Это цитата сообщения Парашутов Оригинальное сообщение

ЖЗЛ (ВЕЛИКИЙ ТИЦИАН. БИОГРАФИЯ В КАРТИНАХ ЧАСТЬ 3)



Глава 15. Любовь земная и Любовь небесная. Виоланта

В один из вечеров на пороге мастерской Тициана показался Николо Аурелио, секретарь всесильного Совета Десяти, который готовил для дожа все важнейшие государственные бумаги и решения.
Гость долго рассказывал о своей любви к живописи и, наконец, после витиеватого вступления он перешел к сути дела, по которому явился.
Оказывается, Аурелио решил жениться на богатой молодой вдове, дочери одного из юристов, казненных недавно за пособничество врагу в осажденной Падуе.
Ситуация деликатная для него, видного государственного чиновника, и потому в качестве свадебного подарка он хотел бы заказать не портрет своей возлюбленной падуанки, а какую-нибудь аллегорическую картину, ярко повествующую о любви возвышенной, которая противостоит любви чувственной и низменной.

- Чтобы изобразить вашу аллегорию, к чему лишние подробности. Вполне достаточно привести сюда, в мастерскую, Виоланту, и пусть себе спокойно сидит одетая, как я скажу, или обнаженная, там будет видно. Погода стоит хорошая, вон какая жара!
- А она согласится? – спросил Николо Аурелио.
- Обещала. Да и работа не ждет.

Однажды на одной из вечеринок он познакомился с юной Виолантой, дочерью своего товарища художника Пальмы Старшего, и любовь задела и его. Увлечение было настолько велико, что стало бросаться в глаза окружающим. В городе вскоре говорили об этой истории и даже о намерении Тициана жениться. Их часто видели вместе, и Виоланта часами просиживала у него в мастерской, охотно позируя обретшему громкую известность художнику.

[показать]

Тициан Violante (La Bella Gatta) 1514 г. Вена

После ухода Николо Аурелио Тициан погрузился в раздумья над композицией с двумя юными женщинами, сидящими на краю мраморного бассейна, и не заметил, как открылась дверь, как послышались легкие шаги и шуршание платья. Она сдержала слово.
- Здравствуйте, дорогая!




Распахнув шкаф, Тициан достал оттуда платье из белого атласа, которое она надела поверх красной юбки. Улыбнувшись белозубой улыбкой, потребовала застегнуть ей сзади корсаж. От нее исходил тонкий аромат чистого белья. Поправив перед зеркалом прическу, она плавно прошлась маленькими шажками по комнате и уселась на скамью, сразу же найдя нужную позу.
- Я стучала, звала, - сказала она. - Признайтесь, не ждали меня?
- Нет, ждал, - ответил он, опомнившись после первого замешательства. - Хотелось вас видеть. Это радость для меня. Я все время один. Вот, сидите так, не двигайтесь!
Она следила за его движениями, взглядами и с кокетливо-безразличным видом пыталась угадать, что он рисует. Наконец догадалась: складки платья.
- Боже, какая грация, - бормотал Тициан в легком возбуждении и, мгновенно найдя точное место для обнаженной фигуры, сделал набросок от головы до ног.
Стояла удушливая жара.
Она поднялась, попросила расстегнуть ей корсаж на спине и сбросила на пол сначала платье, а потом и красную юбку. Казалось, она всем телом своим вдыхала воздух, всей кожей, чуть смуглой на покрытых легким пушком руках.
И еще казалось, что эта женщина никогда не знала одежды, так удивительно шла ей нагота. Тициан представлял ее себе в саду, под густой листвой, как она сбрасывает с плеч пурпурную шелковую накидку и смотрит на другую женщину - на себя же!
Виоланта молча смотрела на него.
- В этой сцене, при солнечном закате, перед женщинами у источника появляется Купидон. - бормотал он, поглощенный работой. - Коварная должна быть в платье: ее удел добро, но она творит зло; другой же, обнаженной, на роду написано вершить дурное, однако ее переполняют добрые чувства.
Она принялась обмахивать лицо.
- Пожалуйста, посидите спокойно, - попросил Тициан.
- Дышать нечем, - ответила она и зашла к нему за спину, чтобы посмотреть на работу.
- Послушайте, - продолжал он, - когда я работаю, мне нельзя отвлекаться, и, если вы будете двигаться и расхаживать, я собьюсь.
В ее наготе заключалась естественная и благородная простота, и Тициан уловил это благородство в вольной осанке, в линии тела, ног, покрытых пушком и оттого казавшихся светлее. Нежный розоватый тон разливался по ее округлым коленям, поднимался выше и делался голубоватым на бедрах.
- Мне нельзя отвлекаться... - тихо повторил он.

