Романическая эпопея "Гитара на площади" с треском продолжается
Предупреждение: всё так же накрахмалено, светло и сахарно + то чему даже у меня нет слов
IV
Летом ночи не приходят неожиданно, сначала наступает темнеющее марево вечера, затем небо исподволь окрашивается ночной синью и, наконец, проглотив алеющий закат, царственно расстилается беспроглядная темнота.
Эта ночь пришла так же, но было в ней что-то внезапное, словно хотела застать врасплох и без того обескураженную Морису. Во всём доме уже час, как царила полная тишина, коридоры были темны и пусты. Настало время идти.
Комната Жюз была совсем рядом, сестра не спала, что подтвердило слабенькое пламя только что зажёгшейся свечи.
- Мори, как хорошо что ты пришла! – Жюз затащила сестру в комнату и порывисто обняла. - Сегодня у нас точно всё получился!
Возбуждённая улыбка светилась на её личике, и сама она заметно ожила к ночи.
- Что получится, Жюз?
- То, что не выходит у меня одной вот уже две ночи – мы доберёмся до Рясового Озера, и своими глазами увидим, что за секреты там у нашего Таркеша.
- Ты с ума сошла, Жюзи! Зачем это тебе? – Сердце предательски заколотилось, но, то ли от безрассудства сестры, то ли при упоминании этого имени.
- А то тебе самой не интересно, Мори? – Хитрые голубые глазки, казалось, видели насквозь.
- Но с чего ты вообще взяла, что он будет там?
- Надо быть внимательней, милая, ты не помнишь, как старый цыган говорил, что Таркешу после заката, во что бы то ни стало надо быть у озера?
- Он как-то по-другому сказал…
- Не важно! – Оборвала Жюз. - Мне стало интересно, я не могла найти себе места и, наконец, решилась. Ночью, одевшись, вылезла в сад через окно. Мне не было страшно, только очень любопытно, но когда я добежала до рощи, за которой дорога к озеру, меня сковало ужасом. Я уже начала себя проклинать за то, что пошла, но вдруг мимо меня пронеслись галопом два всадника, я только рассмотрела у одного из них гитару за спиной, и они скрылись в роще. Уверена, это был Таркеш!
- О, Боже мой, скажи, что ты не пошла за ними?
- Конечно нет, он же был не один! Вернулась домой и до самого утра промучилась в догадках. За то на следующую ночь, я решила пойти обходной тропинкой у овражка, вышла раньше почти с самым закатом, на свой страх и риск, но опять не дошла – шагах в пятидесяти от озера споткнулась и провалилась в какую то лужу! – На лице Жюз отразилось разочарование и отвращение одновременно. – Я потеряла ботинок, и посмотри, что стало с одеждой! – Она вытащила из-под кровати узел грязной серо-чёрной ткани.
- Это меньшее, что могло с тобой произойти в ночном лесу, Жюз! – Мориса была просто поражена неизвестной авантюрной стороной своей сестры, кровь в ужасе застывала, но взгляд всё чаще обращался к окну, в котором виднелась ночь и витиеватая дорога в рощу. Сердце кольнула иголка соблазна.
- Да, сестрёнка, но мои жертвы были не напрасны, - голубые глаза одержимо и гордо загорелись. – Пусть я и не дошла, не увидела его, но… За то услышала! Мориса, он пел! Все два часа, которые я пыталась там привести себя в порядок и отыскать ботинок, цыган беспрерывно пел. И это было прекрасно, Мориса!
- Может, он пел своей невесте, ты об этом подумала?
- Нет, я уверена он был там один!
- Откуда ты знаешь, ты даже не видела…
- Знаю, но сегодня, сестрёнка, у нас будет возможность убедиться в этом самим…
Мориса молчала, она знала, к чему клонит Жози, знала и то, что это опасно, неприлично и плохо, но сердце билось тоской и волнением, и то, что горело внутри его, уже всё кажется, решило.
- Я пойду с тобой!
- Мори, спасибо! – Жюз взволнованно обняла Морису. - Я знала, что ты меня поймёшь!
- Пропадёшь без меня…
- Это да… Знаешь, мне сначала казалось, что ты плохо к нему относишься, поэтому и не сказала… Но теперь вижу… Ах, не важно! Пошли скорей!

