Могу лишь сказать... что писала на одном дыхании... максимально постаралась описать то чувство... которое... возможно... он сам чувствует... )))

Гитара – моя жизнь! Только благодаря нескольким движениям по струнам этого инструмента моя жизнь переворачивается, становится другой,.. более живой. Достаточно закрыть глаза, взять гитару, медиатор в руки, как мозг очищается, а душа наполняется красками.
Как любят выражаться большинство философов и психологов, что существует некий духовный мир у любого человека. У кого-то он полон, а у кого-то пуст. А у меня он наполняется, живёт только благодаря звукам гитары. Ничто в жизни не сыграло более важной роли, чем моя гитара. Кажется, что я начал жить, когда заиграл на гитаре. Банально, конечно, но в этом весь я. Как только я взял медиатор в руку, как только дотронулся им до струн, я понял, что больше жить без гитары не смогу. Это мой наркотик, от него нет лекарств, и моей силы воли недостаточно, чтобы избавиться от этой зависимости. Ведь я и не хочу избавляться – мне нравится.

Мы снимали клип, второй в нашей карьере. Песня была динамичная, такая же кричащая, как и её название. Песня о многом, а одновременно, и ни о чём.
Я обожаю своего брата за то, что он меня понимает, а я его. Когда он мне показал текст песни, я тут же взял гитару. Через полчаса на свет родился хит. Я ухватил мелодию тут же. Мы даже текст не меняли. Когда я кивнул брату, что мелодия готова, он запел. Слова на родном языке казались до боли знакомыми, но такими чужими. Ни я, ни брат не понимали слов, мы лишь моги уловить определённую интонацию. Именно по этим звукам и отзвукам мы понимаем, подходит ли мелодия к словам. В тот вечер мы просидели до трёх утра. Я играл, а он пел. Никто не посмел нас трогать. Мы бы и не послушали никого.
Для брата эта песня стала на некоторое время смыслом, не жизни, конечно, но чем-то важным. Он никому не хвалился, что написал такую песню, у нас нет такой привычки. Он просто был рад, что эта песня появилась, сам факт её существования радовал.
На съёмках клипа на эту песню мы были понурые. Лично меня не совсем устроил сценарий, но я не смел перечить. Мне дали другую гитару, не мою. Я смотрел на режиссера очень долго, говоря, что я привёз свою, что хочу играть лишь на своей. Режиссер ничего не сказал. Вместо него ко мне подошёл Дэвид, спокойно сказал: «Так нужно» - и ушёл. Мы снимали клип, даже не старались особо, ведь нам надо было дурачиться. В конце съёмок режиссер рассказал дальнейшие действия, и меня бросило в дрожь. Ведь мне нужно было сломать гитару.
Я смотрел на инструмент, мне было его жаль. Ведь я играл на нём, я жил его музыкой. А сейчас от меня требуют уничтожить источник моих душевных красок. Заиграла фонограмма. Стало сразу как-то не по себе. И... я разозлился. Сломал гитару.
После этого случая я стараюсь не брать в руки чужие гитары. Своя мне дороже.

Плавное движение медиатора по струнам. Какое-то новое сочетание звуков. Это интересно.
Я люблю иногда сидеть так просто и наигрывать что-то, сам не понимая что. Иногда гитара преподносит мне сюрприз: она просто перестаёт слушаться. Я стараюсь наиграть даже известные мелодии, думая, что сейчас услышу знакомые звуки, а вместо мелодии слышаться лишь непонятные отзвуки. В такие моменты в душе нет красок, душевный мир заполняет тьма, густая, непросветная. Именно в такие минуты я думаю о безысходности, о чём-то мрачном, таком же, как и моя душа. Именно так родилась моя любимая песня.
Вообще, я не люблю, когда меня наперебой хвалят, а такое бывает часто. Да, я знаю, мня можно считать профессиональным гитаристом. Но я познал отнюдь не всё мастерство в этом деле. И песни я пишу лишь по случаю. Лишь тогда, когда у меня изнутри рвутся слова наружу. Так и с этой песней.
Я сидел на подоконнике в отеле. Ухмылялся тому, что меня в который раз хвалили за столь блестящую игру на гитаре. Мне было горько, я многое ненавижу. Ненавижу свой имидж. Из меня делают ловеласа, коим я не являюсь. Ненавижу вечные похвалы. Георг играет не хуже меня, а все лавры достаются мне. Меня это напрягает и раздражает. А ещё я ненавижу всё это: отели, стадионы, людей. Мне порядком это приелось. Поначалу это всё радовало. Мы стали знамениты, у нас вышел альбом, мы вышли на мировой уровень. А затем, в один миг, всё стало жутко приторно. Я люблю сладкое, но не в таких количествах.
Сидя на подоконнике, смотря на город в неоновых огнях, я понял, что обречён. У меня нет будущего! Да, я буду богат и знаменит... некоторое время, а что потом? Что ждёт меня потом, после группы? Никто не знает, и я не знаю. Да и, пожалуй, знать не хочу.
Когда я взглянул вниз, на бесконечную вереницу машин, на людей, спешащих хорошо провести этот вечер и ночь, меня одолела дикая тоска. Тоска по детству. Я понял, что вязну в трясине времени. Чем я становлюсь старше, тем я обречённей. И нет выхода, есть лишь звуки гитары.
Я слез с подоконника, вытащил из чехла гитару, достал медиатор и обратно залез на подоконник. Последующие часа два я ничего вокруг себя не видел. Посмотрев на небо, я лишь слегка провёл медиатором по струнам. Тёплая мелодия раздалась в комнате. Я повторил жест, вслед за ним понеслась та же мелодия. Так продолжилось несколько минут. Мелодия была довольно неприметная, тёплая, но в то же время, я явно ощущал в воздухе запах полыни. Неопределённая горечь растеклась в теле, вместо привычных ярких красок. Эта мелодия не побуждала во мне свет, скорее наоборот, я видел нечто тёмно, мрачное, непонятное. Лишь одно слово вырвалось из губ – Schwarz. Я играл, не мог остановиться, мелодия меня поглотила. Так я и провёл у окна два часа, не задумываясь о времени. А потом, я поддался усталости, и лёг спать.