За что бы Тициан ни брался, мысли о Виоланте не давали ему покоя.
Вряд ли такое поведение младшего брата пришлось по вкусу Франческо, поскольку многие начатые холсты давно стояли повернутыми к стене в мастерской. Наконец, забеспокоились заказчики, в том числе и бедняга Аурелио, назначенный день свадьбы которого приближался, а заказанная картина была еще далека от завершения.

Хотя Аурелио наведывался чуть ли не каждый день, интересуясь ходом работы над заказанной картиной, Тициан не мог отказать обратившемуся к нему Доменико Бальби, венецианскому потомку старинного генуэзского рода, и довольно быстро, что необычно для него, написал «Мадонну с младенцем и святыми Екатериной, Домиником и донатором» (Реджо-Эмилия, частное собрание).

[показать]

Тициан Madonna and Child with Sts Catherine and Dominic and a Donor 1512-14 г.г. Fondazione Magnani Rocca, Mamiano

Картина была приобретена в 1952 году у наследников генуэзского рода Бальби профессором Римского университета Луиджи Маньяни. Сохранились копии картины, выполненные Бордоне, Пальмой Старшим и другими мастерами.

В конце концов, заказ для Аурелио был выполнен – это была картина «Любовь небесная и Любовь земная» (Рим, галерея Боргезе). Одна из них порождает возвышенные чувства, а другая возбуждает низменные, плотские желания. Любовь небесная или Venere pudica (Венера целомудренная), держащая высоко над головой плошку со священным огнем, пытается склонить Любовь земную к ответному чувству ее обожателя.

[показать]

Тициан Любовь земная и Любовь небесная 1514 г. Галерея Боргезе, Рим

В этой работе, как и в своих аллегорических poesie, Тициан показывает, насколько его живописные творения многозвучны. Все на картине завораживает взор: фигуры двух красавиц, молча сидящих у источника или саркофага с античным мраморным барельефом как напоминание об утратах, постигших невесту заказчика.
Вдали расстилается просторный пейзаж с золотистым небом и кристально чистым воздухом.
Произведение можно рассматривать как гимн женской красоте.
Напомню, что картина создавалась во время настойчивого ухаживания за юной Виолантой, которую Тициан изобразил в образе сидящей слева в голубом платье Любви земной.

[показать]

Тициан Любовь земная и Любовь небесная (фрагмент) 1514 г. Галерея Боргезе, Рим

Поскольку картина писалась по заказу влюбленного царедворца, знатока литературы и поклонника красоты, художнику пришлось нагрузить работу некоторыми атрибутами распространенной в ту пору символики.
Например, платье Любви земной подпоясано кушаком с пряжкой - эмблемой супружества, о котором также говорит венок из мирта на ее голове.
На парапете фонтана перед ней стоит чаша с драгоценными камнями, символизирующая полноту и благополучие семейной жизни.
Не случайны и два зайца, изображенных на дальнем плане слева, как признак будущей плодовитости, хотя уже было отмечено, что заказчик в летах и намного старше невесты.
Визави Любви земной является Любовь небесная, которая изображена обнаженной. Бросается в глаза, что обе светловолосые девы похожи, как сестры-двойняшки, и различие между ними совсем незначительное.
Например, на плечи Любви небесной накинута пунцовая накидка, резко контрастирующая со скромными тонами платья Любви земной. Тициан явно изобразил в ее лице ту же Виоланту, но все же решил пощадить отцовские чувства своего товарища и несколько изменил внешний облик возлюбленной, сделав ее постарше и, самое главное, слегка прикрыв накидкой откровенную наготу.

[показать]

Тициан Любовь земная и Любовь небесная (фрагмент) 1514 г. Галерея Боргезе, Рим

Как пишет Санудо, это немного успокоило отца Виоланты Пальму Старшего, но отношения между двумя художниками с тех пор оставляли желать лучшего.