Глаза быстро привыкли к беспроглядной тьме, и уже различали не только тёмные силуэты дороги и рощи, но и отдельные камни, кусты и деревья. И впрямь было достаточно волнительно, но совершенно не страшно. Рука сестры в руке, и каблуки бесшумно поднимающие невидимую пыль при беге. Вокруг ни души, и только прохладный ветер, чистое ночное небо с мерцающими звёздами и пьянящее, необъяснимое чувство обретённой свободы.
Даже роща, издали казавшаяся пугающе грозной, радушно приняла в своих тёмных кронах, только изредка девочек заставляли вздрогнуть звуки сломавшейся веточки или прошелестевшей листвы, но они успокаивали себя тем, что хищники вроде волков и медведей в этой роще не могли водиться.
Чем ближе они подходили к озеру, тем гуще становился воздух, тянуло влагой и прохладой, а лёгкий ветер уже доносил обрывки песен и звуков гитары.
- Мы близко, - прошептала Жюз. – Надо забраться туда, откуда будет виден берег. Пошли вон в те кусты, похоже, там есть подъём.
И они прошмыгнули в кусты, шумя и царапая руки, пробрались ближе. Берег отсюда действительно был виден, но вот цыгана на нём уже не было. Гитара одиноко лежала недалеко у воды. Мориса зажала рот, хотевшей что-то сказать сестре, и сама почти перестала дышать. Что-то было не так.
Странный ледяной ветер пробежался по ногам и исчез. Вдруг появилось нестерпимое ощущение чужого взгляда на своей спине. На лбу и губе выступила испарина, Жозефина бесшумно сглотнула, её тело тоже нервно сжалось в предчувствии. Где то дальше в роще хрустнула крупная ветка, и что-то весомое шлёпнулось сверху Морисе на плечо. Она вздрогнула, Жюз посмотрела в её сторону, и глаза в ужасе распахнулись. Этот крик не сдержала даже ладонь Морисабель, истошное:
- Паууууууууууук! – разнеслось по всему озеру, и обе сестры в паническом ужасе бросились из кустов к берегу.
У самого спасительного края, неизвестная сила остановила Морису, развернула и легко щёлкнула по плечу.
Дыхание, раз-два. Здравый смысл начал возвращаться и чуть не потерялся опять, потому что этой самой «неизвестной силой», держащей её за талию спиной к себе оказался цыган, что следовало и из счастливого выдоха Жозефины:
- Таркеш!
- Узнали? – цыган улыбнулся, убирая руку с талии Морисы. – И я вас, вот стоял и всё думал, кто же выгонит вас из этих кустов! – Он уже откровенно смеялся. – Оказался, старый добрый паукан.
Девочки тоже подхватили его заразительный смех в два голоса, то ли сказывалось нервное потрясение, то ли осознали всю глупость ситуации, но все трое громко и весело смеялись почти до слёз. Первым перестал Таркеш. Он как-то сразу посерьёзнел, и, сложив руки на груди, сурово посмотрел сначала на одну, потом на другую:
- Если я скажу, что ночной лес – это не место для прогулок двух юных красавиц, вы не удивитесь, так ведь?
Мориса, опустила глаза под этим испытывающим взглядом, а Жюз покачала головой.
- Что же делать? – цыган вздохнул и подобрал гитару. – Одни вы домой не пойдёте... – Перебрал струны. - Утром вас не поведёшь…
Пальцы ещё раз пробежались по струнам:
- Может за час до рассвета и можно будет уйти, - он взглянул на чёрноё звёздное небо, вдохнул, сел на траву и обратил свой взор на сестрёнок. – Присаживайтесь, дамы, - кивнул на небольшое расстеленное покрывало. - У нас почти вся ночь впереди.
Девочки послушно сели, Жюз обняла Морису, чтоб было теплей, сжала её холодную руку и обратилась к перебирающему струны цыгану:
- Мы с Мори, конечно не против, но ты так говоришь, как будто не сможешь раньше рассвета отсюда уйти.
- Правильно, не смогу… - мелодия стала грустней, как и улыбка цыгана.
- Но почему? - Мориса подалась вперёд, ей, отчего то, было очень важно услышать ответ на этот вопрос.
- Считайте это одной глупой цыганской традицией, - слова прозвучали непринуждённо, но взгляд обеспокоено скользил по чёрной водной глади, мелодия уже окончательно сложилась в мотив, напоминающий колыбельную. – Весь месяц, каждую ночь я здесь, как на посту с гитарой и песней, пою один небольшой долг своего народа, как до меня пели, и после меня будут.
