с отчаяния, ринулся в Киев, в лечебницу, бывшую ЛТП – может, еще не поздно, может, вылечат?!
В Киеве ему не повезло – все лечебницы оказались платными, за студенческую стипендию на врача можно было лишь в замочную скважину глянуть. Ну, взял беленькой на оставшиеся деньги и в общагу побрел, чтобы, значит, жизни себя лишить путем приема в организм смертельной этиловой дозы. И только он стакан опорожнил, только умирать улегся, как в комнатку его два мужика два на два вместе с ректором вломились и молвили коротко и строго, чтоб собирался студент немедля в дальнюю дорогу.
- Не, никуда не поеду, пьян-с вусмерть,- сказал Хома, в потолок троившийся обреченно уставившись.
- Поедешь, - легким движением накаченной руки поставил его стоймя один из мужиков, самый здоровый.
- Хорошо, - согласился понятливый Хома, слегка протрезвев. - Только скажите, куда и зачем.
- Дочка нашего хозяина давеча померла, и папашу своего просила, чтобы некий Хома Брут, семинарист, отпел ее три раза.
- А что мне за это будет? – поинтересовался Хома, сообразив, что есть приоритет накоцать бабок на лечебницу.
- Думаю, десять штук хозяин даст.
- Пошли, - сказал Брут, рюкзачок за спину отправив.