Влюбленный Аурелио был настолько доволен работой молодого мастера, что попросил его дополнительно запечатлеть на картине свой герб, не раз повторяя, как знатен его род, ведущий происхождение чуть ли не от самого Марка Аврелия.

Однако, что-то помешало дальнейшему развитию бурно начавшейся любовной истории с Виалантой.
Возможно, тут сыграло роль недовольство отца девушки, считавшего, что его юная Виоланта годится в дочери потерявшему голову ухажеру. А может быть, и влюбленный Тициан сам осознал, что «желание не всегда есть любовь».
«Вы мне нравитесь, но не настолько, чтобы жениться на вас. Вы сами видели, что такое для меня живопись: она теперь и спит со мной! Я не создан для женитьбы, да и мы с вами не созданы друг для друга. Разве не так? Подобной красоты я никогда еще не встречал. Значит, придется вас сторожить. Потому что мои друзья, готовые позариться на ваши прелести, только и станут ждать, чтобы я на мгновение отвернулся. Сгорая от страсти увидеть вас обнаженной и целовать ваши ноги, они осыпят вас подарками - шелковые платья, кисея, ожерелья, серьги, дорогие камни...»

В память о днях безудержной страсти осталась еще великолепная «Флора» (Флоренция, Уффици), один из подлинных шедевров молодого Тициана. Как бы оправдывая свое имя богини Весны, девушка зажала в правой руке пучок первоцвета, а левой придерживает накидку, слегка обнажив грудь.

[показать]

Тициан Флора 1515-20 г.г. Галерея Уффицы, Флоренция

Образ Виоланты еще долго будет будоражить воображение Тициана.
Черты этой девушки узнаваемы в «Портрете молодой женщины» (Вена, Музей истории искусств), в «Саломее» (Рим, галерея Дориа Памфили) и в «Даме с зеркалом» (Париж, Лувр).

[показать]

Тициан Woman with a Mirror 1514 г. Лувр

[показать]

Тициан Profane Love (Vanity) 1515 г. Пинакотека, Мюнхен

Высказывается предположение, что в «Саломее» Тициан изобразил самого себя в образе Иоанна Крестителя, чью отрезанную голову держит на блюде красавица Саломея. Хотя, по другой версии, для Саломеи позировала другая натурщица, ведь у Тициана было немало женщин - натурщиц. Ему охотно позировали куртизанки, равно как и дамы из знатных венецианских домов, которым льстило быть запечатленными известным художником.
Насчет Саломеи есть такая история в прочитанных мной книгах.

[показать]

Тициан Саломея 1515 г. Galleria Doria Pamphili, Rome

- Знаете ли вы, что я закончил «Саломею»?
Броканелла (так, видимо, звали очередную натурщицу Тициана), когда позировала, казалась ангелом, а на самом деле - земная женщина со всеми причудами. Ей не сиделось на месте. Она оставляла поднос, разгуливала по мастерской, заглядывала во все углы, выдвигала ящики шкафов.
- Вы - огонь, Броканелла, посидите спокойно. На подносе, который у вас в руках, должна лежать голова Иоанна Крестителя, но я еще не знаю, какое у него лицо.
Тогда она поворачивается и говорит: Ваше, стариковское, мессер.
- Приятно слышать, Броканелла, что у меня лицо святого.
- Я сказала не святого, а стариковское. Вашей голове самое место на этом подносе.
- Разве могут, Броканелла, добрые, хорошие девочки так говорить?
А она на это: Я из вашего рисования поняла, что вы старик. Вам скоро уже на тот свет пора.
- Ничего плохого нет в том, чтобы предстать перед Господом, Броканелла. Но вы ошибаетесь. Именно старики по-настоящему смотрят на девиц, знают, как дотронуться до них, умеют приласкать, даже обнять. Кто помоложе, те витают в облаках и не способны по достоинству оценить истинную красоту. Только глядят на все. Перед вами скромный пример умудренности, Броканелла. Я был бы неправ, что-либо затеяв. Вы для меня всего лишь натура, а не живая женщина, источник наслаждений. Благодарю вас.

