О похоронах своих я мечтаю, как о свадьбе. Без «скорее бы», но с надеждой, что это будет когда-нибудь именно так.

Я думаю о том, сколько людей расстроится, узнав, что я умерло. Я думаю, боясь называть имена, кто кому позвонит в Рязани, кто будет писать письмо в рассылку, подбирая дурацкие слова. Кто выйдет под дождь в Хельсинки, кто закурит в Москве, кто замолчит в Астрахани, кто напишет СМС в Питер и в Томск.

От чего еще в муравейнике моих друзей может наступить такая тишина, как от мягкого, нежного, полного тихой энергии слова «умер»?

Я думаю о том, как много людей вспомнят, кого они любят, о чем они мечтают и что не хотят потерять.

На похоронах моих никто не будет думать обо мне. Разве для этого похороны? Люди будут смотреть друг на друга, такие разные, будут разговаривать друг с другом, с тем, с кем не могли поговорить раньше, с кем поссорились много лет назад. У людей, не знавших друг друга, считавших друг друга понаслышке дураками, будет повод стоять рядом и любить друг друга. Они поймут, что все они похожи, потому что у каждого из них было я.

Мне интересно, кто первый скажет, что на моей могиле не должно быть пластмассовых цветов и гранитной плиты? Кто перекопает гору моих дисков и подберет музыку для похорон? Кто перечитает мой дневник? Кто выберет фотографии из моих альбомов? Кто от растерянности начнет говорить глупости, и кто первым отведет глаза?

Как обидно было бы умереть в войну, умереть в толпе. Умирать хорошо, когда все живут, неожиданно и несвоевременно, чтобы смерть имела смысл. Я не верю, что умру бестолково и незаметно.

Похороны дают право на кич, на чудесное совершенство, на завершенность. Моя жизнь кончилась бы честно и просто, как хорошие крепкие книги, безо всяких сюрпризов, без прощальных подножек. Никаких страшный тайн не раскрылось бы после моей смерти, что мне скрывать, кроме одного DVD с порнографией?

Моя смерть показала бы всем мою жизнь в разрезе, и все бы увидели, что внутри она точно такая, какой казалась снаружи, или даже еще лучше.

Я думаю, что похороны лучше свадеб тем, что на них никто не сомневается и никто не завидует. Никто не умирает по залету, никто не покупает себе смерть за деньги и в смерти никому не везет больше, чем остальным.

Рассказываю обо всем этом одному журналисту, и он говорит: «попытка преодолеть чувство отделенности». И если он прав, то, что же, – это единственный способ?