Я стою на дороге. Поворачиваю голову, чтобы взглянуть, куда ведёт меня мой путь. Но впереди лишь тьма, тогда как сзади меня свет. Я иду от света к мраку. Я стою на перепутье и мне необходимо выбрать, куда же идти. Но я отчётливо понимаю, что назад я не пойду. Сзади моё прошлое, довольно светлое, радостное и счастливое. А впереди – будущее. И признаться, мне страшно, ведь я стою здесь один. И вдруг, мою ладонь сжимает чья-то тёплая рука. Я поворачиваю голову и вижу родного брата. Он улыбается мне, как бы говоря: «Не бойся, мы пойдём вместе». Мне уже не страшно. Мы по-прежнему держались за руки... и только мы хотели сделать шаг, как ноги буквально приросли к земле, не давая сделать этот злосчастный шаг.
Так мы и стоим, долго, ждём помощи, поддержки, и лишь неизведанная тьма манит нас, зовёт и ждёт, когда же мы пойдём, когда же мы вступим в этот мрак, и ждет, когда же мрак нас поглотит.

Я проснулся тогда в холодном поту. Внутри меня била дрожь. Я встал и пошёл к окну. Город, который день назад блистал неоновыми красками, сейчас казался совсем простым. Я подошёл к сумке и взял оттуда тетрадь и карандаш. Моей зацепкой был лишь сон и столь простое слово – Schwarz. И я начал писать. Не могу сказать, как долго у меня заняло это времени, но к концу моего сочинения, ноги у меня затекли, потому что я подмял их под себя, и солнце уже довольно высоко стояло.
В тот же день я показал брату текст новой песни и рассказал сон. Он ничего не сказал, не нужно было, я и так всё понял. Вечером, вернувшись в свой номер, я опять сел на подоконник, взяв перед этим гитару. Спустя час в дверь постучали. Вошёл брат, странно посмотрел на меня, в руке был листок с текстом песни. Он подошёл к подоконнику, сел на пол и сказал: «Спой мне, Том». Я посмотрел на него, медиатор в моей руке дрогнул, ухом я уловил знакомую мелодию. На душе стало пасмурно, никаких красок, лишь чёрный. Я начал петь. Голос мой и игра гитары раздавались в ушах странным сплетением. Но оно было чётким, гармонировало. Песня – это маленькая жизнь. Столь простая мелодия и мой низкий голос породили эту жизнь. Но, как и все другие, она закончилась несколькими аккордами моей гитары. Я посмотрел на Билла. Он по-прежнему сидел на полу, притянув ноги к горлу. Я понял, зачем он попросил меня спеть. Он смог бы спеть эту песню и сам, но ему было важно прочувствовать мой голос, мою игру. Спустя пару минут я опять заиграл, только на сей раз пел Билл. И он уловил интонацию, настроение этой песни. А потом я лишь играл одну мелодию, без слов.
Мы показали песню ребятам, им показалось, что музыка не подходит к словам, но Билл настоял. Спустя месяц после написания песни, мы решили её записать. Брат пел с чувством, он пел так, как будто сам её написал. Я не могу сказать, что записали мы её так же, как играл и пел её я, но результат меня устроил.

- А как называется песня? – Спросил Дэвид после записи.
Я посмотрел в стену и сказал:
- Schwarz.
Никто ничего не сказал, лишь брат улыбнулся мне.

Я не могу сказать, что песня изменила меня. Я понял, что игра на гитаре может принести в мою душу не только яркие краски, но и нечто мрачное. Я всё равно буду уверен в своём тёмном будущем. Но я осознал, что смогу прожить его с частичкой света. А свет этот будет у меня в душе, ведь я никогда не брошу игру на гитаре.
Я уверен!

Top'sятина... (BS)