Глава 16. Соляной посредник. «Война» с Беллини. 1513 год

Через Аурелио Тициану пришло однажды лестное предложение поработать в Риме, которое он вынужден был отвергнуть.
Посол Якопо Тебальди вручил очередное приглашение своего герцога Альфонсо I д'Эсте посетить Феррару, что открывало перед Тицианом заманчивые перспективы.
Несмотря на все заманчивые предложения, Тициан не покинул Венецию.
Немаловажная роль в этом принадлежит его другу - гуманисту, литератору и дипломату Андреа Наваджеро. Как только разнеслась весть о приглашении из Рима, он первым поспешил к Тициану, чтобы удержать его от опрометчивого шага. Он рассказал художнику об атмосфере интриг, наушничества, подковерной борьбы и зависти, царящей при папском дворе.

[показать]

Андреа Морони. Портрет Андреа Наваджеро. 1560-е г.г. Фрагмент. Милан, галерея Брера

Увещевания друга и его советы подействовали на Тициана и побудили воспользоваться удобным случаем, чтобы напомнить о себе правителям Венецианской республики.
В письме художника от 31 мая 1513 года, которое является первым из всех дошедших до нас его писем, Тициан писал:
«С раннего детства я, Тициан из Кадора, задался целью овладеть искусством живописи, но не корысти ради, а только ради обретения славы, пусть даже самой малой, чтобы оказаться в сонме тех, кто в настоящее время занимается этой профессией. Мне удалось превзойти многих в этом деле, ибо только меня сейчас призывают к себе Его Святейшество и другие знатные особы с просьбой послужить им... Предлагая свои услуги в расписывании зала Большого совета, я готов тут же начать с написания большой картины битвы на стене, выходящей на площадь Сан-Марко. Работа эта настолько сложная, что покамест никто даже не дерзнул помыслить о ней».

В том же письме он просит предоставить ему при появившейся вакансии должность посредника по поставке соли (Senseria del sale) при Немецком подворье. Это чисто номинальная и традиционная для Венеции должность, занимаемая, как правило, художниками. Считалось, что разбираться в минералах, будь то соль или краски, - прерогатива живописцев. Но должность соляного посредника означала годовое жалованье в сто золотых дукатов, не облагаемых налогом, и вдобавок присвоение звания официального художника республики Святого Марка, в обязанности которого входило написание портрета каждого нового дожа для зала Большого совета. Это означало дополнительные 25 дукатов. Кроме того, казна оплачивала аренду мастерской, расходы на краски и содержание двух помощников.

Своим письмом Тициан закидывал удочку в будущее, поскольку титул официального художника уже давно принадлежал престарелому Беллини, который овдовел, потерял единственного сына и доживал свой век в полном одиночестве. В венецианских художественных кругах многие жили ожиданием и плохо скрываемой надеждой заполучить его выгодную и почетную должность, но патриарх цепко за нее держался и пресекал любые поползновения со стороны. Пользуясь высоким покровительством своего давнего друга, могущественного дожа Леонардо Лоредана, старик близко не подпускал никого, кто мог бы покуситься на его высокое положение.

Не без содействия все того же Аурелио уже 8 июня 1513 года на своем заседании Совет Десяти принимает предложение Тициана. Это была его большая победа - он проявил характер и доказал правителям Венецианской республики свою значимость художника и гражданина.
Вскоре ему удалось найти новое место для мастерской в оставшемся недостроенным дворце миланского правителя Франческо Сфорцы или, как его называют ныне, Доме герцога (Casa del Duca) на Большом канале, неподалеку от прежней тесной мастерской.
В новом просторном помещении был и застекленный потолок, широкие окна, выходящие на канал, и собственный причал. Все в нем, казалось, было создано для написания больших монументальных произведений, что отвечало дерзновенным планам на будущее молодого художника. Пришлось поломать голову над тем, как украсить и чем обставить огромную мастерскую.
Одному с этим не справиться, и Тициан решил нанять двух помощников.
Его выбор пал на смышленого Антонио Буксеи, знавшего толк в граверном деле, что было для Тициана крайне важно. Только избранный круг людей в состоянии иметь его живописные произведения, но благодаря гравюрам с готовых картин он сможет дать о себе знать куда большему числу любителей искусства, где бы они ни находились.
Вторым помощником он взял Лудовико Дзуана, которого недавно прогнал за какую-то провинность старик Беллини.

