Название: Песочные часы
Автор: DreamOfSpring
Пейринг: Улькиорра|Урахара
Рейтинг: G
Размер: драббл
Предупреждение: пейринг видели?XD. ООС.
Размещение: запрещено

Шиффер всегда любил песочные часы. Было в них что-то завораживающее. То, как падают песчинки на стеклянное дно, то, как время песчаной пылью отсчитывает мгновения. На часы он мог смотреть бесконечно долго, силясь постичь тайну их притягательности, но не находя ответа.
Что такое часы?
Для кого-то это сложный механизм, для кого-то аксессуар, а еще для кого-то предмет измерения времени. Кому-то часы помогают не опаздывать, а кому-то полезны в опытах. А Улькиорра видел в часах боль. Предмет иллюзорной власти. Он мог легко остановить часы, но не мог остановить время.
У него было много часов. Старинные, с маятником, современные цифровые, серебряные наручные, и множество других. А на столе – насмешка над временем, самый старый и завораживающий вариант. Изящные, а темно-зеленой подставке, хрупкие и безжалостные песочные часы.
Когда Улькиорра был в мире живых, эти часы всегда были бездейственны. Это часы одиночества и глухой тоски. И им не было места в тех мгновениях, когда Шиффер мог урвать взгляд, слово…
Урахара навсегда останется тем, с кем ассоциируются замершие песочные часы.
Когда Улькиорра возвращался в Лас Ночес, песочные часы начинали вращаться сами собой. Только оттого, что Шиффер начинал свою жестокую игру со временем, безуспешно пытаясь увидеть его, а не отсчитываемые им мгновения.
Он часами мог наблюдать за тонкой струйкой песка и думать, что все живущие – только песчинки в этих часах. И он, и Киске всего лишь песчинки. Вот только они с постоянно оказывались в разных половинках, пересекаясь лишь на мгновение. И кто-то невидимый, возможно, само время, вечно вращает эти часы, не позволяя им оказаться в одном резервуаре.
Песочные часы – часы одиночества и боли. У счастливых нет времени, чтобы наблюдать за бегом песчинок. А у Улькиорры предостаточно и времени, и меланхолии, для того, чтобы гипнотизировать часы.
И он будет жить песчинками, пока Айзен в очередной раз не отправит его в мир живых. Только тогда часы замрут на несколько мгновений.



Название: Спектр
Автор: DreamOfSpring
Пейринг: Бьякуя|Ишида
Рейтинг: G
Статус: закончен
Размещение: запрещено.


Белый.
Над кружкой поднимался легкий дымок. Если смотреть сквозь него, то очертания окружающих предметов немного выцветают – за исключением белоснежного хаори.
Стол – как невидимый барьер. Иногда они скрещивали взгляды, заполняли чужие зрачки до краев, пропускали ходы или жертвовали пешками. С холодной иронией забирали чужие мысли себе.
У Бьякуи есть почти все черные фигурки.
Ишида не жалел о потерянном – ведь это обмен. Собраны белые пешки, и холодная маска дает трещину. Почти незаметную – у виска.
Все началось случайно.

Красный.
Треснувшая ручка, немного глупый рисунок с кошками – но Урью любил эти чашки. Только в них душистый травяной чай раскрывает свой вкус полностью.
Бьякуя привык пить такой чай не из дешевых керамических чашек, а из древних глиняных чаш. Он неловко держит чашку, слишком легкую и непривычную.
От пара запотели стекла очков – и Ишида снял их. Неловко щурился, пытаясь поймать баланс. И увидил то, что не видел до этого – пальцы Кучики изрезаны острыми сколами керамики.
Белая кошка стала красной – только кончик хвоста остался светлым.
…Урью осторожно заклеил порезы пластырем – пусть гигай, но так было правильно. Услышал тихое «спасибо».

Оранжевый.
За окном стремительно темнело; в стеклянных стаканах и прямоугольниках очков полыхали осколки заката – рыжие, яркие.
Бьякуя протянул руку к окну – так естественно и просто, словно это тщательно обыгранный ритуал, никогда не меняющий декораций. Он ловил последние солнечные лучи, пытался задержать тепло хоть ненадолго.
Узкие лучи пробились сквозь легкие занавески– и Ишиде тоже захотелось застыть так, согреваясь последним теплом.
Урью и не заметил, как накрыл вторую ладонь Бьякуи своей.
Прощально улыбалось солнце.

Желтый.
Узкий диван – совсем, совсем не подходящее для аристократа ложе – но другого Ишида предложить не может. Бьякуя и не настаивал, говорил, что устал от аристократических правил.
Ишида думал, что мало кто видел Кучики таким – не спокойно-ледяным, а спокойно-домашним.
Бьякуя помогает расстелить простыню – веером ложатся складки, рвется старая ткань.
Мороз пробежал по коже, невероятно, но Урью точно видел – Бьякуя улыбнулся. Пусть самыми уголками губ, незаметно, но улыбнулся.
Он ушел в ванную – а Ишида спешно зашивает дыру. Желтые стежки поверх белой простыни – так нелепо, глупо.
Бьякуя снова улыбнулся.