- Что бы это значило?
Он посмотрел в глаза Морисе:
- Не все традиции, как и легенды имеют смысл, особенно для тех, кто его забыл, - улыбка с подвохом. – Или не знал.
Мориса молчала, обдумывая его слова. Заговорила Жозефина:
- Таркеш, а ты знаешь какую-нибудь красивую легенду?
- Как раз одну собирался рассказать, только она скорее страшная, нежели красивая, и долгая.
Остановив игру, он стянул с себя куртку, и отдал девочкам. Хоть она и не была достаточно велика, но кое-как вдвоём они под ней всё же поместились.
- Устраивайтесь поудобней, красавицы, - гитара вновь зазвучала, негромко, красиво, вторя ветру, тихим волнам и сверчкам. - Ибо речь пойдёт о богах, таких старых, что сама земля их еле помнит, и таких скромных, что почти никто о них ничего не знает. – Ирония сквозила в его словах, но глаза горели так, что сложно было понять, где именно она начинается. - Так и вы, наверное, ничего не слышали о злом боге ночи, которого рассветным мечом проткнул бог света и дня, и, что в тот миг из его чёрного сердца расплескалась грязная ядовитая кровь по всей земле.
Самые мелкие капельки попадали на людей и кровь их тут же отравлялась злобой, ненавистью и жадностью. Большие капли были настолько велики, что, впитываясь в почву, превращали плодородные земли в бескрайние пустыни, иссушали океаны. И вот, когда уже почти вся кровь вылилась из его сердца, то стали капать на землю последние самые чёрные капли – и что не капля, то страшное проклятие поражало место, в которое падала. Точное число последних капель не знал и сам светлый бог, поэтому он из избрал из людей один род, одарил его такой тягой к воле, такой что не могли они на одном месте усидеть. Разделил его на большие семьи, и отправил искать проклятые места. Много-много лет служили цыгане этому делу, не замечая, как быстро проносится мимо них оседлая жизнь. Находили они посеянное зло и уничтожали, а те проклятья, что не рассеивались - охраняли.
У нашего рода, - под струнный перебор продолжал цыган, - семнадцать капель, и кочуем мы от одной к другой, исправляя старое зло…
- Какая страшная легенда. – Жозефина поёжилась, и осмотрелась по сторонам, кусты и трава теперь мерещились чёрными щупальцами, тянущимися к живым тёплым телам, и, будто чьи-то маленькие злые глазки мелькнули в темноте рощи и пропали. Бр.
- А это правда? – Морисе тоже было не по себе, но любопытство превышало.
- Легенда? – Брови цыгана удивлённо приподнялись.
- Нет, семнадцать проклятий, которые стережёт ваш табор.
- Милая Морисабель всегда зрит прямо в корень? – вопрос прозвучал утверждением, так и не дав однозначного ответа.
Цыган поднялся с земли, звонко ударил по струнам и запел на своём незнакомом, но страстном и красивом языке, жгучую песню, пританцовывая ногами в такт. Тут же вскочила и Жозефина, выводя руками и плечами то плавные, то резкие линии не хуже любой цыганки. Ах, плясать, так плясать! Распустив тёмные волосы, пустилась в танец и Мориса.
Ночь пролетела, и возвращались они домой бегом, пока солнце не надумало вставать. Цыган проводивший их до изгороди, был одарен двумя поцелуями и парой смущенных смешков. Мориса ложилась спать в волнении от сумасшедшей ночи, и пусть где-то что-то внутри не давало покоя, звеня о дурном предчувствии, его всё равно было не слышно под громким стуком влюблённого сердца.

V
Самая счастливая неделя летела на крыльях времени прочь, но казалось, что конца и края ей не будет. Улыбчивый черноглазый цыган заглядывал к ним теперь почти каждый день.
Негромкий соловьиный свист служил сигналом, и девочки под любым предлогом исчезали в тайной калитке в садике и пропадали с цыганом до самого заката. Катались на его резвом коне по степи, танцевали с цыганками под гитару, учили простые слова со сложным выговором, и пели вместе красивые песни. Жизнь была так ярка и упоительна, что до этого, казалось, они не жили.