Относительно мастерской у Тициана были свои соображения, и ими он в одном из писем поделился с братом, когда тот находился в Пьеве. Нет, он вовсе не намеревается вести себя подобно падуанскому наставнику Скварчоне, который ничем не брезговал, собственноручно подписывая заведомо слабые работы учеников.
Из мастерской Тициана должны выходить только картины, написанные им самим. Дело же учеников - растирать краски, отмывать кисти раствором, набивать холсты на подрамники и набираться уму-разуму. Если потребуется повторение какой-либо из его картин, то можно будет привлечь и учеников, но и это должно выглядеть как авторская копия. Он останется верен своим взглядам. Вскоре к нему потянется молодежь, жаждущая освоить азы живописного мастерства. Работы для всех будет хватать с избытком.

По свидетельствам многих биографов, Тициан не был прирожденным педагогом. Без лишних объяснений он показывал ученикам, что и где надо дописать или подправить, и редко поручал ученикам самостоятельную работу. Далеко не все начинающие художники могли прижиться в его мастерской. Даже покладистый Веронезе, не говоря уж о задиристом и строптивом Тинторетто, вскоре покинули Тициана, хотя уже сам факт, что оба были учениками великого мастера, весьма благотворно сказался на их дальнейшей творческой судьбе.
Ему оставались верными до конца лишь двоюродный племянник Марко Вечеллио и понимающий мастера с полуслова преданный Джироламо Денте.
В богатейшем наследии Тициана, пожалуй, только на четырех или пяти картинах можно обнаружить руку учеников, когда ему приходилось обращаться к их помощи, чтобы выдержать сроки и успокоить заказчиков. В остальном же все творения были созданы им самим.

Однако радоваться Тициану пришлось недолго. Узнав о принятом решении властей, Беллини возмутился и пожаловался своему покровителю-дожу. Его поддержали некоторые художники из корпорации живописцев, считавшие Тициана выскочкой и наглецом, осмелившимся бессовестно просить должность соляного посредника при живом еще Джамбеллино. Разразился шумный скандал.
В новом году, который в Венеции по давней традиции начинался не первого января, а первого марта (видимо, в пику Риму), состав Совета Десяти полностью обновился и его прежнее решение было отменено.
Возмущению Тициана не было предела - в виде исключения ему оставили оплату аренды мастерской, но срезали средства на закупку красок и содержание двух помощников.
Сдаваться он не думал и продолжал бороться с недругами и завистниками, забрасывая Дворец дожей все новыми посланиями. Окончательная победа будет одержана им только весной 1517 года.

Глава 17. Отец Джермано и церковь во Фрари. Начало

К Тициану уже несколько раз наведывался настоятель францисканского монастыря и церкви Санта-Мария Глориоза деи Фрари отец Джермано ди Казале.
Франческо поставил кресло для гостя в центре мастерской и повернул для обозрения прислоненные к стене картины. Настоятель сел и долго присматривался к законченным работам и эскизам мастера.
Затем он поделился своими впечатлениями от росписей, которыми ему довелось недавно любоваться в падуанском монастыре Святого Антония.
После такого дипломатичного вступления монах наконец предложил художнику взяться за написание образа на тему Вознесения Богородицы для главного алтаря своей церкви.
Предложение было более чем заманчивым, поскольку францисканское братство считалось одним из самых богатых и влиятельных в городе. Но прежде чем дать окончательный ответ ласковому монаху, Тициан решил наведаться во Фрари, чтобы осмотреться на месте и все обдумать.

[показать]

Интерьер церкви

Величественный храм в готическом стиле не мог не поразить своими объемами, торжественной строгостью и благородной наготой. Тициана особенно живо заинтересовала перспектива по оси, которая открывается взору сразу же от входа в храм и из глубины через сводчатую мраморную арку монашеского хора и свод амвона ведет к главному алтарю в апсиде внушительных размеров. Казалось, что все это пространство как бы специально создано для передачи стремительности движения вверх, а воспринимаемые как единое целое алтарь, арка амвона и картина прекрасно структурируют огромное пространство храма.
И тут до его слуха донеслись бархатистые звуки органа - знать, об этом постарался хитрый монах Джермано для создания соответствующего настроения у художника.
Тициану в один миг представилась в общих чертах будущая алтарная картина небывалых размеров. Увидел он и то, как однажды она зазвучит в унисон с торжественными басами хорала или токкаты под величественными сводами храма.
Покинув церковь, он старался не растерять по дороге первое столь важное для него впечатление.