Зеленый.
Это такая игра. Где можно говорить не о долге и чести, а о пустячных вещах, есть не изысканные блюда, а суши из кастрюли, разогревать воду не в чайнике, а в микроволновой печи.
Где можно смотреть чушь по телевизору, где нет кенсейкана и волосы у аристократа растрепаны, как у дворового мальчишки.
Только спиралью завитый шарф Бьякуя так и не снял.
Ни на что ни надеясь, шутки ради, Урью потянул за край шарфа – мнилось, что это тоже кусок холодной маски. Зеленое ничто, от которого не исходит ни тепла, ни радости.
Бьякуя – незнакомый, теплый взгляд – приподнял подбородок; тут же подошел страх – вдруг остановит, не позволит? Ишида инстинктивно приложил руку к его груди, слева.
Безмолвная просьба.
Под рукой равномерно пульсировало сердце.
Шарф с едва слышным шорохом упал на пол.

Голубой.
На улице смеялись ловцы мотыльков – спешили, бежали к едва загоревшимся фонарям. Чертили небо светлые крылья – а тени от них задевали лицо на излете.
В плечо ткнулся подбородок, а по спине пробежали мурашки. Прозрачное тепло чужого тела впиталось в кожу.
Неожиданно обострились чувства – и Ишида слишком ясно увидел незаметные узоры на крылышках мотыльков, отпечатки пальцев на стекле, детские улыбки, мягкие тени, обнявшие фонарь, и надпись голубым мелом на асфальте:
«Теперь на нашем корабле всегда будут фейверки и маскарады»
Тепло кружило голову сильнее, чем прикосновения. И Бьякуя чувствовал это – не касался, а лишь натягивал невидимую нить близости, пропуская ненужные дни.

Синий.
Ишида не знал, как это приятно – просыпаться перед рассветом. Спал он урывками: на полу, постелив одеяло.
Ночь медленно отступала, возвращая небу синий цвет – а Урью, до самого рассвета, почти не касаясь, водил раскрытой ладонью по лицу Бьякуи – как слепой, страждущий запомнить черты лица.

Фиолетовый.
…Почему-то Урью уверен, что его волосы пахнут мягкими фиалками.
Перед там как уйти, Бьякуя прерывисто обнимает его – и, словно испугавшись своей горячности, отпускает.
Волосы Кучики и правда пахли фиалками.
Случайностей не бывает.

+ 2 бессовестно маленьких виньетки, не имеющих даже названия, и объединненных общим пейрингом Гриммджоу/Ренджи.

Цинковые листы, выкрашенные в светлые краски, тянутся по всей Каракуре нескончаемой ребристой волной. После знойного дня от них так и тянет пылающим жаром.
Цинк легко бы обжег.
Глиняная черепица же приятно теплая. На ней удобно лежать, через паутину ресниц наблюдая за закатом.
-И какого черта ты наблюдаешь за этим?
Гриммджоу стоит в паре шагов, и тоже смотрит на слепящее солнце.
-Мне надоело смотреть на людей.
-Хах, а ты не только должен смотреть, а еще их защищать, Абарай. Хоть от того же меня.
Прохладные синие тени поглотили последние золотисто-рыжие пятна в воздухе.
-А зачем их защищать? Все равно они все уже неживые.
-Ты о чем? – Джаггерджаку непривычно видеть Ренджи таким задумчивым.
-Вокруг – сплошные манекены. С разными лицами, разными характерами. Где-то свободы воли больше, где-то меньше. Но все равно, голову на отсечение даю, девяносто процентов – муляжи, созданные кем-то. Чтобы нам жить было веселее. Людей-то все больше и больше становится. А откуда новым душам браться, а? Вот и получается, что только пустые оболочки.
Лица на улице – самые разные. Мужчины, женщины, дети, старики…
Иногда попадаются даже инвалиды: на костылях или колясках.
Все вроде правильно, но все равно, вокруг сплошные муляжи. Манекены с пустыми глазами, запрограммированные на несколько действий-алгоритмов.
Гриммджоу думает об Улькиорре.
Ренджи – о Бьякуе.
Глупо было доверяться им - столь разным и столь похожим. Оба обещали душевную близость и отказывали в физической, превозносили платоническую любовь, за льдом безразличных масок скрывая презрение.
И Гриммджоу, и Ренджи могут сказать, что новые души откуда-то берутся. Что их создает Король Общества Душ или кто-то еще…
Да только это не аргумент.
На улице Уруру разжигает фонарь, и его желтоватый свет разгоняет все тени, притягивая мотыльков.
-Не хочу об этом думать, - и Гриммджоу в каком-то яростном порыве подался вперед, кусая ледяные губы Абарая.
А Ренджи запрокинул голову назад, поддавшись так естественно, как будто все так и должно быть. Именно так, и никак иначе.
Ведь только так можно выдрать из своих мыслей, хоть и ненадолго, холодных и отчужденных объектов одержимости.


…Над прудом сновали ломкие стрекозы. Садясь на камни, давно поросшие мхом, они складывали яркие крылья, становясь похожими на диковинные цветы. Широкие листья папоротника, неожиданно проросшие на камнях, завивались спиралью. Пели красные птички, улетая в джунгли все дальше и дальше.
Ренджи погладил Забимару против шерсти. Шкурка такая теплая и живая. Под шкуркой – сердце и кости. Под шкуркой – душа.
-Знаешь, Ренджи, - открыв желтый глаз, трогательно произнес занпакто,- первые двести лет мы тебя боялись.
-А теперь привыкли? – Абараи улыбнулся и еще раз провел ладонью вдоль шерсти. Недовольно фыркнув, Забимару несильно укусил пальцы другой руки – предупреждая.
-А теперь мы боимся его, - смиренно ответила змеиная часть, со страхом глядя на белую пантеру, спящую в запутье лиан.