Да и как можно было раньше жить, не зная на сердце этого всесжигающего чувства, когда на губах твоих расцветает улыбка, лишь при мысли о том, что он существует, тот твой единственный и неповторимый. Морисабель даже позволяла себе верить в то, что взгляд его глаз на неё всегда чуть дольше, что прикосновение к руке чуть нежнее, что песни его многие для неё. И в тайне, украдкой, она писала рифмованные строчки своих первых стихов, представляя, как их исполняет под гитару его голос.
Очередной стих, незаконченный, или не начатый, грустным непонятным четверостишием вывелся пером на бумаге, странный образ, но всё о нём.
- Мориса! – Звонкое восклицание заставило дрогнуть руку и на тетрадке образовалась клякса.
- Ну и ладно… - вздохнула Мориса, и захлопнула исписанные листы.
- Ты собралась?
- Да, Жюз, уже иду!
Сегодня они ехали в Перелесов ручей, там их ждали покупки и встреча с Таркешем.

День был выходной, час не особо ранний и от того более странно, что площадь, в эти дни как правило базарная, теперь была пуста.
- Слыхивал, я, что в ручье не всё ладно, но что бы так! – Возмущался дядюшка Марко, сопровождавший девочек в поездке. – Пойти, узнать надо, в чём дело. – Он скосился в сторону трактира. – Я мигом, далеко не ходите!
Девочки кивнули, а дядюшка скрылся за кособокой дверью.
- Не думаю, что он скоро, - скептически произнесла Мори.
- А я в этом уверен! – Раздался совсем рядом знакомый голос цыгана.
Видно улучив момент, когда сёстры окажутся одни, он подошёл ближе.
- Рынка нет, деревня словно вымерла. Что это такое?
Таркеш пожал плечами и облокотился на крепкую бревенчатую изгородь.
- Я здесь с самого утра, но меня все обходят стороной, не то что б разговаривать. А если в деревне начали косо смотреть на цыган, значит, что-то неладно. – Слова его прозвучали довольно обыденно, мол, обидно, но что теперь поделаешь. – Слышал кое что, но… Эй, Таль!
На окрик цыгана откликнулся усатый крестьянин, ведущий на верёвочке чёрную козу.
- А, Такреш, здравствуй, певчий! Давно к нам не заглядывал!
- Да, вот пришёл к вам на базар с гитарой, а тут ни торговли, ни народа…
- Эх, цыган, - Таль прищурился, и притянул свою козочку к себе поближе, - неладно в деревне теперь, дня три как окрест деревни нашли котов издохших, все до одного чёрные, со взрезанной шеей, а вчера и псов двух нашли! Как пить дать кто-то колдует, вот народ добро и попрятал, лишний раз сам не выходит! Поговаривают скоро коз чёрных со дворов уводить начнёт, вот я свою и берегу, - он заботливо потрепал стоящую рядом с ним скотину.
- Чёрные все говоришь? С шеей взрезанной… - На лбу цыгана пролегла глубокая беспокойная морщина. – Как давно началось?
- Первых кошаков дня три назад нашли, да кто знает, сколько они там провалялись. А ты среди своих ничего не слыхал, они о колдовстве может что знают?
Таркеш отрицательно мотнул головой, беспокойство сковало красивые черты его лица:
- Не слышал, Таль, но правильно делаешь, что бережёшься. Крепче двери закрывай.
- Уж постараюсь, - хмыкнул крестьянин и повернулся уходить. – Вам бы тоже поостеречься.
- Не пропадём.
Крестьянин кивнул в знак прощанья и пошёл своей дорогой.
- Здравствуй Гальба! – Девочки как одна обернулись в сторону куда махал рукой крестьянин, - Как здоровье? Как Ксана сегодня? – Спрашивал Таль в приоткрытую калитку той самой изгороди, рядом с которой, облокотившись, стоял цыган и сёстры.

- Как это ужасно! Кому нужно убивать несчастных животных?
- Может и нужно… - Неопределённо произнёс цыган, думая о чём-то своём. – Не надо было вам это слышать.
Жозефина обняла себя за плечи и поёжилась, она и правда предпочла бы этого не слышать.
- Он сказал, что это колдовство… - Морисабель попыталась поймать взгляд обеспокоенных чёрных глаз, но неудачно.
- Возможно… - Таркеш, отошёл на пару шагов, поправил гитару и откланялся перед девочками. – Простите, красавицы, сегодня прогулки не будет, загляну к вам завтра после полудня.
Он ушёл, не оставив и секунды для вопросов и возражений.