Глава 18. Батальная эпопея часть 1

Но имеет ли он право соглашаться на заказ во Фрари, если прежде всего нужно думать о батальной картине, обещанной для зала Большого совета?
Ведь благодаря содействию Аурелио и Наваджеро, только что избранного членом нового состава Совета Десяти, ему сохранена оплата аренды новой мастерской, к которой он уже прикипел сердцем.
Николо Аурелио распорядился о беспрепятственном допуске художника к конюшням в Кампальто, где содержались лучшие кони венецианской армии, и приказал старшему конюху Феличе Брагадину оказывать ему всемерную помощь. Переходя от одного денника к другому, Тициан просил вывести и показать на ходу то арабских-тонконогих скакунов черной масти с крупными зубами, то серо-коричневых, цвета львиной шерсти, то белых далматинских. Щелчками хлыста он вспугивал их, и тогда они взвивались на дыбы, или заставлял встать на колени. Потом увидел, как молодой конюх Орландо сдерживает храпящего от злости огненно-рыжего коня, попросил проскакать на нем верхом. Он быстро рисовал в своем альбоме. Потом и конюшни и лошади его утомили.

Устанавливая картон на мольберте, он уже знал, с чего начать «Битву», и достаточно было найти место для первого всадника выбитого из седла, чтобы построить всю композицию: с одной стороны императорские всадники в доспехах, в черных бархатных накидках, с другой - солдаты Кадоре в коротких красных одеждах, отразившие длинными копьями атаку противника, отбросив его за мост.

Картон с «Битвой при Кадоре» стоял па мольберте в хорошо освещенном месте. Тициану предстояло убедить Николо Аурелио в том, что эта работа всецело владела его мыслями, на самом же деле он успел пресытиться ею и глядел на нее отрешенно. В сцене битвы была какая-то ошибка, но обнаружить ее не удавалось, и он ломал себе голову.

По поводу батальной картины появилась новость, которую недавно принес Аурелио.
Оказывается, отныне всеми заказами работ для украшения зала Большого совета будет заниматься особая комиссия старейшин, возглавляемая самим дожем, а посему нужно теперь обращаться прямо к нему, минуя Совет Десяти.
Тициан не заставил себя долго ждать и принялся за очередное послание.
«Светлейший дож, - писал он, - я хочу, чтобы Вы лично увидели одну из моих картин, над которой я работаю вот уже почти два года. Пока никто еще не создавал столь сложных по исполнению полотен для зала Большого совета. Сегодня я обязуюсь завершить работу за свой счет. Мне не нужен никакой аванс, кроме десяти дукатов на краски и трех унций имеющегося в конторе по поставке соли при Немецком подворье ультрамарина, а также четырех дукатов в месяц одному из двух моих помощников. Работу второго я целиком оплачиваю из своего кармана. Прошу Вас также распорядиться, чтобы контора по поставке соли взяла на себя обязательство о выплате мне по завершении работы над картиной 400 дукатов, то есть ровно половины того, что запросил однажды за такую же работу Перуджино...»

Итак, Тициан вознамерился войти со своим искусством в святая святых республики Святого Марка - в парадный зал Большого совета, где сто именитых патрициев принимают важнейшие государственные решения.

Берясь за перо и сочиняя очередное послание влиятельным членам Совета Десяти, он не мог предположить, что вся эта история с написанием батальной картины обернется для него мукой.
Правительство Венеции в течение четверти века будет терзать Тициана вечными упреками за медлительность, угрожая применением суровых санкций. Результат окажется весьма плачевным, хотя Тициан никогда не узнает, что страшный пожар во Дворце дожей, случившийся ночью 20 декабря 1577 года, уничтожит вместе с другими его картинами и это вымученное творение.

Наконец, до Тициана дошли сведения, что правительственная комиссия двадцатью голосами «за» и четырьмя «против» приняла его предложение, но запрошенную сумму гонорара снизила до 300 дукатов.
Дело сделано, пора бы уж браться за картину. Но как тогда поступить со столь выгодным заказом для Фрари?
Жаль, что не с кем посоветоваться - брат уехал по делам в Пьеве, старина Пальма все еще дулся на него из-за Виоланты, а компанейский Лучани был в далеком Риме.
Весьма кстати подвернулся его давний приятель по мастерской Беллини - молодой художник из Феррары Джованни Баттиста Лутери по прозвищу Доссо Досси.

[показать]

Неизв.художник Портрет Доссо Досси

Доссо был моложе Тициана, но уже успел обрести имя в родном городе, где работал и его младший брат Баттиста. Вспомнив былое, Тициан отвел с ним душу. Ему нравился ироничный и веселый Доссо, порассказавший немало любопытного о феррарском правителе Альфонсо I д'Эсте, который не скупится, пополняя и без того свою богатую художественную коллекцию.
Уходя, приятель уговорил Тициана немного развеяться и прокатиться вместе до Феррары, тем более что докучливый посол герцога настолько расщедрился, что готов даже оплатить им проезд.

Глава 19. Феррара 1516 год

Выехали ранним утром 31 января 1516 года. День был солнечный, но морозный. Тициан взял в дорогу обоих своих помощников. Всю дорогу Доссо развлекал Тициана рассказами про своего взбалмошного герцога, удивлявшего в молодости странными выходками.

[показать]

Доссо Досси Alfonso d Este

Однажды утром он выскочил из дворца нагишом со шпагой в руке, изрядно напугав оторопевших горожан.
Дабы сын остепенился, правящий герцог Эрколе начал приобщать его к делам государства. Он же выбрал ему в жены Анну Сфорца, сестру одного из миланских князей. Но молодой повеса Альфонсо предпочитал хворой жене общение с наложницами, наградившими его французской болезнью.
После смерти жены и отца ему пришлось всерьез заняться делами своего небольшого герцогства, игравшего определенную роль в общем раскладе политических сил.
Чтобы его владения не прибрала к рукам алчная Венеция с ее ненасытным аппетитом на чужое добро или не в меру воинственный папский сынок Цезарь Борджиа, ему пришлось решиться на второй брак и по совету своей мудрой сестры Изабеллы д'Эсте взять в жены небезызвестную Лукрецию Борджиа, красавицу и умницу, успевшую дважды сменить мужей.

[показать]

Доссо Досси Lucrezia Borgia

Тициану был оказан радушный прием.
Работа в замке, в специально отведенном для него зале настолько увлекла Тициана, что ему удалось написать одно из своих выдающихся произведений «Динарий кесаря» (Дрезден, Картинная галерея).

[показать]

Тициан The Tribute Money 1516 г. Дрезден

Композиция картины предельно проста и лишена каких бы то ни было внешних эффектов. На ней изображены по пояс две фигуры - одна в центре, а другая как бы вторгается справа из-за рамы картины. Фарисей в посконном одеянии грубо наседает на Христа, с вызывающим видом протягивая Ему динарий. Христос, не касаясь монеты, спокойно и несколько отрешенно смотрит на подосланного врагами наглого притворщика, как бы говоря: «Почто вы Меня искушаете?» Ему ведомо все, и ответ Его краток: «Отдавайте кесарево кесарю, а Богово Богу».
У Тициана Сын Человеческий, погруженный в раздумья о существующем в мире зле, несправедливости и несовершенстве земной жизни, излучает своим прекрасным обликом спокойствие и внутреннюю силу. Представителем зла и царящей в мире несправедливости выступает фарисей с грубым горбоносым профилем, выпирающими надбровными дугами, упрямым лбом с залысинами и серьгой в ухе.

Много позднее Тициан вернется к этой теме и в письме королю Филиппу II от 28 октября 1568 года сообщит об отправке заказной картины «Динарий кесаря» (Лондон, Национальная галерея).

[показать]

Тициан Динарий кесаря 1568 г. Национальная галерея, Лондон

В римской Академии Сан-Лука находится копия картины «Динарий кесаря» несколько большего размера. Это дало повод ошибочно считать, что оригинал, хранящийся в Дрезденской галерее, был произвольно урезан справа, из-за чего видна только часть фигуры фарисея. Но именно в этой «урезанности» и заключен глубокий смысл тициановского творения. Два месяца пролетели быстро, и Тициан оставил Феррару, где удалось с толком поработать и получить новые выгодные заказы.

Материалы отсюда .

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...